|
Итак, принцип отделения ценностей от интересов требует не только секуляризации политики в собственном смысле слова, но и ее деидеологизации*. Здесь мы сталкиваемся с тем внутренним противоречием политики, которое проявляется в столкновении двух критериев: критерия участия и критерия институционализации. Выше уже отмечалось, что активная политическая жизнь предполагает широкое и заинтересованное участие масс в политике. Это требует известного воодушевления, и воодушевление связано с ценностями, с верой в то, что в политике в самом деле решаются судьбоносные вопросы, от которых зависит наше будущее, будущее наших детей и даже, может быть, судьбы всего человечества. В предыдущей главе было показано, что если процессы расширения политического участия опережают процессы институционализации, регулирующие процесс участия и подчиняющие его нормам, то политика превращается в опасную стихию, в тот «праздник угнетенных», которым так восхищался В. И. Ленин, но который ближе пугачевской воле, чем конституционно-демократической свободе.
* Деидеологизация – требование отказа от идеологии как препятствия для рационально-прагматического поведения в политике, ориентированного на реальные интересы и проверяемые факты, а не на ценности и утопические прожекты. На самом деле концепция деидеологизации сама страдала утопизмом, ибо отказ от идеологии может быть только частично условным; чаще всего речь фактически идет об отказе от одной идеологии в пользу другой, вступающей в моду.
Получается, таким образом, что западная демократия решает политическую антиномию*: как избавить политику от излишнего давления ценностного фактора и в то же время сохранить достаточно высокий уровень политического воодушевления, необходимого для участия.
* Антиномия – столкновение двух противоречащих, но одинаково обоснованных суждений. Антиномии посягают на логический закон исключительного третьего (А либо не-А) и потому игнорируются педантичной рассудочностью. В то же время в них могут отражаться реальные противоречия человеческого бытия и сознания.
Эта антиномия проявляется не только на уровне масс, но и на уровне политической элиты. Лидеры и активисты, составляющие политическую элиту, должны являть собой яркие характеры. Демократия, лишенная ярких и принципиальных личностей, волевых лидеров, вдохновенных ораторов, может быстро выродиться в аморфное и всеядное образование, неспособное ни убеждать других, ни защитить себя в случае опасности. Поэтому принцип «ценностной нейтральности» имеет свои границы, которые порою трудно уловимы, но забвение которых грозит демократии вырождением. История античной демократии и история новейшей дает множество примеров этого.
К характерным чертам светской политической культуры, свободной от «избыточного» ценностного воодушевления, относится также эмпиризм*. В истории западноевропейской философии различают традицию английского (англо-американского) и континентального (в первую очередь французского) рационального дискурса. Об этом различии, применительно к политической жизни, остроумно писали французский мыслитель Густав Лебон и английский философ Бертран Рассел. Французы любят ставить вперед общие вопросы и за ними нередко упускают из виду практические «частности».
* Эмпиризм – установка на наблюдаемые факты, на чувственный опыт, а не на умозрительные концепции и поспешные обобщения.
Лебон приводит такой пример. В городе N прорвало канализационную трубу, в результате чего нечистоты просочились в водоемы и питьевая вода стала заразной. Что бы в этом случае сделали англичане? Городская община сложилась бы, наняла бригаду сантехников, и проблема решилась бы в короткий срок на эмпирическо-прикладном уровне. Но гуманитарно-революционный темперамент французов увлек их на другой путь. Через несколько дней в городской газете появился фельетон, высмеивающий безответственных отцов города, которым, по-видимому, безразличны интересы граждан. Вскорости поднятый прессой пропагандистский шум достиг столицы. Случаем в N заинтересовалась столичная пресса. Были подняты дебаты в Национальном собрании, заслушан отчет министра коммунального хозяйства. В ходе инициированного таким образом процесса сделали карьеру множество журналистов, получили новые голоса политики, заявили о себе новые народные трибуны. В результате через несколько месяцев «положительное решение» достигло города N и поломка была исправлена (жители в течение всего этого времени продолжали пить испорченную воду).
На этом примере видно, что процесс отделения интересов от ценностей не только снижает опасный разгул страстей в политике, но и повышает операциональностъ решений. Иными словами, доля тех решений, которые поддаются непосредственной технологической обработке и практическому внедрению, заметно повышается, а доля слишком общих, «нетехнологизируемых» решений снижается. Если эффективность политики (Эn) измерять формулой:
то станет ясно, что по мере вытеснения общих абстрактных деклараций конкретизированными эмпирическими предложениями эта эффективность растет, политика становится сферой применения прикладного технологического принципа.
Мы, таким образом, получаем два различных критерия эффективности политики. Если эффективность политики измерять по «гуманитарному критерию» – способностью вызывать воодушевление и массовый энтузиазм, – то придется признать, что принцип отделения ценностей от практических интересов снижает эффективность. Если же эффективность измерять по технологическому критерию – долей практически реализуемых решений в общем объеме деклараций и решений, – то указанный принцип резко повышает эффективность.
Принцип отделения ценностей от интересов может быть конкретизирован в социологическом отношении и указывать не только на ориентации политики, но и на ее социальную базу. Политика, ориентированная ценностным образом, как правило, наследует заветы великих мировых религий, неизменно сочувствующих слабым, обиженным и обездоленным. Ценностно ориентированная политика в целом отмечена союзом со слабыми, с низшим классом. Поскольку низший класс наименее удовлетворен «статус кво», то и политика, ориентирующаяся на его ожидания, тяготеет к радикализму. Вот почему современная западная либеральная идеология, питая отвращение к радикализму, склонна не сочувствовать потерпевшим, а вменять им в вину их социальное положение, связывая его с нерадивостью, неприспособленностью, нецивилизованностью. Либеральная идеология, предостерегая от излишнего ценностного воодушевления, проповедует ориентацию на средний класс – залог стабильности и сохранения «статут кво». В союзе с низшим классом мы получаем политику лихорадочного нетерпения и судорожных скачков; в союзе со средним классом – политику медленных обретений и конформистского здравомыслия.
Do'stlaringiz bilan baham: |
