Barthes. Mythologies p aris, Seuil,1957

беспо‑
рядок,
чтобы, когда появится настоящее бунтарство, 
его место в газетах было уже занято. Мину Друэ — ре-
бенок, страдающий от дурного обращения взрослых, 
одержимых страстью к поэтической роскоши; ее по-
хитили и заперли в тесных рамках конформизма, где 
свобода понимается не более как чудо. Так нищенка 
выставляет напоказ убогого малыша — а у самой весь 
тюфяк набит деньгами. Поплачем о судьбе Мину Друэ, 
потрепещем от ее поэзии — вот мы и отделались от 
Литературы.
ЭЛЕКТОРАЛЬНАЯ ФОТОГЕНИЯ
Предвыборные листовки некоторых кандидатов в 
депутаты украшаются их портретом. Тем самым пред-
полагается, что фотография обладает силой внушения, 
которую нам и следует проанализировать. Прежде 
всего, портрет кандидата создает личностную связь 
между ним и избирателями: кандидат представляет на 
231
I
. 
М
ифологии 
26 / 35

---

их суд не просто программу, он предлагает им особую 
телесную атмосферу, совокупность своих бытовых 
предпочтений, проявляющихся в чертах его лица, 
одежде, позе. Тем самым фотография стремится вос-
создать патерналистскую первооснову выборов, их 
«представительную» природу, нарушенную в резуль-
тате пропорциональной избирательной системы и 
господства политических партий (правые явно поль-
зуются этим средством чаще, чем левые). Поскольку 
же в фотографии эллиптически скрадывается язык и 
сгущается всяческая социальная «невыразимость», то 
она служит оружием антиинтеллектуализма, стремясь 
скрыть от глаз «политику» (то есть известный ряд 
проблем и решений) и выставить вместо нее некий 
«стиль бытия», социально-нравственный склад. Как 
известно, такая оппозиция занимает одно из важней-
ших мест в мифологии пужадизма (Пужад на телеви-
дении: «Посмотрите на меня: я такой же, как вы!»).
Итак, предвыборные фотопортреты суть прежде 
всего признание некоторой глубины, некоторой ирра-
циональной сферы, выходящей за рамки политики. 
В фотографии выражаются не намерения кандидата, 
а его побуждения — все те семейные, психические, 
даже эротические обстоятельства, весь тот стиль жиз-
ни, продуктом и привлекательным примером которого 
он является. Большинство наших кандидатов явно 
стараются продемонстрировать своими портретами 
устойчивость своего социального положения, свою 
видимую комфортную укорененность в семейных, 
юридических и религиозных нормах, свое прочное 
обладание такими буржуазными благами, как, напри-
мер, воскресная месса, ксенофобия, бифштекс с кар-
тошкой или анекдоты о рогоносцах, — одним словом, 
все то, что называется идеологией. В зрителе, естест-
венно, предполагается некоторое соучастие: предвы-
борная фотография — его зеркало, в ней он читает 
привычное и знакомое себе, в ней избирателю явлен 
его собственный образ, просветленный, идеализиро-
ванный, гордо возвышенный до типичности. Собствен-
но, именно такой подчеркнутостью и определяется 
232
Р
олан 
Б
арт. 
М
ифологии
27 / 35

---

фотогения: избиратель здесь одновременно изображен 
и героизирован, ему как бы предлагают отдать голос 
за себя самого, сделав депутатский мандат средством 
настоящего психического переноса; своему избранни-
ку он делегирует свою «породу».
Типы ее не слишком разнообразны. С одной сто-
роны, есть тип социальной устойчивости, респекта-
бельности — либо толстый и краснолицый («нацио-
нальные» списки)*
1
, либо бледно-утонченный (списки 
МРП)*
2
. Другой тип — интеллектуальный (здесь, ко-
нечно, имеются в виду «обозначенные» типы, а не 
данные в природе): у Национального объединения*
3
это интеллектуализм педантский, у коммунистическо-
го кандидата «проницательный». И в том и в другом 
случае иконография стремится обозначить собой не-
заурядное сочетание мысли и воли, рефлексии и дейст-
вия: из-под полуприкрытых век устремляется острый 
взор, как бы черпающий свою силу в возвышенных 
задушевных грезах, но постоянно обращенный на 
внешние препятствия, то есть образцовый кандидат 
великолепным образом соединяет в себе социалисти-
ческий идеализм и буржуазный эмпиризм. Наконец, 
последний тип — это просто тип «красивого парня», 
рекомендуемого публике благодаря своему здоровью 
и мужественности. Впрочем, некоторые кандидаты 
прекрасно играют две роли сразу: на одной стороне 
листовки имярек представлен юным красавцем-героем 
(в военной форме), а на другой — зрелым мужем и 
гражданином, выставившим впереди себя всех своих 
чад и домочадцев. Действительно, чаще всего тот или 
иной физический тип поддерживается и недвусмыс-
ленными аксессуарами: отец в окружении детишек 
(ухоженных и наряженных, как на всех детских фото-
графиях во Франции), молодой парашютист с засучен-
ными рукавами, офицер, обвешанный наградами. 
Фотография буквально шантажирует нас моральными 
ценностями, такими как отечество, армия, семья, честь, 
боевитость.
Кроме того, и собственно фотографическая услов-
ность тоже полна знаками. Снимком анфас подчерки-
233
I
. 
М
ифологии 
28 / 35

---

вается реализм кандидата, особенно если он зорко 
глядит из-под очков. Во всем здесь выражается про-
ницательность, серьезность, прямота: будущий депутат 
смотрит в лицо врагу, препятствию, «проблеме». Более 
распространенный ракурс в три четверти выражает 
власть идеала: взор возвышенно устремлен в будущее, 
он ни на что не наталкивается, но господствует над 
миром, бросая семена нового посева в некую стыдли-
во неопределенную даль. Почти все фотографии в три 
четверти построены на восходящем движении: лицо 
приподнято навстречу нездешнему свету, который 
влечет и возносит его во владения высшей породы 
людей; кандидат воспаряет на Олимп благородных 
чувств, где разрешены всякие политические противо-
речия — будь то мир или война в Алжире, социальное 
развитие или прибыли капиталистов, «свободное» 
образование или субсидии свекловодам*
4
, правые или 
левые (неизменно «преодолеваемая» оппозиция!); все 
это мирно уживается в задумчивом взоре кандидата, 
величественно провидящего впереди тайные цели По-
рядка.
ЗАТЕРЯННЫЙ КОНТИНЕНТ
Современный миф об экзотике хорошо иллюстри-
руется фильмом «Затерянный континент». Это пол-
нометражная документальная лента о «Востоке»; 
сюжетом является какая-то невнятная этнографиче-
ская экспедиция (явно, впрочем, надуманная), в ходе 
которой три или четыре бородатых итальянца попа-
дают в Инсулиндию*
1
. Атмосфера фильма эйфорична, 
все здесь исполнено легкости и невинности. Наши 
исследователи — люди симпатичные, в минуты досуга 
они забавляются как дети: играют со своим любимцем-
медвежонком (какой-нибудь такой зверь является 
неотъемлемой принадлежностью каждой экспедиции: 
нет ни одного фильма о полярниках без ручного тю-
леня, ни одного репортажа из тропиков без обезьянки) 
или же комически вываливают на палубу судна блюдо 
спагетти. То есть эти милые этнологи очень мало оза-
234
Р
олан 
Б
арт. 
М
ифологии
29 / 35

---

бочены проблемами истории или социологии. Проник-
новение на Восток для них не более чем небольшой 
круиз по лазурному морю и обязательно под ярким 
солнцем. И вот Восток, который как раз сегодня ока-
зался центром всей мировой политики, предстает здесь 
плоским, приглаженным и искусственно раскрашен-
ным, словно старомодная почтовая открытка.
Понятно, как создается такой эффект безответ-
ственности: раскрашивание мира всегда служит для 
его отрицания (и, быть может, именно с этого следо-
вало бы начинать критику цветного кино)*
2
. Утратив 
всякую вещественность, отброшенный в область кра-
сок, из-за роскошных «картин» лишившись своей 
плоти, Восток тем самым подготовлен для операции 
скрадывания, каковая и производится над ним в филь-
ме. Между эпизодами с ручным медвежонком и с 
озорником, рассыпавшим спагетти, нашим киноэтно-
логам не составляет труда рассматривать Восток как 
нечто формально экзотическое, по сути же глубоко 
схожее с Западом, во всяком случае с западным спи-
ритуализмом. Что, у восточных людей есть какие-то 
свои религии? Это не важно, различия между ними 
несущественны по сравнению с глубинным единством 
идеальных устремлений. Таким образом, каждый эк-
зотический обряд показывается и с точки зрения 
своей особенности и с точки зрения вечности, расце-
нивается и как пикантное зрелище и как парахристи-
анский символ. И не важно, что буддизм — не совсем 
христианство; главное — здесь тоже есть монахини, 
обривающие себе голову (патетический мотив любого 
пострига), здесь тоже монахи исповедуются на коле-
нях своему настоятелю, и здесь тоже, как в Севилье, 
верующие обвешивают золотыми украшениями статую 
божества
1
. Действительно, именно «формы» разных 
религий более всего свидетельствуют об их тождестве; 
1
Здесь, кстати, превосходный пример мистифицирующих по-
тенций музыки: все «буддийские» сцены фильма сопровождаются 
какой-то тягучей музыкальной патокой, похожей и на американский 
романс и на григорианский хорал: ее монодичность — знак мона-
шества.
235
I
. 
М
ифологии 
30 / 35

---

только тут это служит не разоблачению, а возвеличе-
нию религий, каждая из них записывается в актив 
католицизма, который все их объемлет.
Известно, что синкретизм всегда был одним из 
главных ассимиляторских приемов церкви. В XVII веке 
на том самом Востоке, который в «Затерянном конти-
ненте» показан предрасположенным к христианству, 
иезуиты заходили весьма далеко в экуменизме религи-
озных форм, используя местные малабарские обря-
ды, — но в конце концов были все же осуждены папой. 
Подобную мысль о «сходстве всех со всеми» внушают 
и наши этнографы: что Восток, что Запад, все едино, 
различаются одни лишь краски, а основа тождествен-
на — вечная устремленность человека к Богу; любые 
географические различия суть жалкие привходящие 
обстоятельства в сравнении с человеческой природой, 
ключом к которой обладает только христианство. Даже 
«первобытный» фольклор, восточные легенды, вроде 
бы прямо показываемые в фильме как нечто чужое, 
служат лишь затем, чтобы иллюстрировать собой ту 
же самую «Природу»: обряды, вообще любые факты 
культуры никогда не соотносятся с тем или иным ис-
торическим порядком, с каким-либо определенным 
социально-экономическим строем, они отсылают лишь 
к набору нейтральных, универсально-космических 
общих мест (смена времен года, бури, смерть и т. д.). 
У рыбаков нам показывают отнюдь не то, как они ловят 
рыбу; нет, нам является, растворенная в аляповатом 
сиянии заката, некая романтическая сущность рыбака, 
рассматриваемого не как труженик, технически и эко-
номически зависящий от определенного общества, но 
как некий образ извечного удела: мужчина уходит в 
море навстречу опасностям, женщина плачет и молит-
ся у домашнего очага. Так же и с беженцами, которые 
в начале фильма длинной вереницей спускаются с гор: 
конечно же, ни к чему уточнять, откуда они, — это 
вечные сущности беженцев, сама 
природа
Востока та-
кова, что производит их на свет.
Итак, в этом экзотизме хорошо проявляется его 
глубинное назначение — отрицание любой историче-
236
Р
олан 
Б
арт. 
М
ифологии
31 / 35

---

ской конкретности. Снабдив реальность Востока кое-
какими четкими знаками туземности, ей делают при-
вивку против всякой содержательной ответственности. 
Зачаточная, как можно более поверхностная «обста-
новка действия» создает необходимое алиби и позво-
ляет не вникать в обстановку более существенную. По 
отношению к чужим странам Порядок умеет поступать 
лишь двумя способами, которые оба связаны с иска-
жением объекта: чужестранность либо признается в 
качестве гротескного спектакля, либо обезвреживает-
ся, представленная как простое отражение Запада. И в 
том и в другом случае главное — отнять у чужой стра-
ны ее историю. Таким образом, «красивые картины» 
«Затерянного континента» не могут быть невинны: 
отнюдь не невинное дело —