Анна Платунова Академия Пяти Стихий. Искры огня Глава 1 Не дождетесь!

Глава 30
Волны
Восстанавливая потом в памяти события того дня, я никак не могла четко ответить даже самой себе, как же так получилось.
Я не вполне отдавала себе отчет в том, что произошло. Только когда раздался стук в дверь и Фрост позвал меня по имени, спрашивая разрешения зайти, я поняла. Да, только тогда впервые… Дверь не заперта, достаточно было повернуть ручку, чтобы зайти. Если он это сделает, то сразу все поймет.
Мы с Раном прижались друг к другу, как преступники, застигнутые на месте преступления. Мы и были преступниками…
Я мысленно вернулась мыслями туда, в парк, под вечереющее небо. Солнце потихоньку начало клониться к горизонту, хотя светило еще ярко, но это был уже рассеянный, бархатный свет.
Мы еще немного посидели на скамейке, Ран дождался, пока мои слезы высохнут и нос снова станет нормально дышать. Вот почему всегда так – будто мало одних слез.
– Предлагаю выпить чаю с заварными колечками, – преувеличенно бодро сказал Ран.
Едва ли колечки могли заменить мне рухнувшие надежды, но все-таки это было уже что-то. А рыданиями делу не поможешь.
– Ладно, – согласилась я.
В столовой мы оказались одни: может быть, собрание еще не закончилось, а может быть, новости лишили всех аппетита, но я была рада, что нас никто не потревожит. Никого не хотела видеть, даже Виту.
Ран принес нам по огромной дымящейся чашке чая и блюдо с колечками, посыпанными сахарной пудрой.
– Орешков? – уточнил он на всякий случай, но я покачала головой, сомневаясь, что смогу проглотить даже так любимое мною пирожное. Хотя бы выпью чаю – горячий бодрящий напиток мне сейчас просто необходим.
Чашка приятно согревала руки. Я пила маленькими глотками и чувствовала себя почти спокойно. Ничего, жила ведь я как-то без магии все эти годы и дальше проживу. Зачем мне магия, когда у меня есть Ран… Вот он, совсем рядом, поглядывает на меня из-под челки, думая, что я не вижу. Беспокоится.
Я вспомнила его губы, целующие краешек рта, и внутри все задрожало, словно кто-то провел рукой по невидимым струнам. Необъяснимое и сладкое чувство.
Я уткнулась носом в чашку, смущенная и взволнованная. Будто бы только сейчас, в тепле, начала отогреваться и осознавать произошедшее.
– Съешь колечко, – сказал он, пододвигая ко мне тарелку.
Я тысячи раз видела его руки. Руки, сжимающие меч. Руки, завязывающие тесемки на капюшоне. Руки, согревающие мои ладони. И всегда они были уверенные и спокойные. Такие, будто и завязки на платье, и рукоять меча – это вещи одного порядка. Но не сейчас. Он двигал ко мне блюдо, и я видела, что кончики его пальцев чуть-чуть дрожат.
– Да, спасибо, – ответила я, осторожно, так, чтобы не обсыпаться пудрой, снимая пирожное.
Мы оба делали вид, что все идет как обычно.
А на самом деле все было невероятно странно. Самый длинный, самый горький день в моей жизни. Когда надежда обернулась разочарованием. Когда смертельная опасность вплотную приблизилась ко всем нам, а спасения нет. И в то же время – самый счастливый день. Только я пока об этом не знала.
Я все еще была немного скованная, словно заморозка отошла не до конца. И хотя мы обычно всегда находили темы для разговора, сейчас я никак не могла придумать, о чем можно поговорить.
Поэтому я, как последняя обжора, съела три колечка, понимая, что еще немного – и лопну. Ран с легкой улыбкой наблюдал, как я сражаюсь с пирожным, запивая его чаем. А ведь думала, что даже с одним колечком не справлюсь.
– Спасибо, Ран, – сказала я, имея в виду, конечно, не только угощение, но и руки, обнимающие меня тогда, когда так нужны, и уши, всегда готовые выслушать. И все-все, что он сделал ради меня.
– Не стоит благодарности, – ответил он.
Мы оба понимали, что можно разойтись по своим спальным корпусам, но просто не в силах были расстаться. Завтра мы разъедемся на две недели. С одной стороны, недолго, а с другой – целая вечность. И если обычно каникулы сулили отдых и веселье, то теперь, в свете последних событий, будет не до развлечений.
Я пока даже думать не хотела о том, что нас всех ожидает впереди. Хотя тревожные мысли так и лезли в голову. Хватит ли силы наших амулетов, чтобы удержать защиту над замком, когда придет время? Их всегда заряжал отец Рана. Водники ставят самую лучшую защиту, ведь их магия непосредственно связана с грозой. Воздушники и земляные тоже изготавливают амулеты, хоть и не такие сильные. А вот огневики… Если надо создать преграду от лесного пожара, то в этом мы лучшие, а вот грозы, увы, не наша сфера деятельности.
Представляю, как расстроится отец. Расстроится – это, конечно, не то слово. Представляю, в каком ужасе все будут, узнав о приближающейся опасности. Вот, теперь правильно. Да еще и плата на защитные амулеты вырастет в разы…
Я поделилась мучившими меня переживаниями с Раном. Мы в это время уже прогуливались по берегу озера. По его водам, не замерзающим даже зимой, солнце проложило золотую полосу. Когда я была маленькая и впервые увидела дорогу, оставленную на поверхности воды заходящим солнцем, я решила, что именно по ней водники уходят в свой второй замок, скрытый в глубине озера. Про дорогу я тоже рассказала, ожидая, что Ран улыбнется вместе со мной, но он уже думал об амулетах и шел, прикидывая что-то.
– Кора, я заряжу вам амулеты, – сказал он. – Я успею за это время.
Покачал головой на мой слабый протест.
– Мне все равно нечем будет заняться. Это лучше, чем предаваться панике. – Он усмехнулся.
– Ох, Ран… – Я поняла, что краска заливает щеки, получилось так, словно я специально напросилась. – Я ведь вовсе не к тому сказала…
– Да я бы и сам предложил. Правда. А история про солнечную дорогу мне понравилась. Красивая! В жизни все гораздо банальней.
Так он все-таки слушал. На душе потеплело.
– А как в жизни? – не сдержала я любопытства.
Мы как раз подходили к каменным ступеням, спускающимся к воде. Ран остановился рядом с ними. Встал за моей спиной, закрыл мне глаза ладонями и прошептал, наклонившись к уху:
– Ты хочешь прогуляться со мной?
Я только головой утвердительно кивнула, боясь заговорить вслух и спугнуть очарование.
– Мы возьмемся за руки и сделаем первый шаг в воду. Вода мягкая, теплая, она обнимает тебя, как дорогого гостя, вернувшегося домой…
Ран говорил, и я видела все как наяву. Никто, кроме водников, не бывал в корпусе, расположенном на дне озера. Вода необходима им, они не могут жить вдалеке от водоемов. Мое воображение почему-то всегда рисовало такой же замок, только стоящий под водой. Я представляла диванчики и шкафы, столики, посуду. Ничего этого на самом деле не было.
Подземный замок был сложен из особого камня, который не покрывался водорослями и ракушками. Внутри в круглых комнатах располагались ниши с уютными ложами, выстланными губчатым веществом. Комнаты были украшены радужными светящимися сферами и синими фосфоресцирующими водорослями.
– Мы ляжем, воды укроют нас, как теплое одеяло, и будут качать, убаюкивая и возвращая силу, – тихо говорил Ран, и я так ясно ощутила волны, обнимающие меня, что едва не начала сладко зевать. На самом деле это Ран тихонько меня покачивал, обхватив за плечи.
– Так вот вы что там делаете! – поняла я наконец. – Спите!
– Ну да, – улыбнулся он, выпуская меня. – Восстанавливаем силы. Без этого нам никак.
– Будто сама побывала, – искренне сказала я.
Ран проводил меня до лестницы. Он часто провожал меня после тренировок, и я знала, что последует сейчас.
«Ну, пока», – скажет Ран, небрежно склонив голову, словно отвешивая полупоклон. От этого движения его вечно встрепанная челка взлетит и снова опустится на лоб.
Но если мне грустно, как сегодня, Ран обнимет на секунду и скажет немного иначе:
«Увидимся, Корюшка».
Он и сейчас меня обнимет, я знаю. А потом я его две недели не увижу, но ощущение такое, словно разлука продлится вечность.
Я вовсе не хотела больше плакать, честное слово. Меня просто сейчас от каждого дуновения ветерка штормило. Наверное, теперь это так и будет. Минуты отчаяния будут сменяться минутами принятия, когда я снова смогу улыбаться и радоваться жизни. И хороших минут постепенно будет становиться все больше, а потом я совсем смирюсь. Но, увы, не сегодня.
Ран обнял меня, а я снова заревела. Ну как маленькая, даже стыдно.
– Пойдем, я тебя до дверей провожу, – сказал Ран.
Мы поднялись по лестнице, так никого и не встретив по дороге, и встали у дверей комнаты.
– Боюсь тебя обнимать, – пошутил Ран. – Но очень хочется.
– И мне…
Я обвила его руками и прижалась к груди, слушая, как бьется сердце. Оно очень быстро билось, будто Ран волнуется или чего-то боится. Но он ничего не может бояться, даже смешно такое вообразить.
– А ты пахнешь, как прохладная тень у озера в жаркий день, – прошептала я. – Ран…
– Кора…
– Ты помоги мне, пожалуйста, пуговки расстегнуть, я одна долго провожусь.
– Не нужно, Корюшка.
Я вошла в комнату и оставила дверь открытой. Расстегнула мантию, и она сползла по плечам на пол. Я повернулась к нему спиной.
– Ну?
Его руки коснулись моей шеи там, где застегнута была первая пуговка. Одна…
– Кора…
Его большой палец нежно-нежно погладил впадинку у ключицы.
– Не знаю, что сегодня со мной творится. Никогда не чувствовал ничего подобного, – тихо сказал он за моей спиной.
Ран пытался говорить своим обычным спокойным голосом, ведь он всегда – сама выдержка и ответственность. Мастер «Абсолютная уверенность в себе». Он пытался, да. Но получалось у него плохо. Таким голосом, как сейчас, обычно спрашивают: «Что со мной? Я заболел?»
Мне страшно было обернуться и посмотреть ему в глаза. Страшно было отвечать. Вместо ответа я собрала волосы и подняла их вверх, освобождая шею, чтобы ему сподручнее было расстегивать.
– Ты ведь смотришь? – догадалась вдруг я. – Ты не закрыл глаза.
– Да, – хрипло подтвердил Ран.
Вторая пуговка. Третья. Четвертая. У него так просто получилось их застегнуть, а вот расстегнуть не выходило так легко, словно пуговицы норовили выскользнуть из рук.
Он провел ладонью по моей спине, обнаженной почти до лопаток. А потом наклонился и прикоснулся губами к полоске кожи там, где она обычно была скрыта волосами. Меня словно током ударило от этого поцелуя.
– Мне кажется, я с ума схожу, – растерянно сказал Ран. Отпустил мои плечи, отошел на шаг, но я не двинулась с места, чувствуя, как платье, уже наполовину расстегнутое, сползает с плеч.
– О, Корюшка, – простонал он.
Схватил меня, обнял, прижал к себе, зарывшись в мои волосы, вдыхая запах.
– Мы не должны… Но это выше моих сил…
Он развернул меня к себе и покрыл поцелуями лицо. Я не отворачивалась, не пыталась вырваться и только, когда он нашел губами мои губы, невольно вздрогнула. Я так давно мечтала об этом, что сейчас происходящее казалось сном. Мне только очень нужно было узнать, нужно было спросить, пока не поздно: «Ран, ты любишь меня?»
Но я не могла разорвать объятий даже на секунду. Его поцелуй словно глоток воды в летний зной, я вот только не думала, что вода может еще сильнее распалить пламя.
– Кора, я весь горю, – прошептал он. И вновь это был голос человека, который не знал, что существует огонь и он может обжечь. Словно все это время он жил без огня…
Пятая пуговка. Шестая. Седьмая. Платье с тихим шелестом скользнуло на пол, а Ран подхватил меня на руки. Я прижалась к нему, спрятала лицо.
Но когда мы оказались вместе на постели, когда Ран навис надо мной, опираясь на локти, еще не сделав ничего, и осталась только одна последняя преграда, наши взгляды встретились. Взгляд у него был совершенно отчаянный, наверное, как и у меня. Еще не поздно остановиться… Мы совсем потеряли голову…
Разве теперь, как прежде, я смогу утверждать, что мы не делаем ничего плохого?
…Но разве может быть что-то плохое в любви?
Я плохо помню все, что произошло дальше. Щека Рана, которой он прижимался к моей щеке, была ужасно горячая, а пальцы, что он переплел с моими, дрожали. На меня будто накатывали волны. Теплые и нежные, они ласкали меня в своих объятиях.
Вот так это случилось. А теперь Фрост стоял за дверью, готовясь войти. Я увидела, что ручка повернулась, но потом он отпустил ее и ушел. Мы с Раном лежали в объятиях друг друга, не в силах перевести дух. Обессиленные, ошеломленные всем произошедшим.
– О светлые боги, что я натворил, – выговорил наконец Ран. – Корюшка… Моя маленькая… Завтра я увижу родителей. Я все им объясню.
Что он объяснит? Что хочет жениться на пустышке? Да-да, они, конечно, все поймут! И несомненно придут в восторг. Я закусила губу, надеясь, что ужас от предстоящего разговора не отразился на моем лице.
И все же надежда была сильнее страха.