А. И. Дя тл ов о жи зни, на уке и чуме

9. ТАШКЕНТ
В начале 1963 г. меня перевели в Ташкент на должность старшего зоо-
лога Узбекской противочумной станции. Очередная подвижка по чинов-
ничьей лестнице. Но работа в пустыне продолжалась независимо от этих 
метаморфоз. В Ташкенте мне предстояло сменить старшего зоолога Васи-
лия Никифоровича Привалова, пожилого уже человека, большую часть 
жизни проработавшего зоологом в разных учреждениях, в том числе и в 
Зоологическом институте в Ташкенте.
В.В. Кучерук

---

— 76 —
Мне неоднократно приходилось убеждаться, что если специалист (неваж-
но, зоолог или врач) начинал свою деятельность после института не в про-
тивочумных учреждениях, то хорошего специалиста по чуме из него уже не 
получится. Что-то мешает таким работникам врасти в тонкие и противоре-
чивые проблемы чумы. Прилежавшаяся на спине поклажа старого опыта не 
дает свободы для требуемого броска в омут противоречий. Они изолируют-
ся в узком коридоре привычных знаний. Так и Василии Никифорович. Звезд 
с неба не хватал, чуму считал не своим делом и, не торопясь (солдат спит 
– служба идет), занимался мелкими зоологическими вопросами.
Как я уже писал, до 1954 г., начальником Узбекской противочумной 
станции был Яков Александрович Усов, уже тогда пожилой человек. Он 
до сих пор жив, видимо, ему уже за сто и живет в Ташкенте. После семи-
десяти он ушел на пенсию. Яков Александрович остался у меня в памяти 
как своеобразный реликт далекого прошлого. Как-то он принес показать 
мне плоды своих многомесячных усилий. На листе бумаги были начерта-
ны многоцветные квадратики. В центре – противочумная станция; от нее 
лучами расходятся Уз. Минздрав, Уз. респ. СЭС, милиция, вокзалы, аэро-
порты и т.д. Я похвалил работу, и он ушел довольный. Помню его доклады 
на научных конференциях:
– «Была такая эпизоотия (Турткуль, 1924 г.), что по Амударье плыли 
мертвые трупы дохлых от чумы грызунов».
Яков Александрович в слове «Амударья» специально делал ударение на 
втором слоге, чтобы подчеркнуть открытое им правильное звучание этого 
древнего слова.
В 1954 г. его фактически сменил на посту руководителя станции 
П.Е. Найден, о котором я уже упоминал, зоолог по образованию, назна-
ченный заместителем начальника противочумной станции по научным и 
противоэпидемическим вопросам (начальник – Ольга Григорьевна Мат-
веева). Это был хороший руководитель. Интенсивность работы станции 
и ее Бухарского отделения резко повысилась. В 1966 г. Петр Евгеньевич, 
испытывая усиливающееся давление со стороны Узбекского министерс-
тва здравоохранения (между республиканскими минздравами и мест-
ными противочумными станциями всегда были натянутые отношения, 
особенно в связи с заглавной ролью последних в вопросах профилакти-
ки особо опасных инфекций и отчетности перед Минздравом Союза), 
переехал в Ставрополь, в противочумный институт, а меня назначили на 
его место. Видимо, для налаживания отношений между противочумной 
станцией и местным Минздравом, немного раньше, с 1962 г., начальни-
ком станции был назначен главный врач Сырдарьинской областной СЭС 

---

— 77 —
Суннат Мухамедович Мухамедов, связанный как-то с министром здраво-
охранения Узбекистана К.С. Заировым. С.М. Мухамедов – человек моего 
возраста, очень энергичный и деятельный, твердо знавший, что место и 
возможности начальника станции ему даны прежде всего для удовлет-
ворения своих безмерных потребностей. Он никогда не наткал ни одной 
фразы, несмотря на то, что имел диплом врача. На посту начальника быс-
тро стал кандидатом, а в скорости и доктором медицинских наук. Будучи 
не обремененным излишней грамотностью, С.М. Мухамедов стал родо-
начальником лингвистического течения «суннатизм», из которого вош-
ли в обиход станционной молодежи такие выражения, как: «домовид-
ные грызуны» (вместо «мышевидные грызуны»), «ни в какой ворота не 
лезит», «сверхфилософ» – по отношению к секретарю райкома, «мелкие 
практические работники», «попимусопимус» (т.е. латинское название 
большой песчанки – «ромбомисопимус» и т.д. Позже на многих проти-
вочумных станциях на должность начальников назначили национальные 
кадры, что действительно улучшило отношения с местными минздрава-
ми, но при этом противочумные станции были в какой-то мере потеряны 
для Минздрава СССР.
В 1966–1969 гг. мне по долгу службы приходилось часто оставаться за 
начальника станции. Уз. Минздрав всячески препятствовал тому, чтобы я 
сообщал в Москву о случаях заболевания холерой в Ташкенте и других мес-
тах республики, что я обязан был делать. Меня вызывали в Совмин, уго-
варивали, угрожали. Доходило дело до самого Ш.Р. Рашидова, с которым я 
разговаривал по телефону из кабинета министра и получал от него настав-
ления, что это де наше внутреннее дело. Я соглашался, но информация в 
Москву поступала незамедлительно. Не знаю, как удалось мне усидеть на 
должности. Видимо, потому, что холера кончилась.
В Ташкенте собрались многие мои старые знакомые. Приехали из 
Нукуса Вера Павловна Лобызова, Илек Борисович и Нина Михайлов-
на Островские, Анатолий Макарович Войтенко и Евдокия Васильевна 
Котова, из Бухары – Юрий Залманович Ривкус, Владислав Михайлович 
Бочкарев, несколько раньше из Киргизии – Иван Федорович Мельников, 
Георгий Хачатурович Дюшикян. Здесь же работал Николай Яковлевич 
Шабаев, о котором я уже упоминал выше. Из зоологов – Ольга Павловна 
Курдина, Валентин Дмитриевич Бреер. Паразитологи – Нина Александ-
ровна Рачинина и Маргарита Николаевна Финютина. Все это были очень 
симпатичные, приветливые люди, с которыми у меня сложились хорошие 
товарищеские отношения и с которыми связано множество эпизодов в сов-
местной деятельности и забавных происшествий.

---

— 78 —
Три-четыре последних года в Ташкенте отвлекли меня, да и не толь-
ко меня, от чумы. Это было время вспышек спорадических заболеваний 
людей холерой. Начальник С.М. Мухамедов часто болел. Как-то его не 
было 8 месяцев. Приходилось исполнять три самые ответственные долж-
ности: вся переписка, отчеты и хозяйственная работа. В эти годы шло стро-
ительство новых здании противочумной станции, куда мы и переехали в 
1969 году. В это же время я написал и защитил кандидатскую диссерта-
цию, для разнообразия об остро некротизирутощемся кожном лейшманио-
зе, а также сдал все же экзамены по немецкому языку. Вместе с тем, мною 
был написан ряд статей о чуме.
Накопленный материал требовал обобщений. Но все более ощуща-
лась неверность общей концепции непрерывного пассирования возбу-
дителя как механизма бесконечно долгого существования чумы в очаге. 
Требовалась глубокая теоретичес-
кая обработка биологического зна-
чения накопленного материала. В 
это время в стране начала проби-
ваться сквозь рутину словесной 
аранжировки популяционная кон-
цепция. Точнее, эволюционный 
подход к понятию популяции. Это 
– очень тяжелая процедура. Чаще 
всего зоологи, не говоря уже о 
врачах, понимали под популяцией 
просто удобное слово для опреде-
ления каких-либо (все равно каких) 
группировок животных. В луч-
шем случае можно было ожидать 
понимания понятия «популяция» в 
представлениях Н.П. Наумова, поз-
же – С.С. Шварца, В.Н. Беклеми-
шева. К примеру, суть популяции в 
понимании последнего, сводилась 
к построению иерархической лестницы в такой последовательности: 
суперпопуляция, надпопуляция, популяция, полупопуляция, подпопу-
ляцня, микропопуляция. По памяти я не исчерпал всего этого, скорее 
лингвистического исследования Владимира Николаевича. Но эти пред-
ставления были очень далеки от генетической основы понятия. Вместе 
с тем, оказалось, что еще в 1958 г. в Ботаническом журнале была опуб-
Ю.З. Ривкус

---

— 79 —
ликована статья Н.В. Тимофеева-Ресовского «Микроэволюция. Элемен-
тарные явления, материал и факторы микроэволюционного процесса». 
Я прочитал ее в середине 60-х годов и «заболел» популяционными и 
микроэволюционными проблемами. Бросился в генетику. Как раз в это 
время вышла прекрасная книжка Ш. Ауэрбах «Генетика» (1966), которая 
исключительно просто восстановила и дополнила мои знания по азам 
генетики. Чуть позже вышла переводная книга Э. Майра «Зоологический 
вид и эволюция» (1968), широко открывшая глаза на дарвиновский мир 
прочитавшим ее внимательно биологам. Появились книги Н.В. Тимофе-
ева-Ресовского, Н.Н. Воронцова, А.В. Яблокова о микроэволюции. Мои 
представления о чуме преобразились. Я получил совершенно новую, 
отличную от практикуемой среди противочумных (да и многих дру-
гих) исследователей мировоззренческую позицию. Стал переосмысли-
вать свои материалы, публиковать 
обзорные статьи. Самый главный 
эффект от всего этого был тот, что 
на первых порах меня перестали 
понимать. Но прошло несколько 
лет и взгляды на эволюционный 
процесс в природных очагах чумы 
стали меньше удивлять и пугать 
научных работников. С середины 
60-х годов эволюционная концеп-
ция стала основой моего миропо-
нимания. Я нашел новый, оказав-
шийся очень эффективным подход 
в исследованиях природной очаго-
вости чумы.
Одним из первых результатов 
моего эволюционного прозре-
ния было осмысливание значения 
популяционного полиморфизма 
носителей чумы в индивидуальной 
чувствительности к чуме. Было давно известно, что почти все основные 
носители чумы из грызунов обладают повышенной устойчивостью к чум-
ной инфекции. Это считалось, особенно Ю.М. Раллем, одним из главных 
признаков основного носителя. Далее, инфекционная чувствительность к 
чуме относилась всеми, насколько мне известно, к видовым признакам. 
Определялись виды носителей высокоустойчивые к чуме (обыкновенные 
Н.В. Тимофеев-Рессовский

---

— 80 —
полевки, большие песчанки и др.) и высокочувствительные (гребенщико-
вые, песчанки Виноградова, пищухи и др.). Эти их особенности рассмат-
ривались в качестве признаков «от Бога» и не подвергались обсуждению. 
Было известно, что у большинства видов носителей отдельные зверьки 
резко отличаются по чувствительности к чуме. Осмысливание многочис-
ленных фактов по этой теме с точки зрения эволюционной концепции сей-
час же их упорядочило и дало логически вполне приемлемое объяснение.
В связи с тем, что в популяциях носителей идет естественный отбор под 
влиянием чумы, при котором высокочувствительные особи погибают, а час-
тоты относительно устойчивых в популяциях повышаются, такие носите-
ли становятся в общем сравнительно более устойчивыми к чуме. В тех же 
очагах второстепенные носители реже заражаются чумой и потому менее 
подвержены естественному отбору под ее влиянием и оказываются высо-
кочувствительными к этой инфекции. Но если естественный отбор и здесь 
– реальная творческая сила, то в составе вида носителя должны быть попу-
ляции, отличающиеся друг от друга по признаку «инфекционная чувстви-
тельность». Пока таких данных оказалось немного, так как специальных, 
корректных эволюционной идее исследований не проводилось. Но и имею-
щиеся данные полностью подтвердили реальность политипичности видов 
по этому признаку. Так, например, полуденные песчанки в Волго-Уральском 
междуречье – основные носители чумы. Они там резистентны к чуме. Толь-
ко небольшая их часть заражается и погибает от этой инфекции. На правом 
берегу Волги и по всем пескам Прикаспия расселена полуденная песчанка, 
но из-за отсутствия здесь блох – основных переносчиков чумы – она редко 
включается в эпизоотический процесс, а главное – эпизоотии среди местных 
полуденных песчанок проявляются локально и текут кратковременно. Здесь 
эффективность естественного отбора под влиянием чумы гораздо ниже, чем 
в Волго-Уральском междуречье. Результат соответствующий – полуденные 
песчанки на правобережье Волги высокочувствительны к чуме, что установ-
лено, начиная с 1957 г., многочисленными экспериментами.
Другой пример. Ливийские песчанки в пустынях Туркмении в местах 
обитания участвуют в эпизоотиях наравне с большими песчанками, они 
резистентны к чуме, но часть особей и чувствительна. Но вот на другом 
берегу Каспия, в Азербайджане, ливийская песчанка высокочувствительна 
к чуме без выраженного полиморфизма по этому признаку. Здесь все не так 
просто, как в первом примере. Ливийские песчанки в Азербайджане также 
являются основным носителем, так как других грызунов с высокой плотнос-
тью населения здесь нет. Но эпизоотии в Азербайджане возникают очень 
редко. Индекс эпизоотичности, т.е. отношение числа лет (сезонов) с эпи-

---

— 81 —
зоотиями к общему числу лет (сезонов) обследования, который я ввел для 
эпизоотологической характеристики разных участков в Кызылкумах, здесь 
едва достигает 0,1. Следовательно, естественный отбор действует слабо.
Других, ярких примеров различий популяций грызунов по чувствитель-
ности к чуме тогда еще не было, если не считать старые данные о больших 
различиях в чувствительности серых крыс в Бомбее, где эпизоотии чумы в 
начале века были постоянны, и на других территориях Индии, свободных 
от чумы. Большие исследования этого вопроса мне удастся выполнить во 
многих популяциях малого суслика в Приэльбрусье в 70–80-х годы.
Анализ имеющихся данных позволил высказать убеждение, что инфек-
ционная чувствительность к чуме у носителей этой инфекции – не видо-
вой, а популяционный признак.
В 1966 г., 26 апреля, мы с Евгением Петровичем Бондарем возвра-
щались из месячной поездки по эпидотрядам, работавшим в Кызылку-
мах. Цель нашей поездки – консультативно-методическое руководство 
обследовательской работой. Ехали на «газике» всю ночь из Бухары до 
Ташкента (600 км). Въезжая утром в Ташкент, обратили внимание на 
безлюдность улиц. В городе чувствовалась какая-то необычность. Выяс-
нилось, что под утро в Ташкенте было сильное, до 8 баллов по шкале 
Рихтера, землетрясение, центр которого, связанный с подвижкой грунта, 
находился неглубоко под поверхностью – 8–10 км, в связи с чем эпи-
центр землетрясения был выражен в городе локально, в районе Алай-
ского базара и так называемой Кошгарки. Разрушений в городе почти 
не было, гибели людей, связанной непосредственно с землетрясением 
(кроме инфарктов и выпрыгиваний со страха с балконов) тоже. Даже ког-
да снимался фильм «Ташкентское землетрясение», не могли найти зда-
ний с разрушениями, выглядевшими достаточно трагически – пришлось 
использовать бульдозер. Срочно прилетевшему в Ташкент А.Н. Косы-
гину ничего не показывали, но очень красочно расписали, вследствие 
чего была объявлена всенародная помощь пострадавшему Ташкенту. Так 
отстроился современный Ташкент.
Вечером 26 апреля я вышел в центр города посмотреть, что же про-
изошло. На Воскресенской площади у остановки трамвая стоит саманное, 
одноэтажное здание пельменной. В верхней части одной из стен имеется 
трещина. Здание по ближайшим деревьям окружено веревочкой, на кото-
рой болтается бумажка с надписью: «Силна апасный». Из самой же пель-
менной, как и обычно, доносится высокоградусный шумок – заведение 
функционирует, не сбавляя темпов. В эпицентре землетрясения, в начале 
улицы Навои, у моста через Анхор, стоит двухэтажное кирпичное здание с 

---

— 82 —
множеством кирпичных труб на крыше – все они теперь лежат на крыше. 
Дал трещины высокий фронтон здания клуба офицеров. И, по-видимому, 
имеется еще несколько подобных разрушений.
В новом Ташкенте построено из завезенных материалов свыше 5 милли-
онов квадратных метров жилой площади, несколько небоскребов, здания 
ЦК и Совмина республики с уникальными антисейсмическими инженер-
ными решениями, беломраморный музей В.И. Ленина и много чего другого.
В конце 60-х годов мои дети подросли, возникли непреодолимые 
трудности с их обучением в школе. Мы жили на станции в старой час-
ти города, где не было русских школ, а учиться в узбекской школе рус-
ским детям было невозможно. Встал вопрос о переезде из Средней Азии. 
Жалко было бросать пустыню, станцию – только что переехали в новые 
помещения. Послал документы на конкурс в Научно-исследовательский 
противочумный институт Кавказа и Закавказья (Ставрополь). С помо-
щью П.Е. Найдена, переехавшего туда в 1966 г., прошел по конкурсу на 
должность старшего научного сотрудника и в августе 1969 г. моя семья 
перебралась в Ставрополь.
Видимо, здесь необходимо остановиться на произошедшем незаметно 
в 60-х годах перепрофилировании деятельности противочумных учреж-
дений. Даже не деятельности, а скорее главного направления исследо-
вательской работы. Дело в том, что к этому времени был уже накоплен 
громадный материал о проявлениях чумы в ее природных очагах. Однако 
уже давно получались однотипные факты, многократно дублировавшие 
доказательство одних и тех же закономерностей. Это происходило из-за 
того, что методы исследований десятилетиями не менялись. При этом, 
все так же оставался нерешенным вопрос о механизме энзоотии чумы в 
ее природных очагах и связанные с ним возможности прогнозирования 
обострений эпизоотической обстановки в очагах и возможности ликви-
дации природной очаговости чумы путем истребления носителей или 
переносчиков. Врачи, эпидемиологи и бактериологи постепенно потеря-
ли интерес к исследованиям в природных очагах чумы, так как ничего 
нового от этих исследований ожидать не было оснований при отсутствии 
новых методических подходов. Этому весьма способствовали вспышки 
холеры и возникшее новое направление. С начала 60-х годов, сперва под 
руководством М.И. Леви, а затем самостоятельно, в разных лаборатори-
ях стали разрабатываться, апробироваться и внедряться серологические 
методы диагностики: вначале – реакция пассивной гемагглютинации 
(РПГА) и реакция нейтрализации антител (РНАт), а позднее – реакция 
нейтрализации антигена (РНАг). Эти реакции внесли довольно много 

---

— 83 —
нового в диагностику чумы в природе. Они выявили не чумной микроб, 
а след, оставленный чумой на территориях, в виде антител у соприка-
савшихся с возбудителем грызунов, но переболевших и выживших, или 
выявляли антиген чумного микроба, так называемую фракцию I (ФI), 
хорошо сохраняющийся в старых мумифицированных трупах животных, 
в их костях, погадках хищных птиц (отрыжка непереваренных остат-
ков, съеденных грызунов). Эти приемы на один-два порядка повысили 
чувствительность методов диагностики чумы на территориях, позволили 
точнее оконтурить границы очагов, в ряде случаев раньше выявить эпи-
зоотию, определять объем охваченных ею животных и некоторые другие 
эффекты. На весьма продолжительное время противочумная организация 
«заболела» серодиагностикой. Из отдела профилактики чумы Минздрава 
СССР, взявшего на себя как бы шефство над внедрением серодиагнос-
тики, была спущена бумага, предписывающая случаи положительных 
серологических реакций приравнивать по значению к выделению воз-
будителя болезни, что произошло, по-видимому, в условиях всеобщей 
увлеченности этими исследованиями и без достаточных оснований, так 
как ошибок было много, как в сторону гипердиагностики, так и наоборот. 
Кроме того, эпидемиологическое значение актов выявления возбудителя 
чумы и антител к ФI чумного микроба или обнаружение антигена, конеч-
но, неравнозначны. В 80-х годах серодиагностика совершенствовалась. 
Возникла гибридомная технология, моноклональные антитела, методы 
иммуноферментного анализа и магнитосорбции. Чувствительность диа-
гностики еще многократно возросла. Но резко увеличилось и количест-
во фактов гипердиагностики о качестве отрицательной обратной связи, 
отрезвляюще действующих на дальнейшее развитие этого направления.
В 60-е годы, логическим продолжением дебиологизации противочум-
ных учреждений стал уход с научно-эпидемиологических администра-
тивных постов многих руководителей. Ушли Б.Н. Пастухов, Б.К. Фенюк, 
В.С. Петров, многие биологи из руководства на станциях. Должности эти 
были заняты врачами, что соответствовало деятельности противочумных 
организаций в эти годы – профилактика холеры, бруцеллеза, развитие 
иммунологических и молекулярно-биохимических исследований. Иссле-
дование природной очаговости чумы продолжалось, но наметился дефи-
цит творческого участия микробиологов. Вместе с тем, становилось все 
более ясно, что механизм природной очаговости чумы – это микробиоло-
гическая проблема. Возможности биологов были исчерпаны полностью. 
Пространственные и логические возможности сохранения возбудителя в 
межэпизоотические годы были в ряде случаев оконтурены до нескольких 

---

— 84 —
га, до полного исключения каких-либо животных в качестве носителей и, 
следовательно, до небольшого участия почвогрунта, в котором происходит 
процесс сохранения микроба с вековой устойчивостью. Но исследование 
этого процесса застопорилось из-за отсутствия методических подходов к 
его изучению, а главное, из-за скептического отношения медиков.
Объемы истребления грызунов в природных очагах чумы с целью забла-
говременной профилактики стали падать, что было вызвано накоплением 
большого числа фактов слабой их эффективности. Несмотря на продол-
жение эпизоотологического обследования в очагах с целью наблюдения за 
территориями, повышение его эффективности и получение новых фактов, 
интерес к ним, особенно у молодых специалистов, занявшихся генетикой 
микробов, молекулярной биологией, стал падать. Наметился, а к 70–80-м 
годам вполне определился разрыв между проблемами природной очаго-
вости чумы и исследованиями микроба чумы. Молодые научные сотруд-
ники эпидотделов и лабораторий микробиологии чумы противочумных 
институтов не интересовались и не знали особенностей природных очагов 
чумы. Как-то молодые микробиологи из лаборатории генетики института 
«Микроб» рассказывали мне, что им удалось получить штаммы чумного 
микроба, лишенные плазмиды пестициногении. Но когда я сказал, что на 
Кавказе есть два природных очага, где циркулируют типичные для этих 
очагов микробы, лишенные этих плазмид, микробиологи были удивлены 
и, кажется, отнеслись к этому с недоверием.
К концу 60-х годов одновременно с повышением участия противочум-
ных учреждений в профилактике холеры, повышением медицинской роли 
этих организаций, со сменой руководящей профессуры более молодыми 
работниками начинает формироваться более работоспособный отдел про-
филактики чумы в Минздраве СССР. В 70–80-х годах этот отдел в составе 
Главного управления карантинных инфекций (ГУКИ) постепенно начина-
ет брать на себя не только функции организационного руководства проти-
вочумной службой, но нередко и методического, соответственно ограни-
чивая роль института «Микроб» как Всесоюзного центра и руководящую 
роль территориальных противочумных институтов.
Наметив здесь некоторые моменты, свидетельствующие об изменении 
направленности в деятельности противочумных организаций в 60–70-х 
годах (позже произойдет дальнейший отход от проблем природной очаго-
вости чумы в пользу фундаментальной науки), произошедшую смену поко-
лений – уход представителей так называемой описательной биологии и 
замену их на менее представительных, но более реалистически мыслящих 
молодых исследователей, возникновение некоторой кризисной ситуации в 

---

— 85 —
теоретической противочумной науке, остановимся на кратком рассказе о 
роли Министерства здравоохранения СССР в руководстве противочумной 
службой и о московских чумологах. Однако изложены эти заметки будут 
во второй части повествования, в другом выпуске.