возрождается былая гармония интересов государства и личности — причем возрождается на новом, более
высоком уровне, будучи возвышена до сознательного чувства гармонии». Нетрудно объяснить эти и многие
другие утверждения, если вспомнить, что Платон отождествлял индивидуализм и эгоизм: поэтому все платоники
полагают, что антииндивидуализм — это то же самое, что и бескорыстие. Такое отождествление — бесспорное
достижение антигуманистической пропаганды, надолго (вплоть до наших дней) запутавшее рассуждения на
этические темы. Мы должны понять, что те, кого обманывает это отождествление и соответствующие громкие
слова, кто превозносит Платона как учителя нравственности и заявляет, что его этика ближе всех к христианству в
дохристианском мире, — все они открывают дорогу тоталитаризму и глубоко нехристианскому, тоталитарному
истолкованию христианства. А это очень опасно: ведь уже случалось, что в христианстве господствовали
тоталитаристские идеи, существовала инквизиция, и она может вернуться, сменив обличье.
Следовало бы назвать еще несколько причин, заставляющих простодушных людей убеждать себя в
гуманности намерений Платона. Одна из них состоит в том, что Платон, расчищая почву для своих
коллективистских теорий, обычно начинает с максимы или пословицы (имеющей, по-видимому, пифагорейское
происхождение): «у друзей все общее»
36
. Без сомнения, это — возвышенное, превосходное и лишенное
себялюбия изречение. Можно ли заподозрить, что рассуждение, начинающееся с такого похвального
утверждения, приведет к совершенно антигуманному заключению? Другая важная причина состоит в том, что в
диалогах Платона содержится немало подлинно гуманистических изречений — особенно в диалогах,
предшествовавших «Государству», т. е. в тех, в которых еще заметно влияние Сократа. Напомню учение Сократа,
изложенное в «Горгии», где утверждается, что лучше страдать от несправедливости, чем причинять ее.
Очевидно, что это учение отмечено не только альтруизмом, но и индивидуализмом: ведь в коллективистской
теории справедливости, например, той, что изложена в «Государстве», несправедливость — это действие,
направленное против государства, а не против отдельного человека, и хотя человек может совершить
несправедливость, от нее пострадает только коллектив. Однако в «Горгии» нет ничего подобного. Здесь
предлагается совершенно обычная теория справедливости, причем «Сократ» (вероятно, наделенный многими
чертами настоящего Сократа) приводит такие примеры несправедливости, как пощечина, нанесение ран или
убийство. Слова Сократа о том, что лучше страдать от таких действий, чем их совершать, действительно очень
близки христианскому учению, а его теория справедливости соответствует духу Перикла. (В главе 10 мы
попытаемся это объяснить.)
В «Государстве» же развивается новое учение о справедливости, которое не только несовместимо с
индивидуализмом, но совершенно ему враждебно. Однако читатель может легко поверить, что Платон все еще
привержен учению, предложенному в «Горгии», так как в «Государстве» Платон часто намекает на эту теорию,
говоря, что лучше страдать от несправедливости, чем ее совершать, несмотря на бессмысленность этого
изречения с точки зрения развиваемой им коллективистской теории справедливости. Более того, в «Государстве»
оппоненты «Сократа» выступают за противоположную теорию, т. е. за то, что причинять несправедливость —
благое и приятное занятие, а страдать от нее — дурно. Такой цинизм, конечно же, вызовет у гуманистов
неприязнь, и когда Платон устами Сократа говорит о своих целях: «Я боюсь, что будет нечестиво, присутствуя при
поношении справедливости, уклоняться от помощи ей»
37
, то доверчивый читатель убеждается в хороших
намерениях Платона и готов следовать за ним повсюду.
Заверения Платона приобретают еще большую силу потому, что за ними, оттеняя их, следуют циничные и
себялюбивые речи Фрасимаха, изображенного в виде мерзкого политического авантюриста
38
. При этом читателя
вынуждают отождествить индивидуализм и подход Фрасимаха и придти к выводу о том, что борющийся с этой
позицией Платон выступает против всех бытовавших в то время подрывных и нигилистических взглядов.
Не следует, однако, в страхе отшатываться от индивидуалистического пугала в образе Фрасимаха (кстати, его
портрет во многом напоминает современные попытки приписать коллективистам отталкивающие черты
«большевика») с тем, чтобы впасть в другую форму варварства — более реальную и более опасную в силу ее
меньшей очевидности. Ведь Платон заменяет учение Фрасимаха о том, что право на стороне сильного, не менее
варварским учением о том, что право на стороне всего, что повышает устойчивость и силу государства.
Подведем итоги. Платона, в силу его радикального коллективизма, совсем не интересует проблема, которую
обычно называют проблемой справедливости, т. е. беспристрастная оценка несогласующихся требований
отдельных лиц. Не занимает его и то, как индивидуальные требования привести в соответствие с требованиями
государства. Действительно, все индивидуальное у него занимает подчиненное положение: «Я установлю законы,
приняв в расчет все то, что наиболее полезно всему государству и всему роду в целом, — говорит Платон. —
Этой цели я справедливо подчиню интересы каждого отдельного гражданина»
39
. Платона заботит только
коллективное целое как таковое, для которого справедливость есть не что иное, как здоровье, единство и
стабильность коллектива.
Do'stlaringiz bilan baham: 
