|
МИНИСТЕРСТВО ВЫСШЕГО И СРЕДНЕГО СПЕЦЫАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНЫЕ РЕСПУБЛИКИ УЗБЕКИСТАН
КАРШИНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ФАКУЛЬТЕТ ФИЛОЛОГИИ
КАФЕДРА РУССКОГО ЯЗЫКА И ЛИТЕРАТУРЫ
КУРСОВАЯ РАБОТА
Студентки группы 017-78
Тоштемирова Дониёра
На тему : Языковые средства организации сказки Б.Шергина «Волшебное кольцо».
Научный руководитель : Хамраева Ё.Н
Карши - 2021
0
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. СВОЕОБРАЗИЕ СКАЗОК Б.ШЕРГИНА
О ЖИЗНИ БОРИСА ВИКТОРОВИЧА ШЕРГИНА
ОСОБЕННОСТИ ЯЗЫКА СКАЗКИ «ВОЛШЕБНОЕ КОЛЬЦ»
ГЛАВА 2СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ СКАЗОК «ВОЛШЕБНОЕ КОЛЬЦО»
2.1 ЯЗЫКОВЫЕ ЧЕРТИ СКАЗОК Б.ШЕРГИНА
2.2 ОТЛИЧИТЕЛЬНЫЕ ЧЕРТЫ СКАЗОК ШЕРГИНА
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ГЛАВА 1. СВОЕОБРАЗИЕ СКАЗОК Б.ШЕРГИНА
Все литературные сказки – наследницы народной традиции, ведь сказка как жанр изначально принадлежит фольклору. Но в литературных сказках конкретных писателей соотношение народного и авторского различно: выбирая установку на близость к фольклору или, напротив, отстраненность от него автор выражает свою творческую и мировоззренческую позицию. Если говорить о сказках Б. Шергина, то их близость к фольклору очевидна. Тексты Шергина «представляют собой фольклорнолитературные сказки (именно “фольклорные” в первую очередь)» [Овчинникова, 2003, c. 125], и в этом их уникальность: сказки Шергина стали продолжением древней традиции народного творчества в социокультурных условиях ХХ века. Уникальность творчества Шергина была обусловлена двумя факторами. Во-первых, Шергин по рождению принадлежал народной культуре, сказителем стал раньше, чем писателем. Во-вторых, желание продолжать фольклорную традицию достаточно рано стало его сознательной творческой установкой. Целью Шергина было способствовать «вокнижению» фольклора, дабы сохранить богатейшее народное наследие для потомков. «Произведения нашей народной романтики, в том числе сказка, не были преподнесены читателю в литературно-художественной форме» [Шергин, 1989, c. 482]. Он полагал, что в этом одна из причин утраты читательского вкуса к сказке и эстетического угасания жанра. Однако Шергин сознавал, что не всякий перевод фольклорного (то есть изначально устного) текста в литературную форму будет удовлетворительным: «Школьные хрестоматии водят нас по оазисам этого пути (народной культуры) как по музею: это – былины, это – сказки, это – песни. Но устное слово в книге молчит. Напоминают ли нам о цветущих лугах засушенные меж бумажных листов цветы?» [Шергин, 1989, с. 482]. Писатель-сказитель вдохновился замыслом раскрыть перед современниками «душу» народной культуры. У Шергина был особый подход к авторству. Он нуждался в фольклорном каноне, но всегда преобразовывал его в соответствии
с1. Барашков, В.Ф. А как у вас говорят? / В.Ф. Барашков // Кн. Для учащихся. – М.: Просвещение, 1986.
Творческим кредо Шергина
было: «Что увижу, то и мое» [Шергин, 1992, c. 140]. Шергин не был ученым собирателем фольклора; по его собственным словам, он «любил больше устный пересказ, то есть предание, а не писание» [Шергин, 1983, c. 17]. Поэтому и к работе над народными сюжетами он подходил не как исследователь: не заботился о том, чтобы найти как можно большее число вариантов того или иного сюжета, выбрать самый для себя «подходящий» или скомпилировать их. «Семя принимаешь тогда, когда прочитываешь то, что хочешь рассказать, – писал Шергин. – Поначалу стараешься схватить схему, остов… Иногда чувствуешь необходимость прокомментировать данную схему… Не одолеть мне многочисленных книг об одном и том же. Я исхожу из первой попавшейся книжки. Не хочу второстепенного запоминать, из печатных материалов. Не войдет в меня тема с чужим украшеньем. Дай только основу. Я дитя усыновлю и сам на свои деньги одену» [цит. по: Шульман, 2003, c. 162]. Тем не менее соотношение в творчестве Шергина народного и авторского постепенно менялось: автор становился все свободнее в своих отступлениях от фольклорного канона. Если первый его сборник «У Архангельского города, у корабельного пристанища» (1924) вызывал недоумения (что это – авторское переложение фольклорных текстов или просто их запись?), то последующие – «Шиш Московский» (1930), «Архангельские новеллы» (1936), «У песенных рек» (1939), «Поморщина-корабельщина» (1947), «Океан-море русское» (1957), несомненно, были глубоко индивидуальны. Интересно и то, что в разных изданиях (в том числе и прижизненных) можно встретить разночтения, варианты текстов сказок и их компановки (например, сказки «Волшебное кольцо» и «Золоченые лбы» включались и в цикл «У Ахангельского города», и в «Скоморошьи сказки»). Так же известно, что изначально сказки рождались в устных выступлениях перед слушателями и лишь затем фиксировались на бумаге. Аудиторность рождения, поливариантность наводят на мысль о том, что называть сказки Шергина литературными произведениями в собственном смысле слова – неточно. Скорее это фольклорно-литературные произведения. Шергинские интерпретации направлены на то, чтобы сделать сказки как можно смешнее и занимательнее. Поэтому волшебные сказки сближаются с бытовыми. Шергин полагает, что занимательное назидание – главное предназначение сказки в наши дни: «Некогда самый процесс сказывания, – писал Шергин, – являлся делом магическим, сказка почиталась откровением Если сказка потеряла свое магическое значение, утратила амплуа “священной истории”, то интерес к ней как к занимательному времяпрепровождению остр по-прежнему» [Шергин, 1992, с. 80]. Шергин знал, что сказка тем смешнее и популярнее, чем искуснее вплетены в нее отвлечения в сторону злободневной современности. И таких отвлечений у него достаточно. Все сказки Шергина живописуют быт и нравы его родного Поморья (и – шире – современной ему России), а излюбленной сюжетной линией оказывается противостояние бедняков и богачей. Первая сказка Шергина – «Судное дело Ерша с Лещем» (1924) была написана по мотивам сказки известного сказочника А.В. Чупрова «Ерш», хотя подобный сюжет широко известен на Севере. Пересказывая чупровскую сказку, Шергин переносит действие с мифического озера Ерепово, «тридесятого царства» на реальное и родное северное озеро Онегу и расцвечивает повествование пародированным народным фоном: «наши деушки-лещихи постатно себя ведут, постатно по улочке идут, а ерши наших девок худыми словами лают» [Шергин, 1989, c. 378]. Также Шергин наделяет персонажей яркой индивидуальной речью: «Эй ты, Осетрина, старая корзина! Отпирай окна и двери, будем драться четыре недели» (задиристый Ерш) [Шергин, 1989, c. 381]; «Я человек старой, у меня брюхо большо, мне идтить тяжело, язык толстой, непромятой, глаза малы – далеко не вижу, перед судьями не стаивал, у меня речь не умильна…» (старый налим) [Шергин, 1989, c. 379]. Оканчивается сказка народным скоморошьим стихом раешником: «Сказка вся, больше врать нельзя! Всего надо впору, я наплел целу гору» [Шергин, 1989а, c. 231]. Возвышенный пафос эпика Чупрова снижается, сказка наполняется юмором, сатирой, ее мир максимально сближается с миром, в котором живут слушатели. В последующих произведениях автор продолжит любовно запечатлевать языковые, культурологические, географические особенности родного Поморья. Цикл о Шише Московском, изданный отдельной книгой в 1930 году, быстро обрел популярность, так как Шергин читал его на московском радио. В предисловии к сборнику Шергин писал, что его истории о Шише – продолжение народной традиции, зародившейся еще в XVII веке: «Веселые сказки и анекдоты о бродяге Шише, который обижает богатых и защищает бедных, были распространены в народе с давних времен В северной области нашей страны и до сих пор можно услышать от крестьян анекдоты о Шише, о его злых, подчас грубых, шутках, о его веселых проделках над барами» [цит. по: Шульман 2003, c. 169
Поморский говор//[Электронный ресурс]/Режим доступа: http//ru.wikipedia.org свободный – Поморский говор – Вик
Do'stlaringiz bilan baham: |
