Языковая игра в художественной литературе

Языковая игра в художественной литературе.
СОДЕРЖАНИЕ

Введение

Глава 1. Специфика языковой игры в художественной литературе

1.1 Языковая игра как лингвистическое явление

1.2 Языковая игра в различных коммуникативных сферах языка

1.3 Языковая игра как компонент художественного произведения

1.4 Языковая игра, формы повествования и способы передачи речи

1.5 Приемы языковой игры в художественной литературе

1.5.1 Проблема определения приема языковой игры

1.5.2 Приемы языковой игры на фонетическом уровне

1.5.3 Приемы языковой игры на словообразовательном и морфологическом уровне

1.5.4 Приемы языковой игры на уровне лексики и фразеологии

1.5.5 Приемы языковой игры на синтаксическом уровне

1.5.6 Комбинированные приемы языковой игры

Выводы
Глава 2. Языковая игра в идиостиле писателя

2.1 Идиостиль писателя и языковая игра

2.2 Языковая игра в рассказах H.A. Тэффи

2.3 Языковая игра в рассказах М.М. Зощенко 1920-1930 гг

2.4 Языковая игра в идиостилях С. Г. Писахова и Б. В. Шергина

2.5 Языковая игра в произведениях В.И. Белова

2.6 Языковая игра в идиостиле романа Т.Н. Толстой «Кысь»

2.7 Типы языковой игры в идиостилях писателей

Выводы

Заключение

ВВЕДЕНИЕ

В лингвистике языковая игра традиционно рассматривается как преднамеренное нарушение нормы языка или языкового стандарта в целях создания стилистического эффекта, т.е. определенной эмоциональной реакции у адресата. На протяжении последних десятилетий различные проявления языковой игры привлекают особое внимание лингвистов, так как их анализ позволяет раскрыть специфику русского языка в духе антропоцентрической концепции языкознания. Активное изучение языковой игры связано с широким распространением этого феномена в разговорной речи, художественной литературе, рекламных текстах, языке СМИ, а также с необходимостью исследования современного состояния языка и тенденций его развития.

Актуальность диссертационного исследования определяется тем, что его проблематика непосредственно связана с одним из приоритетных направлений науки о русском языке — изучением языка художественной литературы.

Многообразие подходов к изучению языковой игры в различных коммуникативных сферах обусловило различные варианты трактовки этого феномена. Специфика материала различных коммуникативных сфер также определила неоднозначное истолкование приемов языковой игры при соотнесении их с уровневой структурой языка (Н.В.Данилевская, Е.А. Дубеник, А.П. Сковородников). Широкий терминологический ряд, используемый в работах исследователей, вызывает необходимость уточнения содержания приемов языковой игры в художественно-литературном тексте.

Неоднозначно трактуются и функции языковой игры (Ю. Д. Апресян, Т.А. Гридина, Е.Ю. Шашурина). При анализе языковой игры в сфере разговорной речи, языка СМИ и рекламы обычно выделяют ряд универсальных функций, характерных для типовых ее проявлений (Л.П. Амири, C.B. Ильясова, Е.А. Земская). Круг функций языковой игры существенно расширяется при рассмотрении их в контексте идиостиля писателя (Т.А. Букирева, А.Н. Донецкий, Г.Ф. Рахимкулова).

Языковая игра требует рассмотрения в аспекте жанровой специфики, особенностей форм повествования автора и речи персонажей художественно-литературного произведения.

Проявления языковой игры обычно классифицируются в соответствии с уровневой структурой языка, однако, идиостиль писателя или особенности языковой личности также влияют на характер рассматриваемого явления. Языковая игра активно изучается в контексте идиостилей отдельных авторов, но системы критериев, способствующих ее комплексному анализу в творчестве автора, не существует. Недостаточная изученность языковой игры как элемента языка художественно-литературного произведения обусловила необходимость системного описания ее проявлений в данной коммуникативной сфере русского языка.

Приходится констатировать, что языковая игра еще не привлекла в должной степени внимания исследователей как компонент языка художественного произведения, определяемый идейно-тематическими и художественно-эстетическими установками автора.

Объектом исследования в данной диссертационной работе является язык русской художественной литературы XX века, предметом - языковая игра в русской прозе XX века.

Цель работы - установить специфику языковой игры как компонента художественного произведения и элемента идиостиля писателя.

Для достижения указанной цели в работе решаются следующие исследовательские задачи:
1) определить содержание термина языковая игра;

2) исследовать языковую игру в ее связях с идейно-тематическими и художественно-эстетическими установками произведений художественной литературы;

3) выявить функции языковой игры в художественном произведении;

4) рассмотреть реализацию языковой игры в различных типах повествования автора и речи персонажей;

5) описать типологию приемов языковой игры в художественной литературе;

6) установить факторы, определяющие использование языковой игры в идиостиле писателя;

7) рассмотреть особенности реализации языковой игры в идиостилях определенных писателей;

8) выявить разновидности языковой игры в идиостилях писателей.

Методы исследования. В работе применены следующие

исследовательские методы: описательный метод, включающий приемы наблюдения, систематизации и обобщения исследуемого языкового материала; метод системного анализа, направленного на выявление системности изучаемого объекта; методики функционально-стилистического анализа, предусматривающие исследование языковых явлений в единстве лингвистических и экстралингвистических аспектов их изучения; сопоставительный метод, предусматривающий сравнение различных реализаций определенного языкового явления; прием синхронного среза, позволяющий рассматривать языковые явления применительно к определенному моменту существования языка; метод контекстуально-интерпретационного анализа, направленный на исследование явления с учетом его употребления в определенном контексте.

Необходимо отметить, что оценка степени соответствия результатов проведенного исследования поставленным целям проводилась при помощи описательного метода.

Теоретической основой исследования языковой игры в различных аспектах послужили работы, созданные в рамках следующих направлений:

— философия и теория игры (Р. Барт, Э. Берн, Л. Витгенштейн, Ю.М. Лотман, Э. Хейзинга);

— исследование языковой игры (O.A. Ананьина, Н.Д. Арутюнова, Э.М. Береговская, Т.В. Булыгина, Т.А. Гридина, О.В. Залесова, М. Захарова, Е.А. Земская, C.B. Ильясова, В.Г. Костомаров, A.M. Люксембург, Р.Ю. Намитокова, Б.Ю. Норман, H.A. Николина, Г.Ф. Рахимкулова, В.З. Санников, В.Н. Шапошников, Е.Ю. Шашурина, А.Д. Шмелев, М.Р. Шумарина, A.A. Щербина, И.С. Янченкова);

— рассмотрение языковой нормы и стандарта (Д. Брозович, К.С. Горбачевич, 3. Кестр-Тома, Е.Д. Поливанов, М.И. Стеблин-Каминский);

— стилистика и теория текста (A.C. Асколъдов, М.М. Бахтин, Н.С. Болотнова, Н.С. Валгина, И.Г. Гальперин, В.В. Виноградов, Н.Ю.Караулов, В.Я. Пропп, Б.М. Эйхенбаум);

— литературоведение (С.С. Аверинцев, У.М. Алавидзе, Т.Н. Андреева, Н.В. Баландина, Б.О. Винокур, М.М. Гиршман, И. Золотусский, А.Н. Кожевникова, O.E. Крыжановская, H.JI. Лейдерман, Д. Молдавский, Е.Г. Мущенко, Ю.И. Селезнев, А.Н. Старков, И.К. Сушилина, М.П. Тупичекова, О.М. Чудакова).
Материалом диссертационного исследования послужили тексты произведений русской прозы XX в. Авторская картотека содержит более 1200 примеров языковой игры, извлеченных путем сплошной выборки. Общий объем рассмотренного материала составляет более 24 ООО страниц.

В первой главе специфика языковой игры в художественно-литературном произведении рассматривается на основе фактов, представленных в произведениях различных писателей XX в. (Л.Н. Андреев, П.П. Бажов, А. Белый, М.М. Булгаков, А. Веселый, Е. И.Замятин, И. Ильф, Е. Петров, M. М. Пришвин, А. М. Ремизов, В. Аксенов, А.Битов, М. Веллер,

A. Геласимов, Д. Рубина, С. Довлатов, С. Лукьяненко и др.). Нами проанализированы собрания сочинений ряда писателей (М.М. Зощенко,

B. Войнович, В. Шукшин), сборники прозы, объединенной жанровой принадлежностью или периодом создания («Русская советская сатирико-юмористическая проза. Рассказы и фельетоны 20-30-х годов» 1989, «Русская

советская сатирическая повесть 20-е годы» 1989, «Проза новой России: В четырех томах» 2003). При составлении подобных сборников учитываются особенности литературного процесса и творчества писателя. В результате рассмотрения творчества широкого круга авторов выделены некоторые из них, особенно часто использующие языковую игру для создания комического эффекта. Отбор материала для анализа языковой игры в контексте идиостилей писателей производился с учетом существующего языкового стандарта и использования автором различных форм повествования.
Писатели, чье творчество рассмотрено в диссертационном исследовании, представляют различные художественные направления и культурные традиции. Авторы используют приемы языковой игры на основе различных языковых стандартов: H.A. Тэффи преимущественно изображала жизнь и быт образованных горожан начала XX века; М.М. Зощенко создавал образы мещан 1920 - 1930-х годов; С.Г. Писахов, Б.В. Шергин, В.И. Белов отобразили в своих произведениях самобытную северную речевую культуру в разные периоды ее функционирования; Т.Н. Толстая - представитель русского постмодернизма - попыталась в своем романе «Кысь» создать язык нового общества.

Научная новизна проведенного исследования заключается в том, что языковая игра в художественно-литературном тексте рассматривается как часть целого, которым является художественное произведение. В исследовании выделен спектр функций языковой игры, реализующих

v-trTTAwa/»ni>arrTTn о о ттптттта отур/лгю СГг»т гт/*ли г» ет гт/Л ттт> аг\г»оату>/г

л.уict.nnu-LKijvvjt- оаАЛпис auiupa. .лишлллэал tiipa нидоьр! aciva

комплексному анализу, включающему в себя не только установление типологии приемов языковой игры в художественно-литературном тексте, но и последующее выявление особенностей их реализации в идиостиле ряда писателей (В.И. Белова, М.М. Зощенко, H.A. Тэффи, С.Г.Писахова, Б.В. Шергина, Т.Н. Толстой). Языковая игра рассматривается, таким образом, как специфическая черта идиостиля писателя.

При этом творчество В.И. Белова, С.Г.Писахова, Б.В. Шергина впервые исследуется в ракурсе языковой игры.

Анализ влияния специфики идиостиля автора на реализацию приемов языковой игры позволил выделить такие разновидности языковой игры в творчестве писателей как следование речевым традициям и индивидуально-стилистический поиск.

Теоретическая значимость исследования проявляется в том, что языковая игра в нем предстает как одна из составляющих художественной формы литературного произведения, как явление, входящее в сферу изучения стилистики художественной литературы. Выявление специфики использования языковой игры в художественной литературе и особенностей ее реализации способствует формированию методики анализа языковой игры в идиостиле писателя.

Практическая значимость заключается в возможности применения материалов и основных положений диссертационного исследования в практике преподавания учебных дисциплин «Стилистика русского языка», «Филологический анализ текста», а также при проведении курсов по выбору, посвященных стилистике художественной литературы и анализу идиостиля писателя.

На защиту выносятся следующие положения.

1. Языковая игра является компонентом художественного произведения, что обусловило специфику ее употребления в данной коммуникативной сфере русского языка. Своеобразие языковой игры определяется идейно-тематическими и художественно-эстетическими установками конкретного произведения.
2. Языковая игра в художественно-литературном произведении по-пазному соотносится с овальной юечевой поактикой. в том числе она может

Г--- - ^ - - - - - - - г--------А" - 1. -" 7

иметь опосредованный характер. Языковая игра представлена в различных типах художественно-литературного текста: в повествовании от первого или

третьего лица, в диалоге, в сочетании реплики диалога и комментария к ней со стороны автора или рассказчика.

3. Языковая игра, представляющая собой в художественно-литературном тексте преднамеренное отклонение от языковой нормы или стандарта, может быть представлена рядом приемов, таких как звуковой повтор, омофоническое сближение слов, создание индивидуально-стилистических неологизмов, морфологические преобразования слова, каламбур, прием народной этимологии, или этимологизация, нарушение лексической сочетаемости, фразеологические новации, деструкция строя предложения, «речевая маска», графическая игра. Специфика приемов в художественно-литературном тексте заключается в выполнении ими художественно-эстетического задания автора.

4. Особенности идиостиля писателя проявляются в функциональном использовании языковой игры, выборе тех или иных ее приемов. Используемые при реализации этих приемов языковые средства соответствуют изображаемой в произведении социальной среде и идейно-целевой установке произведения.

5. Языковая игра в идиостиле писателя может быть представлена как «воспроизведение» разговорной речи или индивидуально-стилистический эксперимент, направленный на переосмысление традиционных языковых средств и создание оригинального стиля повествования.
Апробация результатов исследования. Положения и выводы диссертационного исследования были представлены в докладах, с которыми автор выступил на Международной научно-практической конференции «И.И. Срезневский и история славяно-русской филологии: тенденции в науке, образовании и культуре» (Рязань, 2007г.), пятой межвузовской научно-практической конференции студентов, молодых ученых и специалистов «Новые технологии в учебном процессе и производстве» (Рязань, 2007г.), Международной научно-практической конференции «Слово, фразеологизм, текст в литературном языке и говорах» (Орел, 2010),

II Всероссийской научной конференции «Слово и текст в культурном сознании эпохи» (Вологда, 2010), III Всероссийской научной конференции «Слово и текст в культурном сознании эпохи» (Вологда, 2011). Материалы исследования были представлены на конкурс Совета молодых ученых и специалистов Рязанской области «Молодой ученый года» имени академика И.П.Павлова (2011 г.).

Основные положения и предварительные результаты исследования нашли свое отражение в 14 публикациях по теме диссертации. Три статьи из них опубликованы в изданиях списка ВАК РФ.

Структура работы обусловлена целью, задачами и проблематикой исследования. Диссертационная работа общим объемом 188 страницы состоит из введения, двух глав, заключения, библиографического списка, включающего 224 наименования, списка словарей и списка источников языкового материала.

ГЛАВА 1. СПЕЦИФИКА ЯЗЫКОВОЙ ИГРЫ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

1.1 Языковая игра как лингвистическое явление

Начало разработки теории игры обычно связывается с именами таких ученых XIX в., как Ф. П1иллер, Г. Спенсер, В. Вундт. Разрабатывая свои философские, психологические и, главным образом, эстетические взгляды, они только попутно в нескольких положениях, касались и игры как одного из самых распространенных явлений жизни, связывая происхождение игры с происхождением искусства.

В работах Э. Хейзинги представлена концепция игры как изначальной формы деятельности человека. Исследования привели его к осознанию взаимосвязи игры и искусства как видов деятельности, имеющих общую генетическую основу. Э. Хейзинга также пришел к выводу о всеобщности игрового принципа в культуре, распространяющегося на различные сферы человеческой деятельности [Хейзинга 1992: 47-49]. Язык рассматривается им как объект, открытый для игрового воздействия.

В настоящий момент существуют различные направления в изучении феномена игры. Игра является объектом исследования многих наук. В педагогике игра рассматривается с позиции влияния на развитие творческого потенциала и на способность к интеграции личности в общество (Л.С. Выготский, Ж. Пиаже, Д.Б. Эльконин и др.). Психологи изучают игру как компонент поведения личности в различных ситуациях (рефлексивные, ролевые игры - Э. Берн, И.С. Кон и др.). Социологические концепции связывают феномен игры с функционированием человека в определенных ролях, которые он играет в жизни (И. Гофман, Ю.А. Левада, Р. Липтон, Дж. Мид и др.).
В философских и культурологических трудах

анализируется роль игры в обществе, ее значение в развитии культуры, соотношение категорий Игры и Бытия (Х.Г. Гадамер, Ю.М. Лотман, Л.Т. Ретюнских, Й. Хейзинга и др.).

Термин «языковая игра» возник в середине XX века, его ввел немецкий философ Л. Витгенштейн. Языковую игру Л. Витгенштейн представлял как всю человеческую, в том числе и речевую деятельность. В текстах исследователя встречаются три дополняющих друг друга основных понимания языковой игры. Во-первых, это исходные лингвистические формы, с которых начинается обучение языку путем включения обучаемого в определенные виды деятельности. Во-вторых, «игры» рассматриваются как упрощенные, идеализированные модели употребления слов, последовательное усложнение которых демонстрирует динамику языка. В понятии форм жизни отражен социокультурный аспект «игр».

Л. Витгенштейн называет употребление языка в нашей жизни языковыми играми. Языковая игра, по его мнению, - это всеобъемлющее явление, присущее не только мышлению, но и способу существования человека в мире [Витгенштейн 2005: 108-153]. Эти философские посылки, в том числе и представление о символических, ассоциативных основах мышления, были использованы в последующих филологических теориях языковой игры.

Языковая игра в лингвистике понимается гораздо уже, чем у Л. Витгенштейна, ее трактуют как признак отдельных высказываний, имеющих особую коммуникативную окраску.
Языковая игра - это термин, в который разные авторы вкладывают не вполне одинаковое содержание. Это объясняется сложностью самого обозначаемого феномена, так как «многоплановость языковой игры делает затруднительным ее непротиворечивое и исчерпывающее определение» [Николина 2000: 375]. У современных исследователей под этим термином понимается прежде всего проявление творческого отношения человека к языку, сознательная деструкция индивидуумом языковой нормы,

представляющей собой совокупность «наиболее устойчивых традиционных реализаций языковой системы, отобранных и закрепленных в процессе общественной коммуникации» [СЭСРЯ 2003: 337].

Трактовка языковой игры как отклонения от языковой нормы имеет место фактически у всех исследователей этого явления в русской речи: Н.Д. Арутюновой, Т.А. Гридиной, Е.А. Земской, Б.Ю. Нормана, В.З. Санникова и др. При данном истолковании языковой игры противопоставляются два типа отклонений от языковой нормы:

- непреднамеренное отклонение, которое квалифицируется как речевая ошибка;

- преднамеренное, сознательное отклонение в целях создания определенного стилистического эффекта, что является уже проявлением языковой игры.

В некоторых работах отмечается стремление дополнить представление о языковой игре как преднамеренном отклонении от языковой нормы теми или иными новациями.

По мнению Т.А. Гридиной, при языковой игре происходит ломка нормативных стереотипов посредством включения слова в новый ассоциативный контекст. Исследователь утверждает, что языковая игра — это креативная речевая
активность языковой личности, процесс выполнения лингвистических операций эвристического характера [Гридина 1996]. Однако при таком истолковании языковая игра охватывает только явления лексического уровня.

Т.В. Булыгина, Б.Ю. Норманн, В.З. Санников, А.Д. Шмелев включают в сферу языковой игры явления, представленные как на различных уровнях языковой системы, так и в аспекте логических категорий, что существенно изменяет содержание термина «языковая игра».

В.З. Санников рассматривает соотношение терминов «языковая игра» и «речевая игра» и делает свой выбор в пользу первого, так как он основан «на знании системы единиц языка, нормы их использования и способов

творческой интерпретации этих единиц», а термин «речевая игра» подразумевает окказиональность, единичность результата. Вместе с тем термин «языковая игра» также признан им недостаточно точным. В.З. Санников пишет: «Более определенно выделяется тот вид языковой игры, целью которого является создание комического эффекта, — языковая шутка. Кроме определенности языковая шутка имеет еще одно важное свойство... Мы имеем в виду отмечаемую многими исследователями смысловую и грамматическую законченность шутки» [Санников 1999: 23]. В состав языковой шутки автор вводит балагурство и остроту. Исследователь акцентирует внимание на коммуникативной стороне восприятия шутки: «Это обычно языковая неправильность (или неточность), намеренно допущенная говорящим и именно так и понимаемая слушающим». Исследователь подчеркивает, что между понятиями языковой шутки и языковой игры невозможно провести четкую грань. В. 3. Санников отмечает: «Языковая шутка — это цельный текст ограниченного объема (или автономный элемент текста) с комическим содержанием» [там же]. Между тем при последовательном употреблении термина «языковая игра» достаточно очевидно следующее: к языковой игре при подобной трактовке можно отнести только такую шутку, в которой имеет место отклонение от языковой нормы.

Языковая игра рассматривается не только в пределах одного высказывания, но и в композиции художественно-литературного текста. В отечественной лингвистике на основе теории Р. Барта разработана концепция «игрового текста». Любой текст обладает игровым характером, что, прежде всего, проявляется в зашифрованных в нем загадках, а также в том удовольствии, которое получает читатель в процессе их разгадывания. Отечественные исследователи (O.A. Ананьина, C.B. Ильясова, A.M. Люксембург, Г.Ф. Рахимкулова и др.) под «игровым текстом» понимают сложную систему, «все элементы которой ориентированы на то, чтобы, выражая игровое отношение писателя к жизни и искусству, вовлечь

читателя в активные игровые отношения с творцом и созданным им текстом» [Рахимкулова 2004: 43].

Понимание языковой игры как текстового явления в рамках «теории игрового текста» и «игровой поэтики» выдвигает на первый план темы и проблемы, рассматриваемые в тексте литературно-художественного произведения, а также целевую установку автора. В этом случае преставление о языковой норме как средстве выделения игровых явлений заменяется оценкой текстовых взаимосвязей.

Вызывает возражение и такой подход к изучению языковой игры, при котором она трактуется как «определенный тип речевого поведения говорящих, основанный на преднамеренном (сознательном,

продуманном) нарушении системных отношений языка, т.е. на деструкции речевой нормы с целью создания неканонических языковых форм и структур, приобретающих в результате этой деструкции экспрессивное значение и способность вызвать у слушателя/читателя эстетический и, в целом, стилистический эффект [СЭСРЯ 2003: 657]. Однако речевое поведение традиционно понимается как форма проявления речевого общения, которое «осуществляется между многими, несколькими или двумя людьми» [ПР 1998: 192].

Понимание языковой игры как определенного типа речевого поведения говорящих возможно только применительно к разговорной речи. Употребление языковой игры, например, в художественно-литературном тексте находится вне сферы реального речевого общения.

На наш взгляд, существующая точка зрения, согласно которой языковая игра представляет собой преднамеренное нарушение нормы языка, нуждается в определенном уточнении и дополнении. Несомненно, что языковая игра в основном связана с нарушением той или иной нормы языка. Однако не все ее проявления имеют такой характер. Так, например, рифмовка сама по себе не является нарушением нормы языка. Она представляет собой нарушение языкового стандарта, который проявляется в том, что все говорят «прозой». Например, у А.Белого повторение созвучных

слов «взглядом», «ядом», также слова «виноваты» оставляет впечатление стихотворной строки: «Выставив детскую родинку, мама потчует всех; нет, не ъжлядом, а ядом: все то, что ей скажут, ей лучше известно; и все виноваты: кругом виноваты... » («Крещеный китаец»).

Соответственно с этим в диссертационном исследовании разграничиваются термины норма языка и языковой стандарт, хотя в специальной литературе эти термины нередко используются как синонимы. Так, по мнению М.И. Стеблина-Каменского, норма литературного языка представляет собой стандарт, единый и обязательный для всех социальных и территориальных групп общества [Стеблин-Каменский 1968: 47].

Разграничение нормы языка и языкового стандарта осуществляется нами по следующему критерию: норма языка носит кодифицированный характер, т.е. она закреплена в словарях и грамматиках; языковой стандарт не имеет такого характера и представляет собой проявление языкового обычая. Так, например, нет правила, регулирующего количество элементов в аббревиатурах. Стандартными являются аббревиатуры, состоящие из ограниченного числа элементов. Употребление большого количества элементов в составе аббревиатуры является нарушением языкового стандарта и воспринимается в качестве языковой игры: «А он все говорит и говорит. ЭНЕРГОТ ЯЖКОМРЕМСН АБСББ1ТИЗ ДАТ пишет он мне на клочке непонятное мне в его произнесении слово. ... Так, значит, все это, что мы жили и умирали, есть ПРЫГСКОКБРЯКБРЫКСКОПЫТ. Нас уже нет, а он, сожравший уже половину Аптекарского острова, он — есть, и есть БРЯКРЫГР АККОМИСТ Д АС...» (А. Битов «Рассеянный свет»). Фрагмент текста передает впечатление слушателя утомленного речью собеседника.

1.2. Языковая игра в различных коммуникативных сферах языка
Начало разработки теории игры обычно связывается с именами таких ученых XIX в., как Ф. Шиллер, Г. Спенсер, В. Вундт. Разрабатывая свои философские, психологические и, главным образом, эстетические взгляды, они только попутно в нескольких положениях, касались и игры как одного из самых распространенных явлений жизни, связывая происхождение игры с происхождением искусства.

В работах Э. Хейзинги представлена концепция игры как изначальной формы деятельности человека. Исследования привели его к осознанию взаимосвязи игры и искусства как видов деятельности, имеющих общую генетическую основу. Э. Хейзинга также пришел к выводу о всеобщности игрового принципа в культуре, распространяющегося на различные сферы человеческой деятельности [Хейзинга 1992; 47-49]. Язык рассматривается им как объект, открытый для игрового воздействия.

В настоящий момент существуют различные направления в изучении феномена игры. Игра является объектом исследования многих наук. В педагогике игра рассматривается с позиции влияния на развитие творческого потенциала и на способность к интеграции личности в общество (Л.С. Выготский, Ж. Пиаже, Д.Б. Эльконин и др.). Психологи изучают игру как компонент поведения личности в различных ситуациях (рефлексивные, ролевые игры - Э. Берн, И.С. Кон и др.). Социологические концепции связывают феномен игры с функционированием человека в определенных ролях, которые он играет в жизни (И. Гофман, Ю.А. Левада, Р. Липтон, Дж. Мид и др.). Неотъемлемым объектом исследования становится игра и при изучении драматического искусства (ЮМ. Логман, В.Э. Мейерхольд, К.С. Станиславский и др.). В философских и культурологических трудах анализируется роль игры в обществе, ее значение в развитии культуры, соотношение категорий Игры и Бытия (ХX. Гадамер, Ю.М. Лотман, Л.Т. Ретюнских, Й. Хейзинга и др.).

Термин «языковая игра» возник в середине XX века, его ввел немецкий философ Л. Витгенштейн. Языковую игру Л. Витгенштейн представлял как всю человеческую, в том числе и речевую деятельность. В текстах исследователя встречаются три дополняюшдх друг друта основных понимания языковой игры. Во-первых, это исходные лингвистические формы, с которых начинается обучение языку путем включения обучаемого в определенные виды деятельности. Во-вторых, «игры» рассматриваются как упрощенные, идеализированные модели употребления слов, последовательное усложнение которых демонстрирует динамику языка. В понятии форм жизни отражен социокультурный аспект «игр».

Л. Витгенштейн называет употребление языка в нашей жизни языковыми играми. Языковая игра, по его мнению, - это всеобъемлющее явление, присущее не только мышлению, но и способу существования человека в мире [Витгенштейн 2005: 108-153]. Эти философские посылки, в том числе и представление о символических, ассоциативных основах мышления, были использованы в последующих филологических теориях языковой игры.

Языковая игра в лингвистике понимается гораздо уже, чем у Л. Витгенштейна, ее трактуют как признак отдельных высказываний, имеющих особую коммуникативную окраску.

Языковая игра - это термин, в который разные авторы вкладывают не вполне одинаковое содержание. Это объясняется сложностью самого обозначаемого феномена, так как «многоплановость языковой игры делает затруднительным ее непротиворечивое и исчерпывающее определение» [Николина 2000: 375]. У современных исследователей под этим термином понимается прежде всего проявление творческого отношения человека к языку, сознательная деструкция индивидуумом языковой нормы. представляющей собой совокупность «наиболее устойчивых традиционных реализаций языковой системы, отобранных и закрепленных в процессе общественной коммуникации»
Трактовка языковой игры как отклонения от языковой нормы имеет место фактически у всех исследователей этого явления в русской речи: Н.Д. Арутюновой, Т.А. Гридиной, Е.А. Земской, Б.Ю. Нормана, В.З. Санникова и др. При данном истолковании языковой игры противопоставляются два типа отклонений от языковой нормы; - непреднамеренное отклонение, которое квалифицируется как речевая ошибка; - преднамеренное, сознательное отклонение в целях создания определенного стилистического эффекта, что является уже проявлением языковой игры. В некоторых работах отмечается стремление дополнить представление о языковой игре как преднамеренном отклонении от языковой нормы теми или иными новациями. По мнению Т.А. Гридиной, при языковой игре происходит ломка нормативных стереотипов посредством включения слова в новый ассоциативный контекст. Исследователь утверждает, что языковая игра — это креативная речевая активность языковой личности, процесс выполнения лингвистических операций эвристического характера [Гридина 1996]. Однако при таком истолковании языковая игра охватывает только явления лексического уровня.

Т.В. Булыгина, Б.Ю. Норманн, В.З. Санников, А.Д. Шмелев включают в сферу языковой игры явления, представленные как на различных ровнях языковой системы, так и в аспекте логических категорий, что существенно изменяет содержание термина «языковая игра».

В.З. Санников рассматривает соотношение терминов «языковая игра» и «речевая игра» и делает свой выбор в пользу первого, так как он основан «на знании системы единиц языка, нормы их использования и способов творческой интерпретации этих единиц», а термин «речевая игра» подразумевает окказиональность, единичность результата. Вместе с тем термин «языковая игра» также признан им недостаточно точным. В.З. Санников пишет: «Более определенно выделяется тот вид языковой игры, целью которого является создание комического эффекта, — языковая шутка. Кроме определенности языковая шутка имеет еще одно важное свойство... Мы имеем в виду отмечаемую многими исследователями смысловую и грамматическую законченность шутки» [Санников 1999; 23]. В состав языковой шутки автор вводит балагурство и остроту. Исследователь акцентирует внимание на коммуникативной стороне восприятия шутки; «Это обычно языковая неправильность (или неточность), намеренно допущенная говорящим и именно так и понимаемая слушающим». Исследователь подчеркивает, что между понятиями языковой шутки и языковой игры невозможно провести четкую грань. В. 3. Санников отмечает; «Языковая шутка — это цельный текст ограниченного объема (или автономный элемент текста) с комическим содержанием» [там же]. Между тем при последовательном употреблении термина «языковая игра» достаточно очевидно следующее: к языковой игре при подобной трактовке можно отнести только такую шутку, в которой имеет место отклонение от языковой нормы.

1.5.1. Проблема определения приема языковой игры

Традиционно при помощи этого термина характеризуется стиль того или иного писателя, стиль отдельного художественного произведения при решении вопросов интерпретации конкретных текстов. На основе изучения идиостиля решается одна из центральных проблем стилистики художественной литературы; характер речевого воплощения в произведении образа автора.

Особенности использования языковой игры в художественно-литературном произведении тоже характеризуют идиостиль писателя. Вместе с этим формы реализации и функционирования языковой игры в произведениях различных писателей испытывают влияние сопутствующих экстралингвистических факторов, языковой ситуации того периода, который описывается в произведении или является временем его создания.

Понятие «языковая ситуация» применяется обычно к большим языковым сообществам - странам, регионам. Для этого понятия важен фактор времени; по существу, языковая ситуация - это состояние социально-коммуникативной системы языка в определенный период ее функционирования [ЛЭС 1990; 481-482].

В России XX века влияние экстралингвистических факторов позволяет выделить периоды изменения языковых традиций и норм, а также временные отрезки относительно стабильного состояния языка.

Начало XX века ознаменовано ломкой общественного уклада. За годы революции и Гражданской войны были уничтожены российское дворянство, хранившее культурные традиции, оказывавшее влияние на вкусы и регламентировавшее языковые нормы, а также буржуазия, сыгравшая главную роль в развитии экономики России. Пострадали интеллигенция и просвещенное духовенство. В общественной жизни начала XX в. усиливается роль пролетариата, пополняющегося выходцами из разных слоев. Под влиянием этих событий в 1920-е гг. интенсифицировались процессы прямого взаимодействия различных уровней литературного языка с просторечием и диалектами. При освоении новых лексических пластов наблюдается энергичное сближение языка художественной литературы с живой разговорной речью [Войлова 2009; 442-443]. Одним из наиболее ярких проявлений этой тенденции стали сказовые произведения М.М. Зощенко, активно использовавшего различные приемы языковой игры (создание авторских неологизмов, каламбур, народная этимология, нарушение лексической сочетаемости и др.). Задача изображения действительности Переходила у М. М. Зощенко в «проблему воссоздания языка времени» [Чудакова 1979: 44].
Языковая ситуация 1930-1950-х гг. характеризуется нормализацией и кодификацией литературного языка, обусловленной принципом единства и централизации Советского государства. Творчество М.М. Зощенко также отразило эту тенденцию; использование просторечной лексики и приемов языковой игры в произведениях сокращается, что служит подтверждением стабилизации языковой ситуации. В этот период в языке происходит стирание различий между литературной формой общенационального языка и просторечием, диалектами, жаргонами, а также нейтрализация стилистически полярных языковых средств [Войлова 2009; 457].

Ко второй половине XX в. на основе публицистического стиля получил развитие язык партийной идеологии. По свидетельству К.А. Войловой и В.В. Леденева, «признаком партийно-публицистического стиля является строгое следование нормативно-стилистическим предписаниям, выдержанность, торжественность, риторичность, пафос, характерные и для партийных газет, журналов, выступлений руководителей компартии, и для передовых и официальных статей в других изданиях» [там же; с. 469]. В произведениях художественной литературы язык партийной идеологии становится объектом пародирования, использование его часто лежит в основе стилевого контраста. Сатирическому изображению действительности в романе В.Войновича «Жизнь и необычайные приключения Ивана Чонкина» соответствует искажение звучания слов, использованное в монологе персонажа;

«Итак, я поставил перед собою задачу в совершенстве овладеть этим чудовищным языком. А как? Где такие курсы? Где преподаватели? Где учебники? Где словари? Ничего нет. И вот хожу я на разные собрания, заседания, партийные конференции, слушаю, всматриваюсь, делаю пометки, а потом дома запрусь на все задвижки и перед зеркалом шепотом воспроизвожу; митирилизем, импирикритизем, экпроприцея экспроприаторов и межродный терцинал. Ну, такие слова, как силисиский-комунисиский, я более или менее освоил и произносил бегло, но, когда доходило до хыгемонии пржитырата, я потел, я вывихивал язык и плакал от бессилья. Но я проявил дьявольское упорство, я совершил величайший подвиг. Уже через год совсрм ббз тоуда И даже почти механически я произносил кило метр, моло дежь, конкрэтно. Но иногда я употреблял такие выражения и обороты, что даже искушенные партийные товарищи не каждый раз могли сообразить, что это значит. Ну вот, например, по-вашему, что это: сисификация сызясного прызводствсП. Поняли? — Не, — признался Чонкин, — не понял. — Естественно. Это означает интенсификация сельскохозяйственного производства. Это уж высший класс. Когда я овладел этим языком в совершенстве, некоторые товарищи смотрели на меня с умилением. Иные пытались подражать, не веем удавалось. Теперь благодаря таким товарищами новому языку передо мной все дороги были открыты. Вскоре я занял тот самый пост». Искажая идеологизированную лексику, автор демонстрирует низкий культурный уровень массы партийных деятелей, сформировавших особый класс общества.

В течение XX в. содержание понятий «народная речь», «живая речь» значительно изменилось. Во второй половине XX в. областные говоры перестают быть питательной средой русского литературного языка. Язык фольклора стал казаться искусственным даже жителям деревни, и лишь немногие фольклорные жанры продолжали развиваться (например, частушки). Но вместе с этим стихия народной речи продолжает подпитывать язык художественной литературы, что нашло отражение в произведениях «писателей-деревеншиков» (Ф.А. Абрамова, В.П. Астафьева, В.И. Белова, В.Г. Распутина и др.), в произведениях, перекликающихся с традиционными жанрами, такими как сказ, бухтина (С.Г. Писахов, Б.В. Шергин, П.П. Бажов и

Др-) В русском литературном языке 1980-х гг. с одной стороны, наблюдается сохранение состава языковых средств и форм конкретных функциональных стилей, которые сложились исторически и используются в зависимости от целей и задач общения (официально-деловой, научный, газетно-публицистический, разговорный); с другой стороны, отмечается нивелировка стилистических различий, проявляющаяся в использовании средств других стилей и жанровых форм, в их контаминировании (газетно 83 публицистический, художественный, или язык художественной литературы, разговорный) [Войлова 2009: 482]. Конец XX века в России характеризуется демократизацией общества и проявлением социальной раскованности носителей языка, что отразилось на состоянии речевых норм и функционально-стилистической системы литературного языка. Отмечается прямое взаимодействие разговорного стиля с публицистическим и художественным, в произведениях массовой литературы отмечается стремление писать, подражая разговорной речи (П.Дашкова, Д.Донцова, А.Маринина, Т.Устинова). Язык художественной литературы этого периода не воспринимается как образцовый: в нем очевидно сближение с разговорной речью.

К концу XX века нормы современного русского литературного языка становятся менее жесткими, допускающими вариантность. Они ориентируются не на незыблемость и всеобщность, а скорее на коммуникативную целесообразность. По мнению Н.С. Валгиной, граница нормативности и ненормативности иногда бывает стертой, так как велика синонимия языковых единиц и моделей, некоторые разговорные и просторечные языковые факты становятся вариантами нормы [Валгина 2003:

2.3. Языковая игра в рассказах М.М. Зощенко 1920-1930 гг
Свойства сказа, замеченные В.В. Виноградовым, использованы в идиостилях М.М. Зощенко и В.И. Белова.

В рассказе В.И. Белова «Жалоба» автор создает отрицательный образ рассказчика. В данном случае языковая игра выступает как не осознанная персонажем речевая ошибка. Ключевым комхчозиционным приемом становится стилевой контраст. Языковая игра на синтаксическом уровне отражает искажение стандартной формы заявления: «Я, Петруничев Н. И., с 1933 года рождения, в совхозе "Маяк" живу второй год, имею детей дошкольного возраста, проезжая со станции с грузом соли, промок в реке».

В сказах С.Г. Писахова из цикла «Северный Мюнхаузн», сказах Б.В. Шергина из книги «Шиш московский» и «Вологодских бухтинах» В.И. Белова языковая игра реализуется как стиль речевого поведения рассказчика, отличающегося безудержной фантазией и широким использованием элементов народной смеховой культуры. Языковая игра здесь носит осмысленный, преднамеренный характер, как, например, в следующем высказывании; «В морозны дни мы при встрече шапок не снимали, а перекидывались мороженым словом приветным. С той поры повелось говорить: словом перекидываться» (С.Г. Писахов «Морожены песни»). «Народная смеховая культура» имеет свойство выражать способность человека к комической оценке действительности [Бахтин 2010]. В юморе авторов, использующих традиции устного северного сказа, ярко проявляются национальные особенности.

Языковая игра в идиостиле писателя может в разной степени соотноситься с реальной общественно-языковой практикой. Языковая игра в разговорной речи создается одним из участников диалога и реализуется без предварительной обработки, в произведениях художественной литературы исследуемое явление вводится автором-творцом после обдуманного отбора средств выражения, с целью осуществления определенного художественно-эстетического задания В художественно-литературном произведении персонаж может осознанно нарушать языковую норму, т.е. с его стороны имеет место преднамеренное использование языковой игры. Этот вариант использования языковой игры применяется С.Г. Писаховым, Б.В. Шергиным, В.И. Беловым. Преднамеренная языковая игра характерна для идиостилей других авторов. В произведениях А. Ремизова рассказчик активно использует фразеологические новации; «Смотрю снизу вверх, я — не "настоящий". А только к "настоящим" применимо; "человек ищет, где глубже, а рыба... где лучше"» («Писатель»); «Я всегда искал, как рыба "где лучше" — где наряднее издание и гонорар выще, мирясь и с дешевой бумагой и "без гонорара"» («Писатель»), ср.; рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше [Ожегов 2008; 689]; «Еще в конце прошлого года вдруг заговорили о монастыре, говорили с уха на ухо, а слышно было с угла па угол» («Неуемный бубен»), ср.; с глазу на глаз [ФСРЯ 1968; 102].

В повести А.И. Приставкина персонажем преднамеренно создается индивидуально-стилистический неологизм; «— Гуляем, — сказал Колька. А Сашка кивнул. — Дак, тут ваши уже многие гуляли, — сказал проводник. - Половину моей картошки пригуляли\ - И приказал: Бери хворост, пошли» («Ночевала т}чка золотая»), персонаж использует неологизм «пригуляли» вместо слова «украли». В ряде слзчаев персонаж допускает такую непреднамеренную речевую ошибку, которая создает комический эффект и воспринимается читателем как языковая игра автора. В данном случае имеет место опосредованное проявление языковой игры, что является специфической чертой художественной литературы. Наиболее ярко этот тип языковой игры проявляется в идиостиле рассказов М.М. Зощенко в 1920-1930 гг.
В идиостиле М.М. Зощенко неосознанная речевая ошибка может быть выражена типичным для разговорной речи способом, например, употреблением специфических сочетаний с наречием «очень». Е.А. Земская пишет; «Одним из характернейших средств выражения значения "высокая степень" ... в разговорной речи является наречие очень. Оно характеризуется широкой сочетаемостью со словами разных частей речи и разной семантики, передавая при этом одно и то же значение "высокая степень"... Единица «очень» эволюционирует в сторону универсального показателя значения "высокая степень", сочетаясь с качественными компонентами семантики слов разных частей речи» [Земская 1981; 107]. В произведениях М.М. Зощенко используются привычные сочетания со словом очень, например; «Призывает. Так, мол, и так, говорит, очень я тебя, Назар, уважаю, и вполне ты прелестный человек...» («Рассказы Синебрюхова»).

Вместе с этим автор использует сочетание наречия очень и слов, выражающих «высокую степень» признака. Подобные конструкции схожи с просторечной тавтологической ошибкой типа «более теплее» [ЛЭС 1990; 501]; «С болезнями бабка Василиса очень даже великолепно справляется» («Черная магия»).

В художественно-литературном тексте языковая игра может быть реализована в авторской речи, представляющей собой внутритекстовое воплощение автора (образа автора), ответственного за сказанное им [Лит. ЭС 1987; 13]. Авторская речь, в которой отсутствуют народные характерологические средства, наиболее ярко представляет тип языковой игры, характеризуемый как индивидуально-стилистический эксперимент.
В идиостиле Н.А. Тэффи языковая игра в авторской речи возникает на основе литературно-книжной разновидности языка, как, например, во «Всеобщей истории, обработанной "Сатириконом"» (1911г.). Авторами книги вместе с Н. А. Тэффи стали О. Дымов, А. Аверченко, О. Д Ор. «Всеобщая история, обработанная «Сатириконом» — это пародия на гимназическое пособие. Перу Н. А. Тэффи принадлежит раздел «Древняя история», открывающий книгу. Почти не погрешив против фактов, Н. А. Тэффи от души издевается над их хрестоматийными трактовками. Она иронически обыгрывает логические построения псевдонаучных трудов, гиперболизирует штампы («Древняя история есть такая история, которая произошла чрезвычайно давно»); пародирует морализаторские умозаключения и глубокомысленные сентенции авторов учебников («Так жили народы древности, переходя от дешевой простоты к дорогостоящей пышности, и, развиваясь, впадали в ничтожество») [Николаев, 1990, 15].

В речи автора на основе книжно-литературной лексики реализуются этимологизация и каламбур; «Белые в свою очередь разделяются на; 1) Арийцев, произошедших от Ноева сына Иафета и названных так, чтоб не сразу можно было догадаться — от кого они произошли. 2) Семитов — или не имеющих права жительства и 3) Хамитов, людей в порядочном обществе не принятых» («Из "Всеобщей истории", обработанной "Сатириконом". Древняя история»). Автор обыгрывает созвучие имени собственного Хам (Сим, Хам, Иафет — в Библии сыновья Ноя, от которых после Всемирного потопа "населилась вся земля") и слова «хам» — грубый, наглый человек [Ожегов 2008; 859]; «Днем Пенелопа ткала, ночью порола сотканное, а заодно и сына своего Телемака» («Из "Всеобщей истории", обработанной "Сатириконом". Древняя история»), ср.; пороть - разъединять по швам; пороть - бить, сечь [Ожегов 2008; 565].

2.6. Языковая игра в идиостиле романа Т.Н. Толстой «Кысь»
Здравствуйте, Павел Николаевич!"— говорит ему молодой симпатичный кадет, "Здравствуйте! Здравствуете!"— приветливо отвечает ему лидер партии народной свободы и пожимает его правую руку своей правой рукой («Карьера Сципиона Африканского»);

«Публика заволновалась. В особенности интриговали ее слова; "разрезывание поперек собственного живота”. Кого он будет резать? Или сам себе резать живот поперек. И что значит "разрешено полицией без испытания боли"? То ли, что полиция разрешила, если не будет факиру больно, или просто выдала ему разрешение, не отколотив предварительно в участке? Билеты раскупались» («Факир»).

Языковая игра как индивидуально-стилистический эксперимент может заключаться в обыгрывании существующего языкового стандарта книжной речи. Автор реализует свое художественно-эстетическое задание средствами нейтральной лексики, которая знакома большинству носителей языка.

В некоторых случаях языковая игра может быть результатом такого индивидуально-стилистического эксперимента писателя, который фактически не имет опоры в современном функционировании языка. Яркий пример - языковая игра в романе Т.Н. Толстой «Кысь». Индивидуально-стилистический эксперимент в идиостиле Т.Н. Толстой проявляется в создании языка нового общества, жанр ее романа охарактеризован как лингвистическая утопия. Особенностью романа Т.Н. Толстой является слияние лексики различных стилей речи и разновидностей языка. Игровая система словообразования в романе создает условия для смешения индивидуально-стилистических неологизмов, диалектизмов и просторечия.

Скопление неологизмов, образованных различными способами, создает атмосферу фантастической реальности; «Ну что в Складе дают? Казенную колбаску из мышатинки, мышиное сальце, муку из хлебеды, перо вот, потом валенки, конечно, ухваты, холст, каменные горшки; по-разному выходит. Иной раз накладут в туесок запселых огнецов, - где-то они там провоняли, так их и выдают. За хорошими огнецами самому идти надо», ср.; хлебеда от хлеб и лебеда путем «наложения» основ; огнецов от корня - огн - (огненный) при помощи суффикса -ец.

В постмодернистском произведении все речевые средства переосмысливаются для создания особого игрового стиля. В связи с этим стирается граница между индивидуальным и народным юмором. Под влиянием разнообразных наслоений теряет свою специфику и элементы Смеховой культуры. По мнению М.П. Тупичековой, «юмор ближе всего генетически к архаическому, древнему народному смеху» [Тупичекова 1987; 18]. В эстетике постодернизма ведущее положение занимает ирония, которая не характерна для народной смеховой культуры. Смеховая культура XX века расширяется спектр осмеиваемых явлений в сравнении с предыдущими периодами и теряет национальный колорит; наряду с бульварным, поверхностным осмеянием всего непонятного возникают новые формы смеховой культуры, ориентированные на высокообразованную аудиторию, на взыскательного читателя и зрителя. Игровое начало создает комбинаторное приращение смыслов слов и приемов языковой игры, что проявляется в межтекстовых связях.

Для характеристики литературных произведений, строящихся на «игре с читателем и структурно организованных в соответствии с принципами игровой поэтики», Г.Ф. Рахимкулова использует термин «игровой стиль» [Рахимкулова 2004; 50].
Создание системы игрового словообразования характерно для произведений В.Аксенова, об этой черте вдиостиля свидетельствуют наблюдения исследователей [Залесова 2006; 12]. Речь рассказчика в произведениях этого автора содержит большое количество индивидуально-стилистических неологизмов: «Вот оно что, тут, оказывается, какая-то подлая ноздревщина по мою душу разыгрывается! Какая-то гнуснейшая к тому же чичиковщина тут в ходу! Какой-то гадючий гагачизм процветает!» (В. Акснов «Глоб-фотурум»), ср.; Ноздрев, Чичиков, Гагачи.

Две разновидности языковой игры могут сосуществовать в идиостиле одного писателя. В идиостиле Н.А. Теффи наблюдается как рассмотренный ранее индивидуально-стилистический эксперимент, так и «воспроизведение» разговорной речи. В разговорной речи горожан Н.А. Тэффи отмечает, например, неправомерное использовании категории множественного числа; «— Ваше превосходительство! И кшмы себе у дивились... — Удивился"} Чего же ты, жид, удивился? Тебе - урядник новый циркуляр читал? — Урядяики-с, читши-с...» («Новый циркуляр»); «И почему пусто? Я бы сам валил толпой на такую программу» («Проворство рук»). Объективность выделения двух разновидностей языковой игры подтверждает также рассмотрение приемов языковой игры, например, существованием народной этимологии (С.Г. Писахов, В.И. Белов) и этимологизации в стилистических целях (В. Аксенов, А. Солженицын).

Языковая игра как «воспроизведение» разговорной речи или индивидуально-стильстический эксперимент могут быть рассмотрены на примере приема звукового повтора в прозаическом художественно-литературном тексте. Например, в идиостиле А. Веселого в диалоге персонажей использован звуковой повтор, характерный для пословиц, поговорок и фразеосхем;

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Аверинцев, С.С. Авторство и авторитет [Текст] / С.С. Аверинцев // Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. -М,: 1994.-379 с.

2. Аврорин, В. А. Проблемы изучения функциональной стороны языка (к вопросу о предмете социолингвистики) [Текст] / В.А. Аврорин. — Л.: Наука, 1975. — 276 с.

3. Адмони, В.Г. Структура предложения и строение художественного литературного произведения [Текст]: в 2 ч. / В.Г. Адмони // Лингвистика текста. Материалынаучн. конф. -М.: 1974. -Ч. 1. -С. 11-16.

4. Акимова, Г.Н. Развитие синтаксических конструкций в современном русском литературном языке [Текст] / Г.Н. Акимова // Динамика структуры современного русского языка. -Л.: 1982.-С. 136-147.

5. Алавидзе, У.М. Проза В.И. Белова [Текст]: Автореф. дис. канд. филол. наук: 10.01.02 / У. М. Алавидзе. - Тбилиси, 1983. - 21 с.

6. Алексеев, Д.И. Создание новых словообразовательных способов (аббревиация) [Текст] / Д.И. Алексеев // Русский язык и советское общество. Словообразование современного русского языка. Социолого-лингвистическое исследование / под ред. М.В. Панова. - М.:

Наука, 1968. - С. 66 - 99.

7. Аманалиева, Ф.Б. Недиалогические конструкции с прямой речью и их функционирование в художественном тексте [Текст]: Автореф. дис. канд. филол. наук: 10.01.02 / Ф.Б. Аманалиева. - Л: 1989. -17 с.

8. Андреева, Т.Н. Жанрово - стилевое своеобразие рассказов В.И. Белова [Текст]: Автореф. дис. канд. филол. наук: 10.01.02 / Т.Н. Андреева. -М.: 1986. - 16 с.

9. Антология речевых жанров: повседневная коммуникация [Текст] / -М.: Лабиринт, 2007. - 320с.

10. Апресян, Ю.Д. Избранные труды: в 5 т. [Текст] / Ю.Д. Апресян. -М.: Языки русской культуры, Восточная литература, 1995. - Т. 1. Лексическая семантика. - 472 с.

11. Арнольд, И.В. Стилистика декодирования. Курс лекций. [Текст] / И.В. Арнольд.-Л.: 1974.-76 с.

12. Арсеньева, М.Г. Многозначность и омонимия [Текст] / М.Г. Арсеньева, Т.В. Строева, А.Л. Хазанович. - Л.: ЛГУ, 1966. - 153с.

13. Артеменко, Е.Б. Язык фольклора: в чем его своеобразие? [Текст] / Е. Б. Артеменко // Живая старина. - 1997. - № 4. - С. 3- 5.

14. Арутюнова, Н.Д. Аномалии и язык [Текст] / Н.Д. Арутюнова // Вопросы языкознания. - №3. - 1987. - С. 6— 18.

15. Арутюнова, Н.Д. Диалогическая модальность и явление цитации [Текст] / Н.Д. Арутюнова // Человеческий фактор в языке: коммуникация, модальность, дейксис. -М.: 1992. - 280 с.

16. Арутюнова, Н.Д. Предложение и его смысл [Текст] / Н.Д. Арутюнова. -М.: Наука, 1976.-383 с.
17. Арутюнова, Н.Д. Язык и мир человека [Текст] / Н.Д. Арутюнова. -М.: «Языки русской культуры», 1999. - 896с.

18. Арутюнова, Н.Д. Языковая метафора: (Синтаксис и лексика) [Текст] / Н. Д. Арутюнова // Лингвистика и поэтика. - М., 1979. - С. 147-173.

19. Аскольдов, С.А. Концепт и слово [Текст] / С.А. Аскольдов // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. - М.: 1997. - С. 267-279.

20. Бабенко, Л.Г. Лексические средства обозначения эмоций в русском языке [Текст] I Л.Г. Бабенко. - Свердловск: Издательство Урал, унта, 1989. - 182с.

21. Бабенко, Н.Г. Русское эхо иноязычного слова в языке современной прозы [Текст] /Н.Г. Бабенко // Русская речь. - 2007. - №6. - С. 31- 38.

22. Баландина, Н.В. Приемы сказа (на материале романа М.М. Пришвина «Кащеева цепь») [Текст] / Н.В. Баландина // Вопросы языка современной русской литературы. -М.: 1971. -С. 386-401.

23. Барт Р. Мифологии [Текст] / Р. Барт. - М.: изд-во им. Сабашниковых, 2000. - 320 с.

24. Бахтин, М.М. Проблемы поэтики Достоевского [Текст] / М.М. Бахтин. - М.: Советская Россия, 1979. - 320 с.

25. Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества [Текст] / М.М. Бахттш. -М.: 1975. - 276с.