БАХОДИР
УМАРОВ
(МЭо, 1986)
П
уть в МГИМО
у меня получил-
ся тернистым. В школьные
годы мы, тогдашние ташкент-
ские школьники, почти ни-
чего о нем не знали. Были слухи о том,
что в этот вуз поступают избранные —
в основном дети или внуки советской
номенклатуры. Поэтому большинство
моих друзей верили в миф о том, что
МГИМО является закрытым вузом.
Я не сразу выбрал МГИМО. Причина
была в том, что я, как и многие маль-
чики поколения 60–70-х годов, грезил
о небе, хотел попасть в отряд космонав-
тов через профессию военного летчика.
Моя одержимость порой доходила
до абсурда. Например, у меня был
четкий ежедневный график приема
пищи и воды по строго определенным
часам. Я был уверен, что у космонавта
на корабле
будет очень строгий режим
и к этому необходимо готовить орга-
низм заранее.
У узбеков есть шутливая поговорка:
«Если хочешь вешаться, то вешайся
в самой высокой петле». Поэтому по-
сле получения школьного аттестата
в 1976 году я решил поступать в са-
мую прославленную летную школу
Советского Союза — «Качку» (Качинское
высшее военное авиационное училище
летчиков). Однако на медкомиссии,
пройдя на отлично почти все обследова-
ния на физическое здоровье и выносли-
вость, провалил тест на зрение. В одно-
часье рухнули все мечты и планы.
Но мои родители не расстроились —
наоборот, вздохнули с облегчением, так
как считали эту профессию сложной
и опасной. Я же не знал, что делать
дальше. Выручил
мой учитель физики,
который сказал, что путь в космонавти-
ку лежит необязательно через авиацию,
можно окончить, например, физиче-
ский факультет МГУ, где есть отделение
астрономии. Вмиг воскресли рухнув-
шие надежды!
Будучи золотым медалистом и при-
зером олимпиад по физике, я поступил
в МГУ довольно легко, после первой
же пятерки по физике. Однако ввиду
большого конкурса на астрономическое
отделение меня зачислили на отделе-
ние экспериментальной и теоретиче-
ской физики. Но через некоторое время
до меня дошло, что одного трудолюбия
и усердия недостаточно и, чтобы стать
успешным физиком, надо им родиться.
А становиться преподавателем физики
средней руки, с потолком кандидата
наук или доцента я не захотел — стал
задумываться об уходе из МГУ и посту-
плении в другой вуз.
Надо сказать, что в середине 70-х
годов на мировой арене происходили
крупные перемены. После Хельсинки
мир вступил в фазу новых отношений
между государствами. Улучшились
советско-американские отношения,
забрезжила надежда нормализации
советско-китайских отношений.
Я очень любил географию, посто-
янно читал газетные и журнальные
статьи о внешней политике, знал
столицы всех стран мира и почти всех
их руководителей. Возможно, именно
поэтому мои однокашники по физфаку
посоветовали мне попробовать свой
шанс в МГИМО. Я задумался об этом,
и в конце концов «сила гравитации»
МГИМО притянула к себе целиком
и бесповоротно...
Отслужив два
года в армии и от-
работав на заводе «Узбексельмаш»
простым рабочим-прессовщиком
(думал, что армейская служба и «про-
летарская» биография облегчат мне
поступление), я в 1980 году приехал
в Москву. Проблемы поджидали меня
уже на стадии приема документов.
Вдруг выяснилось, что в самом кон-
це моей характеристики, выданной
Ташкентским обкомом партии, забыли
вставить дежурное резюме: «По своим
моральным и политическим качествам
достоин учиться в МГИМО». Пришлось
срочно исправлять это упущение: через
командира рейса Москва—Ташкент
мне буквально за день до завершения
приемки передали исправленную
характеристику.
А потом произошло банальное: я не-
добрал трех баллов до проходного.
Надеялся на подготовительный факуль-
тет, но в приемной комиссии объясни-
ли: есть положение, согласно которому
абитуриенты, обучавшиеся раньше
в вузах, на подфак не принимаются.
Можно
было раскиснуть, но армей-
ская и трудовая закалка не дали этого
сделать: решил вернуться поступать
на следующий год. Дома я крепко
взялся за подготовку, как в свое время
готовился в летное училище. И мои
усилия не прошли даром: в 1981 году,
сдав два первых экзамена (по англий-
скому и экономической географии)
на отлично, я был зачислен в МГИМО
досрочно. До сих пор вспоминаю этот
день как один из самых счастливых
в своей жизни!
Больше того, в деканате факультета
МЭО, на который я поступил, мне, как
«досрочнику», дали возможность само-
му выбрать языки. Я выбрал в каче-
стве первого арабский (этот язык был
особенно
популярен среди студентов
из центральноазиатских республик),
а вторым — английский. Однако поз-
же, на официальном распределении
языков, мне, к моему большому разо-
чарованию, дали пушту/английский —
видимо, в те годы возник дефицит
специалистов с пушту.
Даже в самом институте ощущалась
нехватка преподавателей этого языка.
Его у нас вели старшекурсники — уче-
ники пуштуниста первой величины
К. Лебедева, который приходил к нам
только на экзамены и зачеты.
Учиться в МГИМО было намного лег-
че и приятнее, чем на физфаке МГУ.
Слава богу, изводить мозг абстракт-
ными теоремами, матрицами, инте-
гралами
и дифференциалами не при-
ходилось. Но и на МЭО были свои
сложности. Например, на занятиях
по политэкономии преподаватели тре-
бовали от нас досконального изучения
всех трех томов «Капитала» К. Маркса.
Бывало, что за незнание отдельных, как
нам казалось, мелочей могли поста-
вить студентам «неуд» или «незачет».
Приходилось конспектировать сотни
страниц этого великого, но, честно при-
знаться, канительного сочинения.
Среди любимых предметов могу на-
звать в первую очередь философию —
диамат и истмат. По этому предмету
у меня всегда были автозачет и авто-
матическое «отл» на экзаменах. С удо-
вольствием изучал международные ва-
лютные и кредитные отношения, МЭО
в капстранах, основы
государствен-
ного права СССР и зарубежных стран,
международное частное и гражданское
Do'stlaringiz bilan baham: 
