|
«И так близко подходит чудесное
К развалившимся грязным домам...
Никому, никому неизвестное,
Но от века желанное нам».
Таким же стихом написано в 1922 г. «Предсказание» («Видел я тот венец златокованный...») - монолог некоего духовного наставника, предлагающего вместо «ворованного» венца терновый венец:
«Ничего, что росою багровою
Он изнеженный лоб освежит».
Героиня Ахматовой, просветленная, вступала на путь духовного подвига. Тонкая женственность отныне органически сливается в ее стихах с суровой мужественностью. Упование на божественную мудрость и справедливость отнюдь не означает ожидания прямой, тем более немедленной помощи свыше. Исключается не только ропот, но и молитва как просьба, мольба.
В «Anno Domini» Ахматова включила, наверное, самое безжалостное и жестокое стихотворение, какое когда-либо написала женщина - мать:
«Земной отрадой сердца не томи,
Не пристращайся ни к жене, ни к дому,
У своего ребенка хлеб возьми,
Чтобы отдать его чужому.
И будь слугой смиреннейшим того,
Кто был твоим кромешным супостатом,
И назови лесного зверя братом,
И не проси у Бога ничего».
Сборник «Anno Domini» первоначально (ноябрь 1921 г., на обложке - 1922) состоял в основном из стихов 1921 г., потом пополнился написанным в следующем году, но включал и несколько более ранних стихотворений, в том числе 1915 г.: «Покинув рощи родины священной...» и «Смеркается, и в небе темно-синем...». Впоследствии вместе со стихотворением «В то время я гостила на земле...» (1913) составили цикл «Эпические мотивы», который открывает серию автобиографических и философских «монологов», написанных характерным для стиха драматургии белым 5-стопным ямбом.
В раздел «Голос памяти» включены «Тот август, как желтое пламя...» и «Колыбельная», определено связанное с уходом Н.С. Гумилева. После его ареста в августе Ахматова написала два тревожных четверостишия, где говорится о гибели в бою израненного воина:
«Не бывать тебе в живых,
Со снегу не встать.
Двадцать восемь штыковых,
Огнестрельных пять.
Горькую обновушку
Другу шила я.
Любит, любит кровушку
Русская земля.»
Заключение - как бы в фольклорном духе: «Любит, кровушку Русская земля». В том же августе, в подражание народному плачу, пишется посвященное памяти Ал. Блока:
«А Смоленская нынче именинница,
Синий ладан над травою стелется.
И струится пенье панихидное,
Не печальное нынче, а светлое.»
Николай Гумилев был расстрелян в 1921 по сфабрикованному обвинению в причастности к контрреволюционному заговору. Место его захоронения было неизвестно, и Ахматова, глядя на многочисленные островки на взморье, мысленно искала его могилу. Ночью 25 августа, которую впоследствии Ахматова считала датой расстрела Гумилева (точная дата неизвестна), появляется стихотворение:
«Страх, во тьме перебирая вещи,
Лунный луч наводит на топор.
За стеною слышен стук зловещий -
Что там, крысы, призрак или вор?»
Его героиня предпочла бы собственную казнь постоянному страху, тревоге за того, с кем делила ложе:
«Запах тленья обморочно сладкий
Веет от прохладной простыни».
Если в раннем творчестве Ахматова часто говорит о собственной смерти, то теперь тема преждевременной и насильственной смерти близких:
«Я гибель накликала милым
И гибли один за другим.
О, горе мне! Эти могилы
Предсказаны словом моим.
Как вороны кружатся, чуя
Горячую свежую кровь,
Так дикие песни, ликуя,
Моя насылала любовь.»
В «Anno Domini» завершается «шилейковский» цикл и появляется ряд стихов о чувственной любви и ревности, есть в них и угроза разрыва с неверным любимым. За образом этого героя стоит не аскет Шилейко, а полная ему противоположность - А.С. Лурье, человек вполне безнравственный, некрасивый внешне, но притягательный, как порок. От идеи служения избранному другу, т.е. Шилейко, Ахматова бросилась в иную крайность. Но в августе 1922 г. советский музыкальный комиссар отбыл в загранкомандировку, откуда предпочел не возвращаться. Ахматова иногда вспоминала о нем в стихах вплоть до последних лет жизни, например в цикле “Черных песен” (1961). И здесь желаемое выдавалось за действительное: давно уехавший друг сравнивается с воющей женщиной, а лирическая героиня держится с гордым достоинством («Он больше без меня не мог... Я без него могла»).
Осенью 1922 г., после отъезда Лурье, Ахматова понадеялась на поддержку его друга, искусствоведа Н.Н. Пунина. Эти надежды в стихотворение:
«Небывалая осень построила купол высокий,
Был приказ облакам этот купол собой не темнить.
И дивилися люди: проходят сентябрьские сроки,
А куда провалились студеные, влажные дни?..
Изумрудною стала вода замутненных каналов,
И крапива запахла, как розы, но только сильней,
Было душно от зорь, нестерпимых, бесовских и алых,
Их запомнили все мы до конца наших дней»
33-хлетняя, уже много испытавшая и многих потерявшая, Ахматова мечтает теперь только о спокойствии. Подробно описывается «весенняя осень», чудесная, неправдоподобная - и таким же неправдоподобно прекрасным кажется явление героя, отраженное в одном финальном стихе «Вот когда подошел ты, спокойный, к крыльцу моему».
Ахматова впервые пришла в гости к Пунину 19 октября 1922 года, и в тот же день он написал ей в письме: "Какая странная и ровная пустота там, где ты еще час назад наполняла все комнаты и меняла размеры всех вещей".
Спустя некоторое время Анна вышла замуж за Н.Н. Пунина. Они, как многие в то время, жили в постоянной готовности к возможным катастрофам, и эти ожидания периодически оправдывались: первый раз Пунин был арестован и провел месяц в заключении в 1921 г. Вместе Анна и Николай прожили 15 лет. Но отношения в новой семье оказались далеки от идеала. Они отразились в стихотворении:
Do'stlaringiz bilan baham: |
