Верь в любовь повесть в рассказах

СОЖИТЕЛЬСТВО
Позвал мозг душу в жены – и она согласилась. Мозг мужик хозяйственный, рассудительный и прижими­стый, а душа женщина красивая, страстная, но немножко безалаберная и жало­стливая. Увидит душа досадную несправедливость в мире, расчувствуется, заплачет, а мозг ей сердито го­ворит: «Не тебя же обидели – так что нечего зря стра­дать за чужих!» Остановится душа около цветочка не­обычной красоты, залюбуется, а мозг одернет ее грубо: «Нечего время терять на пустое созерцание!» – и отта­щит от цветка. Встретит душа бедного старика или го­лодного ребенка и отдаст им все, что есть в карманах, а мозг сердито нудит: «Как ты посмела отдать то, что я заработал, чужим людям?!» Станет душа от нахлы­нувших ласковых и добрых чувств стихи сочинять, а мозг злится: «Нечего время на глупости тратить!» – листочки с ее стихами порвет и в мусорный ящик выбросит.
Прожили они десять лет – мозг много денег накопил, в большие чиновники выбился, дом ог­ромный построил, в самые дорогие наряды душу оде­вает, бриллиантами осыпает, а душа все чахнет, теряет красоту. «Ну чего тебе еще не хва­тает? – сердится мозг. – Кормлю тебя самым вкус­неньким и полезным, одеваю в самое модное…» А душа все печалится. Наконец, заявила: «Уйду я от тебя!» Рассмеялся властный и сильный мозг: «А я не отпущу! Я на тебя столько сил и средств потратил! Может, ты еще решила отхватить половину моего имущества?» – «Мне твои деньги не нужны, – от­вечает грустно душа. – Мне счастья не хватает!» – «Так я и поверил!» – хмыкнул мозг и запер душу в золотую клетку. Билась, билась в клетке душа – и упала бездыханная. Но это только ее оболочка умерла, а душа-то, как оказалось, без нее жить способна. Ле­тает она теперь по всему свету, радуется свободе, добрые дела творит. Мозг хотел ее схватить, связать, да не может – она сквозь его руки просачивается, счастливая и сво­бодная…Ненавидящий всех мозг живет отныне в ог­ромном доме одиноко, словно в холодном склепе, прези­рает все кроме денег и власти. Бездушный, одним сло­вом!


СКРОМНЫЙ ДЖИН
Могучий джин любил хвастаться си­лушкой. То выпьет озеро вместе с рыбой – и рыбаки скажут с упреком: «Зачем ты обрек наших детей и се­мьи на голод?» То начнет вырывать с корнем огром­ные деревья в лесу и забрасывать их на вершину горы – и птицы и звери плачут: «Зачем ты лишил нас крова и пищи?..» Словом, молодой был и глупый, хоть и прожил уже тысячу лет. Понял он однажды, что только вред делает на земле и стыдливо залез в узкий глиняный кувшин и пробку за собой закрыл…
Сидит в тесном кувшине сто лет, двести… Нра­вится ему: никто не упрекает, никому невольного зла не делает. «Пусть люди без меня живут – мне здесь комфортно и спокойно…» Однако люди вскоре при­шли за джином – на их страну напало страшное чудо­вище-дракон о семи головах и стало сжигать селенья и красть красивых девушек. Открыли люди пробку и кричат в гулкое темное отверстие кувшина: «Выходи, джин, помоги нам!». А джин не откликается. «Ау… – кричат люди. – Нам нужна твоя сила, иначе мы все по­гибнем». «Опять кого-нибудь случайно обижу, – от­ветил джин. – Уж лучше здесь посижу». Вытрясли они все-таки джина из кувшина. Выпал он на песок, попы­тался распрямиться, чтоб до облаков подняться, а вы­рос только с маленькую собаку – и не то чтоб дерево с корнем вырвать, репей сломать не может. Растерялся джин, заплакал. Люди с горечью ему сказали: «Ви­димо, и тебе надо иногда тренироваться, чтоб си­лушку не потерять…» А джин печально подумал: «Жаль, что когда есть сила – ума не хватает, а когда есть ум – сила кончается…»


ЯЗЫК
Вырос язык румяный, шустрый и тесно ему стало во рту. «Выпусти меня на свободу!» – закричал язык, толкался в щеки, в зубы, пытался найти щелку между губами, чтоб выползти наружу и громко зая­вить всему миру: вот какой я красивый, разговорчивый. Но рот его не пускал, строго заявляя: «Глупый ты еще, рано выставляться, скажешь ка­кую-нибудь гадость, обидишь кого-нибудь – и вырвут тебя за это!» Жалел он язык, потому как мудрый был, понимал, что за пустую болтовню наказывают. Недаром говорится, что «молчание – это золото». Но язык не унимался и вопил: «Зажимают жажду самовы­ражения! Я хочу все попробовать в жизни!» Наконец, когда рот потерял бдительность, уснул и, всхрапнув, открылся, язык выпрыгнул на­ружу.
Побежал он радостный по улице, все пробует на вкус, песни горланит во всю моченьку. Покурил табак, тот ароматным показался. Выпил водку, а та хоть и горькая, но смелость придает. А когда язык зашел в бар, то от восторга аж слюна с кончика зака­пала. Присосался вскоре он к гламурной сладкой жизни, всякое непотребное пробует, девушек облизы­вает. Вскоре в долги залез. Прислали к языку креди­торы острый ножик долг требовать, от его стального лезвия холодом страха веет и морозом злобы. Говорит языку ножик жестко: «Сейчас отрежу тебя!» Хотел язык от ножика отболтаться, но вдруг примерз к лезвию! Больно! Кровь с языка капает. Закричал язык от страха: «А, ааа…» Услышал папа-рот крик о по­мощи, отогрел язык горячим дыханьем, приласкал губками.
Сидит теперь язык во рту молчком, раны зализы­вает, высунуться боится! Отныне хочет только умное и полезное говорить. От всякой гадости отплевывается, сладкую манную кашку кушает.


ПЕЧЬ
Большая русская печь топи­лась березовыми дро­вишками, пыхтела, ды­мила, но пироги с капустой, с грибами и кали­ной народу худо-бедно выпекала. А по празд­никам караваи пышные выдавала. Но главное, большая была, теплая – зимой рядом с ней не замерз­нешь... Вскоре на печи расплодились толпища тарака­нов-чиновников – жирных, толстых, важных: сидят на горячих кирпичах, жадно пироги поеда­ют, а хозяину печи лишь крохи достаются. Но тара­канам и этого мало, пло­дятся они миллионами и все сытно есть хотят.
Вскоре у одного высокопоставленного таракана совесть про­снулась, говорит он со­братьям: «Не слишком ли много развелось нас, дармоедов?!» Обиделись тара­каны, заволно­вались: видано ли, чтобы сородич такую кра­молу говорил! Подумали они, что забо­лел он, головой тронулся, ну да ничего – голо­ва тараканам не очень-то нужна, главное, чтоб челюсти работали хо­рошо, да лапки за­гребущие не отсохли... Вызвал бун­товщика главный таракан к себе в теплое место около трубы печной и строго дал правильные на­став­ления: «Таракан ты уважаемый, но дур­ной пример подаешь! Хо­чешь лишить нас пищи и те­пла, тараканят ма­леньких голодными оставить...» – «Так ведь хозя­ин печи, народ, голодает...» – возразил бунтовщик. Почесал главный таракан свою жирную задницу сразу тремя лапками и гово­рит: «Значит, печь надо модернизировать, на­нотехнологии применить, чтоб лучше пироги пекла и больше! Беда в том, что неэкономно печь топится - дровами». Приказал глав­ный таракан печь топить нефтью и газом. За­ды­мила она черным дымом, разогрелась, пиро­гов печет больше и быстрее, но не такие вкусные как раньше, с нехорошим запашком. Зато тараканам запа­шок очень нравится, балдеют они от него как токси­ко­маны от бензиновых паров, веселятся. А бунтовщик твердит: «Вдруг нефть с газом кончатся - чем тогда топить будем?!» – «На наш век хватит, а потом на другую печь переберемся, заграничную!» – отвечают тараканы. «Не патриотично это... – говорит бунтов­щик. – Это же ваша родина, здесь вы разжире­ли и отогрелись...» Рассердились тараканы и скинули бунтовщика с горячих кирпичей на землю.
Замерз бы он и от голода умер, да по­добрал его жалостли­вый русский мужик, за пазуху по­ложил, ото­грел и сказал с надеждой: «Может от тебя порядочные тараканы расплодятся, да и не в та­ком количестве!?» Остальных же с печи поганым вени­ком в помойное ведро смел. Надолго ли? Уж очень они живучие…