Учебно-методическое пособие Йошкар-Ола, 2017

эмпирическим фактам, тем больше оснований считать ее «научной». 
«Неопровержимость» превращается в отличительную черту науки.
Итак: классические джастификационисты допускают только до-
казательно обоснованные теории; неоклассические джастификацио-
нисты допускают вероятностно-обоснованные (probable) теории; 
догматические фальсификационисты приходят к тому, что никакие 
теории ни в коем случае не могут считаться допустимыми. А ведь 
они начинали с того, что теории допустимы, если опровержимы, то 
есть противоречат конечному числу наблюдений.
Но если бы даже такие теории существовали, с логической точки 
зрения, они были бы слишком близкие к эмпирическому базису.
Например, с позиции догматического фальсификациониста, тео-
рия «Все планеты движутся по эллиптическим орбитам» может быть 
опровергнута пятью наблюдениями, следовательно, она является на-
учной. Теория «Все планеты движутся по круговым орбитам» может 
быть опровергнута четырьмя наблюдениями, поэтому догматический 
фальсификационист будет считать ее еще более научной. И уж самой 
научной будет теория «Все лебеди белые», опровержимая одним 
единственным наблюдением. Но при этом еще придется отрицать 

---

170 
научность всех вероятностно обоснованных теорий, включая теории 
Ньютона, Максвелла, Эйнштейна – поскольку никакое конечное чис-
ло наблюдений не может их опровергнуть.
Если принять критерий демаркации догмагического фальсифика-
ционизма, а также ту идею, что «фактуальные высказывания» дока-
зательно обосновываются фактами, те придется признать, что самые 
значительные если не все, теории, когда-либо принятые в науке, яв-
ляются метафизическими, что большая часть, если не все, из того, 
что считалось научным прогрессом, на самом деле было псевдопро-
грессом, что почти все, если не все сделанное в науке является ирра-
циональным. Если же мы, приняв этот критерий, вместе с нашим 
догматическим фальсификационистом все же признаем, что научные 
высказывания не могут доказательно обосновываться фактами, то нам 
угрожает полный скептицизм: вся наука превращается в несомненно 
иррациональную метафизику и должна быть отброшена. Тогда на-
учные теории не только равно недоказуемы и невероятны, но также 
и равно неопровержимы. Если признать еще и то, что не только тео-
ретические, но любые высказывания в науке погрешимы, то это зна-
чит, что приходит конец всем разновидностям догматического джа-
стификационизма как теории научной рациональности.
Методологический фальсификационизм. «Эмпирический базис» 
Крушение догматического фальсификационизма под напором фал-
либилистских аргументов заставляет вернуться к его предпосылкам. 
Если все научные предложения суть не что иное как опровержимые 
теории, их можно подвергать критике только за их логическую непо-
следовательность. Тогда в каком смысле (если вообще можно найти 
такой смысл) наука является эмпирической? Если научные теории
не могут считаться ни доказуемыми, ни вероятностно-обоснованны-
ми, ни опровержимыми, то выходит, что скептики, в конечном счете, 
правы: наука есть не что иное, как напыщенная спекуляция и нет 
никакого прогресса научного знания. Можем ли мы еще как-нибудь 
противостоять скептицизму? Можем ли мы спасти научный крити-
цизм от фаллибилизма? Возможна ли фаллибилистская теория науч-
ного прогресса? Ведь если даже научная критика погрешима, то на ка-
ком основании можно было бы признать падение научной теории? 
Термин «фаллибилизм» (калька английского fallibilism) был, по-
видимому, введен в философию науки Ч. Пирсом, который так назы-
вал тезис о принципиальной «погрешимости», то есть подверженно-
сти ошибкам и заблуждениям человеческого знания. Не является 

---

171 
исключением и научное знание, однако, в отличие от иных, форм 
познания, наука, утверждал Ч. Пирс, обладает способностью «само-
коррекции»; это значит, что свои заблуждения наука преодолевает, 
опираясь на выработанные ей же методы и критерии. Поэтому мето-
дология науки выступает теоретической основой теории познания. 
Приближение к истине в науке возможно только через непрерывное 
исправление ошибок, улучшение результатов, выдвижение все более 
совершенных гипотез. Фаллибилизм является, согласно Пирсу, оп-
равданием индукции как метода научного исследования. К. Поппер, 
развивая свою концепцию методологического фальсификационизма, 
столкнулся с проблемой: допустимо ли распространение фаллибилизма 
не только на корпус научного знания и методов науки, но и на мето-
дологию науки? Если фальсификационизм есть научная доктрина, он 
погрешим и может быть «исправлен». Если принципы фальсификации 
не погрешимы, то они суть метафизические догмы, которым нечего 
делать в структуре «научной философии». Попытки У. Бартли и дру-
гих «пан-критицистов» распространить действие фальсификации
на сферу принципов рациональной критики не привели к убедитель-
ным результатам, ибо остались неясными критерии, согласно кото-
рым можно было бы считать «опровергнутыми» такие принципы.
В то же время И. Лакатос, исправляющий недостатки «догматиче-
ского» и методологического» фальсификационизма, действует в ду-
хе первоначального фаллибилизма Ч. Пирса. Наиболее интригую-
щий ответ дает методологический фальсификационизм. Поскольку 
это разновидность конвенционализма, нам придется вначале рассмот-
реть, что такое конвенционализм.
Имеется важное различие между »пассивной» и »активной» тео-
риями познания. «Пассивисты» полагают, что истинное знание – это 
тот след, который оставляет Природа на совершенно инертном со-
знании; активность духа обнаруживается только в искажениях и от-
клонениях от истины. Самой влиятельной школой пассивистов явля-
ется классический эмпирицизм. Приверженцы «активной» теории 
познания считают, что Книга Природы не может быть прочитана без 
духовной активности, наши ожидания или теории – это то, с помощью 
чего мы истолковываем ее письмена. Консервативные «активисты» 
полагают, что базисные ожидания врождены, благодаря им окру-
жающий нас мир становится «нашим миром», в котором мы отбыва-
ем пожизненное заключение. Идея о том, что мы живем и умираем, 
не покидая тюрьмы своих «концептуальных каркасов», восходит

---

172 
к Канту; кантианцы-пессимисты полагают, что из-за этого затворни-
чества реальный мир навсегда остается непознаваемым для нас,
а кантианцы-оптимисты уверены в том, что Бог вложил в нас такой 
«концептуальный каркас», который в точности соответствует этому 
миру. «Революционные активисты» верят, что концептуальные кар-
касы могут развиваться и даже заменяться новыми, лучшими; мы са-
ми строим наши «тюрьмы», но сами же и перестраиваем их. 
Путь от консервативного к революционному активизму, на кото-
рый ступил Уэвелл, был затем продолжен Пуанкаре, Мильо и Леруа. 
Уэвелл считал, что развитие теорий идет путем проб и ошибок, ко-
гда разыгрываются «прелюдии к индуктивным эпохам». Затем, когда 
наступают «индуктивные эпохи», лучшие из теорий получают дока-
зательное обоснование – главным образом за счет априорных сооб-
ражений, называемых им «прогрессивной интуицией». Затем насту-
пают «последствия индуктивных эпох»; наращивание разработок 
вспомогательных теорий. Пуанкаре, Мильо и Леруа питали недове-
рие к идее доказательства через «прогрессивную интуицию» и пред-
почитали объяснять непрерывные успехи ньютоновской механики