— Потому что я думал о тебе весь день, — ответил я (
Я думал о тебе все лето
).
— Как ты?
— Отлично (
Мне одиноко
). Как ты? Как прошло лето? Ты все сделала
(
Законным образом порвала все связи со своим странным мужем
)?
— Да. Решенный вопрос. Так ведь ты частенько говоришь, Джордж? Решенный
вопрос?
— Пожалуй. Как школа? Как библиотека?
— Джордж? Мы будем продолжать в том же духе или собираемся поговорить?
— Хорошо. — Я уселся на продавленный, купленный на распродаже диван. —
Давай поговорим. Ты в порядке?
— Да, но я несчастна. И растеряна. —
Она помялась, потом продолжила: —
Летом я работала в «Харрасе». Ты, вероятно, знаешь. Официанткой, разносила
коктейли. И кое-кого встретила.
— Да? (
Черт.
)
— Да, очень милого мужчину. Обаятельного. Джентльмена. Чуть моложе
сорока. Его зовут Роджер Битон. Он помощник сенатора-республиканца от
Калифорнии, Тома Кучела. Заместителя лидера фракции меньшинства в сенате. Я
про Кучела — не Роджера. —
Она засмеялась, но не так, как смеются над чем-то
веселым.
— Я должен радоваться тому, что ты встретила кого-то милого?
— Не знаю, Джордж… Ты рад?
— Нет (
Я хочу его убить
).
— Роджер симпатичный, — говорила она бесстрастным голосом. — Приятный
в общении. Учился в Йеле. Он знает, чем занять девушку, чтобы она хорошо провела
время. И он высокий.
Тут мое второе «я» более не пожелало молчать.
— Я хочу его убить.
Она рассмеялась, и в этом смехе слышалось облегчение.
— Я говорю это не для того, чтобы причинить тебе боль или испортить
настроение.
— Правда? А для чего ты мне это говоришь?
— Мы встречались три или четыре раза. Он меня целовал… Мы немного…
обнимались, как дети…
(
Я хочу не просто убить его. Я хочу убить его медленно.
)
— Но это не так, как с тобой. Может, станет со временем. Может, и нет. Он дал
мне свой номер в Вашингтоне и попросил позвонить, если я… как он это сказал?
«Если устанешь ставить книги на полки и вздыхать по ушедшей любви». Я думаю,
смысл такой. Он
говорит, что бывает в разных местах и ему нужна хорошая
женщина, чтобы сопровождать его. Он думает, что я могла бы стать такой
женщиной. Разумеется, мужчины часто это говорят. Я не такая наивная, как прежде.
Но иногда они говорят серьезно.
— Сейди…
— Однако все было не так, как с тобой. — Ее
голос звучал отстраненно,
задумчиво, и впервые у меня возникло подозрение: может, что-то не так в ее жизни
помимо личных переживаний, может, она больна? — Если говорить о светлой
стороне, то швабра точно не просматривалась. Разумеется, иногда мужчины прячут
швабру, верно? Джонни вот прятал. И ты тоже, Джордж.
— Сейди?
— Что?
—
Ты
прячешь швабру?
Последовала пауза. Более продолжительная, чем в самом начале разговора,
когда я
назвал ее по имени, и более продолжительная, чем я ожидал. Наконец она
ответила:
— Я не понимаю, о чем ты.
— Судя по голосу, ты сама не своя, вот и все.
— Я же сказала тебе, что растеряна. И мне грустно. Потому что ты все еще не
готов сказать мне правду, верно?
— Сказал бы, если бы мог.
— Хочешь знать кое-что интересное? У тебя в Джоди добрые друзья, и никто из
них не знает, где ты живешь.
— Сейди…
— Ты говоришь, что в Далласе, но твоя телефонная станция — Элмхерст, а это
в Форт-Уорте.
Я об этом не подумал. И о чем еще я не подумал?
— Сейди, я могу лишь сказать тебе, что делаю очень важное…
— Да-да, я в этом уверена. Как и в том, что сенатор Кучел делает очень важное
дело. И Роджер пытался мне это сказать, а также намекал, что я, если присоединюсь
к нему в Вашингтоне, буду сидеть… у подножия власти… или у двери в историю…
или что-то такое. Власть возбуждает его. Это то немногое, что может в нем не
понравиться. Но я думала… и думаю до сих пор…
кто я такая, чтобы сидеть у
подножия власти? Я всего лишь разведенная библиотекарша.
— И кто я такой, чтобы стоять в дверях истории? — изрек я.
— Что? Что ты сказал, Джордж?
— Ничего, милая.
— Может, тебе лучше не называть меня так.
— Извини (
Do'stlaringiz bilan baham: