Марина кивнет на дом и скажет: «Не нравится, я не нравится», — на таком уровне
английский она уже освоила, но Марина только передала малышку Ли, поднялась на
крыльцо и, покачнувшись на продавленной ступеньке, удержалась на ногах. Я
подумал, что Сейди обязательно растянулась бы, а потом дней десять хромала бы с
распухшей лодыжкой.
До меня дошло, что Марине хотелось уехать от Маргариты ничуть не меньше,
чем Ли.
5
Освальды переехали на Мерседес-стрит в пятницу, а уже в понедельник, через
два
часа после того, как Ли отправился собирать алюминиевые сетчатые двери, к
дому 2703 подкатил «универсал» цвета грязи. Маргарита Освальд выпрыгнула с
переднего пассажирского сиденья еще до того,
как автомобиль полностью
остановился. На этот раз красный платок сменился белым в черный горошек, но
белые медсестринские туфли остались прежними, как и написанные на лице
недовольство и сварливость. Она их нашла, как и предполагал Роберт.
Гончая небес,
подумал я.
Гончая небес.
Я наблюдал за домом
через щелку между шторами, но не видел смысла
включать магнитофон. Для этой истории саундтрек не требовался.
Подруга (полная женщина), привезшая Маргариту, с трудом вылезла из-за руля
и обмахивалась воротником платья. День с утра выдался жарким, но Маргариту это
не волновало. Она погнала подругу к багажнику «универсала». В нем лежал
высокий стульчик и пакет с продуктами. Маргарита взяла первый, подруга —
второй.
На ржавом самокате
подъехала девочка-попрыгунья, но Маргарита шуганула
ее. «Катись отсюда, соплячка!» — услышал я, и девочка-попрыгунья укатила, надув
губки.
Маргарита прямиком направилась к входной двери. Когда ее взгляд упал на
продавленную ступеньку, на крыльцо вышла Марина. В
блузке без рукавов и
шортах, которые, по мнению Маргариты, не полагалось носить замужней женщине.
Я не удивился, что Марине такие нравились. Ноги у нее были потрясающие. На ее
лице отразилась тревога, и мне не требовался самодельный усилитель звука, чтобы
понять слова.
— Нет, mamochka… mamochka, нет! Ли говорит нет! Ли говорит нет! Ли
говорит… — И Марина затараторила на русском. Только так она могла выразить
сказанное мужем.
Маргарита Освальд относилась к тем американцам,
которые верили, что
иностранец поймет тебя, если ты будешь говорить
медленно
… и
очень ГРОМКО
.
— Да… у… Ли… есть… ГОРДОСТЬ! — проревела она. Поднялась на крыльцо,
переступив через продавленную ступеньку, и продолжила прямо в лицо изумленной
невестке: — В… этом… нет… ничего… плохого… но… он… не… имеет… права…
заставлять… РАСПЛАЧИВАТЬСЯ… за это… мою… ВНУЧКУ!
Ее отличало крепкое сложение. Марина больше походила на тростинку.
«Mamochka» пронеслась в дом, более не взглянув на невестку. Последовало
мгновение тишины, сменившееся ревом портового грузчика:
—
Где моя маленькая ПРЕЛЕСТЬ?
Из глубины дома, вероятно, из спальни Розетты, донесся громкий плач Джун.
Женщина, которая привезла Маргариту, неуверенно улыбнулась Марине и
прошла в дом с пакетом продуктов.
6
Ли пришел на Мерседес-стрит пешком от автобусной
остановки в половине
шестого, постукивая по бедру черным контейнером для обеда. Он поднялся на
крыльцо и, забыв про продавленную ступеньку, зацепился ногой. Ли, покачнувшись,
выронил контейнер, затем наклонился, чтобы поднять его.
Do'stlaringiz bilan baham: