…Убийство президента Кеннеди стало самым трагическим событием

Все равно что везти
собаку в отпуск, да?
В маленькой спальне Розетта мелками нарисовала девочек на
стенах, с которых обсыпалась штукатурка. В дырах виднелась обрешетка. Все
девочки носили зеленые свитера и большие черные туфли. Волосы, заплетенные в
косички, длиной зачастую не уступали ногам. Многие фигурки пинали мяч для
соккера. Голову одной украшала диадема «Мисс Америки», насаженная на волосы,
губы девочки разошлись в широченной краснопомадной улыбке. В доме все еще
пахло жареным мясом, которое Айви приготовила перед тем, как уехать в Мозель и
жить там с мамой, маленькой проказницей и мужем со сломанной спиной.
Именно в этом доме начнется американский период семейной жизни Ли и
Марины. Они будут заниматься любовью в той спальне, что побольше, там же он
будет ее бить. Там он будет лежать без сна после долгих дней, отданных сборке
дверей, и задаваться вопросом, почему он до сих пор не знаменит? Разве он не
старался? Разве не старался 
изо всех сил
?
И в гостиной с истертым желчно-зеленоватым ковром на неровном полу Ли
впервые встретит человека, которому мне посоветовали не доверять, благодаря
которому у Эла оставались сомнения касательно версии стрелка-одиночки. Звали
этого человека Джордж де Мореншильдт, и мне очень хотелось услышать, что они с
Освальдом говорили друг другу.
Рядом с кухней у стены стоял старый комод. В ящиках хранились
разнокалиберные столовые приборы и кухонная утварь. Я отодвинул его от стены и
увидел электрическую розетку. Лучше и быть не могло. Я поставил лампу на комод
и включил в сеть. Понимал, что до Освальдов здесь может поселиться кто-то еще,
но не думал, что кому-то захочется при отъезде забрать с собой Пизанскую лампу. А
если бы и забрали, в моем гараже имелся дубликат.
Самым маленьким сверлом я просверлил стену дома, придвинул комод,
включил лампу. Она зажглась. Я собрал инструменты и покинул дом, заперев за
собой дверь. Потом поехал в Джоди.
Позвонила Сейди, спросила, не хочу ли я прийти к ней на ужин. Предупредила,
что будет только мясное ассорти, но пообещала торт на десерт, если у меня
возникнет такое желание. Я пришел. Десерт ни в чем не уступал прежнему, однако

---

что-то изменилось. Я почувствовал ее правоту. В кровати появилась швабра.
Невидимая, как и джимла, монстр, которого Розетта углядела в моем автомобиле…
но появилась. Невидимая или нет, она отбрасывала тень.
3 
Иногда мужчина и женщина оказываются на перекрестке и топчутся там,
колеблясь с выбором, понимая, что ошибка будет роковой… отдавая себе отчет, что
потерять можно очень и очень многое. Так было со мной и Сейди безжалостно-
серой зимой 1962 года. Мы вместе обедали раз или два в неделю и иногда по
субботам ездили в «Кэндлвуд бунгалос». Сейди обожала секс, и мы не разбегались в
том числе благодаря этому.
Трижды мы приглядывали за школьными танцами. Всякий раз в роли диджея
выступал Дональд Беллингэм, и рано или поздно он просил нас станцевать линди,
как в первый раз. Детки хлопали и свистели, когда мы это делали. Совсем не из
вежливости. Они действительно восторгались нашим танцем, и некоторые уже
начали нам подражать.
Нравилось ли нам это? Безусловно, потому что подражание — самая искренняя
форма лести. Но мы уже не могли станцевать, как в первый раз, когда интуитивно
предугадывали движения друг друга. Сейди сбивалась с ритма. Однажды
промахнулась, пытаясь схватить меня за руку, и наверняка распласталась бы на полу,
если бы рядом не оказались два крепких футболиста с отменными рефлексами. Она
смехом обратила все в шутку, но я видел раздражение на ее лице. И упрек. Словно
вина лежала на мне. Отчасти так и было.
Дело шло к разрыву. И он состоялся бы раньше, если бы не «Джодийское
гулянье». А так мы получили возможность потянуть время, еще раз все обдумать,
прежде чем жизнь подтолкнет нас к решению, которое никому не хотелось
принимать.
4 
Эллен Докерти пришла ко мне в феврале, чтобы решить два вопроса. Во-
первых, уговорить изменить ранее принятое решение и подписать контракт на
следующий учебный год. Во-вторых, убедить вновь поставить пьесу, в силу
потрясающего успеха прошлогодней постановки. Я отказал по обоим пунктам,
пусть у меня и щемило сердце.
— Если дело в вашей книге, так у вас все лето для работы над ней, — не
отступалась она.
— Лето не такое уж долгое, — ответил я, хотя на тот момент уже плевать хотел
на «Место убийства».
— Сейди Данхилл говорит, что роман вам теперь до лампочки.
Этой интуитивной догадкой Сейди со мной не делилась. Меня это задело, но я
постарался не показывать виду.
— Элли, Сейди знает далеко не все.

---

— Тогда пьеса. Хотя бы пьеса. Я поддержу вас во всем, что вы выберете, за
исключением обнаженки. Учитывая нынешний состав школьного совета и тот факт,
что у меня двухгодичный директорский контракт, я обещаю вам многое. Если
хотите, можете посвятить постановку Винсу Ноулсу.
— Памяти Винса уже посвятили футбольный сезон, Элли. Я думаю, этого
достаточно.
Она ушла ни с чем.
Вторая просьба о том же поступила от Майка Кослоу, который заканчивал
учебу в июне и, по его словам, собирался получить диплом по актерскому
мастерству.
— Но я бы хотел сыграть в школе в еще одной пьесе. У вас, мистер Амберсон.
Потому что вы указали мне путь.
В отличие от Элли Докерти ссылка на мой мнимый роман показалась ему
убедительной, отчего мне стало нехорошо. Просто дурно. Для человека, который не
любил врать, потому что наслушался вранья от своей я-могу-прекратить-пить-когда-
захочу жены, я врал напропалую, как сказали бы в те дни.
Я проводил Майка к стоянке для автомобилей учеников, где он оставил свою
«жемчужину» — старый седан «бьюик» с закрытыми колесными арками, — и
спросил, как его рука после снятия гипса. Он ответил, что все хорошо и этим летом
он наверняка сможет возобновить тренировки.
— Хотя если меня и не возьмут в команду, я горевать не буду. Тогда помимо
учебы смогу найти работу в городском театре. Я хочу научиться всему — установке
декораций, подсветке, даже готов шить костюмы. — Он рассмеялся. — Люди начнут
называть меня педиком.
— Сосредоточься на футболе, не запускай учебу, не слишком тоскуй по дому в
первом семестре, — посоветовал я ему. — Пожалуйста, не трать время попусту.
Он ответил голосом чудовища Франкенштейна:
— Да… хозяин…
— Как Бобби Джил?
— Лучше. Вон она.
Бобби Джил ждала у «бьюика». Помахала рукой, но, увидев меня, тут же
отвернулась, будто нашла что-то интересное на пустом футбольном поле и холмах за
ним. К этому движению уже привыкла вся школа. Рана на лице зажила,
превратившись в длинный широкий красный шрам. Бобби Джил пыталась
замазывать его косметикой, но от этого он становился еще заметнее.
— Я убеждаю ее отказаться от пудры, из-за которой она выглядит ходячей
рекламой похоронного бюро Соумса, но она не слушает. Я также говорю, что
остаюсь с ней не из жалости и не для того, чтобы она больше не глотала таблетки.
По ее словам, она мне верит, и, возможно, так оно и есть. В светлые деньки.
Я наблюдал, как он подбежал к Бобби Джил, схватил за талию, поднял и

---

закружил. Вздохнул, чувствуя себя глупцом и в еще большей степени упрямцем.
Отчасти мне хотелось поставить эту чертову пьесу. Хотя бы для того, чтобы
заполнить время, остающееся до начала моего шоу. Но я не желал еще сильнее
привязываться к Джоди. Не мог рассчитывать на долгое и счастливое будущее с
Сейди, вот и мои отношения с Джоди предстояло разорвать полностью и
окончательно.
Если бы шоу прошло как надо, в итоге я смог бы заполучить девушку, золотые
часы и все-все-все. Но я не мог на это рассчитывать, как бы тщательно ни
планировал свои действия. Добившись успеха в главном, я, возможно, вынужден
буду бежать, а если бы меня поймали, деяние на благо человечества вполне могло
аукнуться пожизненным заключением либо электрическим стулом в Хантсвилле.
5 
В конце концов я согласился на постановку. Меня убедил Дек Симмонс. Для
этого ему пришлось сказать мне, что я, должно быть, псих, раз обдумываю такую
возможность. Мне бы расслышать в его речах: