|
[202]
мехтар-и калан, назначенный
государем ведать монетным двором в Балхе /181б/ и считавший себя сородичем племени
найман, должны отправиться [к войску Ни'матуллы дадхи] и рассеять у него всякие страхи
и опасения. Вся эта тройка отправилась к дадхе и ласковыми словами обнадежила
милостивое к нему отношение опоры эмиров, [Ма'сума аталыка]. Дело закончилось тем,
что аталык и дадха должны были свидеться и, договорившись до того, что та ржавчина
неприятности, которая если и была на поверхности их мыслей в отношении друг друга,
была бы [отныне] удалена полировкою милостивого и любезного обхождения и
заключения [дружественного] союза и то, что соответствовало бы интересам государя и
благополучию юрта, о том им следует стараться [совместно]. Однако племя найман не
сдалось на такого рода увещание и стало чинить препоны к отъезду одного [Ни'матуллы]
дадхи [в лагерь аталыка]. Дадха, успокаивая свое племя и улус, сказал: “В этом
предприятии никто не будет у меня товарищем, кроме Фархада калмыка”, и отважно
пустился в путь. Когда он достиг условленного места, аталык еще не садился на коня.
[Вдруг] около трехсот человек из племен правой и левой стороны вынеслись на конях из-
за рабата Келиф с шашками и копьями в руках и направились на дадху. Тот, испугавшись
этой, столь неожиданной /182а/ напасти, поспешил к своим людям. [Узбеки из племени]
правой и левой стороны, не достигнув своей цели, вернулись обманутыми в своих
расчетах. Племена кунграт и найман, узнавши про этот случай, подобно морю пришли в
волнение и кипение. Провозглашая слова “день — вам и день — нам”
294
, захотели все
вместе атаковать противную сторону. Дадха же, проявив выдержку, постарался удержать
их от этого. Ради благополучия его величества [государя] дадха захотел, чтобы в его
государстве [расстройство] не случилось нигде, кроме как в локонах красавиц, а волнения
не произошли бы ни в каком месте, кроме буклей возлюбленных. Оба войска в волнении
стали на своих местах. Ма'сум аталык, узнавши об [обычной] привычке вероломной
судьбы и о дерзости людей правой и левой стороны, проявленной [ими] в этом
нетерпимом поступке, подобно поднявшейся волне, набросился с упреками за глупость на
Ибрагима мирахура, бывшего начальником этого буйного народа; аталык говорил “В
нашем государстве по твоей милости, слепой осел, я, /182б/ одевшись в платье бесславия,
при старости лет так опозорился! Что это за смятение, которое произошло благодаря тебе
и теперь царит в обоих
[203]
лагерях?”. Аталык, сказавши эти слова с выражением
[крайней] резкости [выхватил шашку] и поранил для острастки несколько человек,
принимавших участие в этой истории. Ибрагим, погрузившись в водоворот стыда, захотел
загладить происшедшее. Этот смелый эмир, как будто он был сыном Рустема, стал
просить [разрешения] самолично отправиться к дадхе и, поймав испуганную птичку его
сердца зернами дружественного договора, устроить свидание тех двух эмиров, [аталыка и
дадхи]. Высшие военные чины одобрили эту мысль и мирахур, как блестящий метеор,
появился среди войска кунгратов и найманов. Принесши извинения [Ни'матулле] дадхе за
случившееся, мирахур обнялся с ним; после взаимных, [вежливости ради], расспросов [о
здоровье и проч.] и /183а/ обмена ласковыми выражениями, было постановлено, что
Ибрагим мирахур останется среди войска кунгратов и найманов, а Ни'матулла отправится
в лагерь бухарцев. Когда такая договоренность окончательно была установлена, дадха
вторично поехал к [бухарскому] войску. [В это время] Ма'сум аталык наверху рабата
производил осмотр войскам и заметил, что дадха, проявляя смелость, едет к рабату в
совершенном одиночестве. Абдулла кушбеги, сойдя вниз, к подножью рабата, предложил
аталыку повидаться с Ни'матулла дадхой. Аталык спустился сверху рабата и сказал:
“Свидание нужно устроить в специальной приемной”. Согласно такому желанию аталыка
дадха пришпорил своего гнедого, с черной гривой коня и подъехал к указанному месту. В
приемной комнате он заявил аталыку о защите его [от оскорблений или от более
худшего]. Аталык, проявляя свое старшинство, заключил дадху в /183б/ объятия и стал
отечески расспрашивать его, выражая ему любовь и ласку. Результатом встречи этих двух
эмиров был крик радости, поднявшийся из среды обоих войск, и проявление [полного]
удовольствия. Эти два эмира, [аталык и дадха], после обмена официальными формулами
вежливости, повели беседу о переправе через Аму-Дарью. Дадха, извиняясь, сказал
[аталыку]: “Переправа двух войск в одном месте может стать источником сумятицы и
задержки; если вы разрешите, то ваш преданный слуга переправит [войско] найманов и
кунгратов через Термезскую переправу”. Аталык согласился на эту просьбу дадхи, находя
ее основательною. В конце концов аталык, переправившись со всем бухарским войском у
Келифа [на другой берег реки], вступил в пределы Балха. Аталык расположился во
внешнем городе, в квартале Шершер, прочие эмиры — поблизости от него. Абдулла
кушбеги избрал себе
Do'stlaringiz bilan baham: |
