Юсуфзай выступила против этих запретов. Она продолжала ходить на
уроки, рискуя и своей жизнью, и жизнью отца. Она также посещала
конференции в соседних городах. А в интернете написала: «Как смеет
"Талибан" отнимать у меня право на образование?»
В 2012 г., когда ей было четырнадцать лет, ей выстрелили в лицо. Она
возвращалась домой из школы на автобусе. В автобус ворвался боевик
«Талибана» в маске, вооруженный винтовкой, и спросил: «Кто здесь
Малала?
Отвечайте, иначе всех перестреляю». Малала назвала себя (что
само по себе замечательно). Мужчина выстрелил ей в голову при всех
пассажирах.
Малала долго лежала в коме и едва не умерла. Талибы публично
заявили, что, хотя она и выжила, они все равно убьют и ее, и ее отца.
Сейчас Малала все еще жива. Она по-прежнему выступает против
угнетения и насилия над женщинами в мусульманских странах. Ее книга
стала бестселлером, а в 2014 г. она получила Нобелевскую премию мира.
Создается впечатление, что выстрел в лицо
лишь укрепил ее мужество и
помог быть услышанной. А ведь так легко было поднять лапки кверху и
сказать: «Я ничего не могу сделать». Или: «У меня нет выбора».
Парадоксальным образом, это тоже было бы выбором. Но она выбрала
противоположное.
Несколько лет назад я высказал в своем блоге некоторые мысли,
которые вошли в эту главу. Один мужчина оставил коммент. Он назвал
меня мелким и поверхностным субъектом, который понятия не имеет ни о
жизненных проблемах, ни о человеческой ответственности. Он сказал, что
его сын
недавно погиб в автокатастрофе, а я понятия не имею о настоящей
боли. По его словам, только идиот мог возложить на него ответственность
за страдания из-за смерти сына.
Да, этому человеку выпало намного больше боли, чем большинству
людей в жизни. Он не хотел потерять сына, и эта смерть не его вина.
Ответственность за то, чтобы справиться с потерей, была совершенно
непрошенной и нежеланной. И все-таки она была:
ответственность за
эмоции, убеждения и поступки. Как реагировать на смерть сына, было его
личным выбором. Боль в той или иной форме неизбежна для каждого из
нас, но мы можем выбрать, что она значит для нас. Даже заявляя, что у
него нет выбора и что он лишь хочет вернуть сына, этот человек делал
выбор. Ведь можно было повести себя по-разному, очень по-разному.
Конечно, ничего этого я не сказал. Я почувствовал ужас: а
вдруг я в
самом деле закопался в своих проблемах и потерял связь с реальностью?
Такой риск существует при моей работе. Такова одна из проблем, которые
я выбрал. И одна из проблем, ответственность за решение которых я несу.
Поначалу я почувствовал себя скверно. Но через несколько минут стал
сердиться. Его возражения не имели отношения к тому, о чем я говорил. Я
сказал себе: «Да что ж такое! Если у меня не погиб ребенок, это не
означает, что мне никогда не было тяжело и больно!»
Но затем я последовал собственному совету. Из двух проблем я выбрал
лучшую. А выбор был такой: либо
разозлиться на этого человека, полезть в
спор и начать выяснять, чья боль мучительнее. (Тут мы оба выглядели бы
глупо и нечутко.) Либо поработать над своим терпением, попытаться
лучше понять своих читателей, а также не забыть об этом человеке, когда я
снова возьмусь писать о боли и травмах. Я избрал второй вариант.
Я ответил, что сочувствую ему в его утрате. И
больше не прибавил ни
слова. А что тут еще можно сказать?
Do'stlaringiz bilan baham: