Тонкое искусство пофигизма: Парадоксальный способ жить счастливо

Солнечная сторона смерти
Я перехожу со скалы на скалу, медленно карабкаясь вверх. Мышцы ног
напряжены и ноют. Такое трансоподобное состояние возникает от
медленных и однообразных физических нагрузок. Но вершина близко.
Небо становится шире и глубже. Теперь я один. Друзья остались далеко
внизу: они фотографируют океан.
Наконец я перелезаю через небольшую глыбу, и передо мной
открывается простор. В бесконечность уходит горизонт. Возникает
ощущение, что стоишь у края земли: там, где вода встречается с небом,
синее с синим. Ветер бьет в лицо. Я смотрю вверх. Как же светло! И как
красиво.
Я нахожусь в Южной Африке, на мысе Доброй Надежды. Когда-то
считалось, что это самая южная точка не только Африки, но и всего мира.
Воды здесь неспокойны и коварны, часто бывают штормы. Это место
помнит столетия торговли, коммерции и человеческих усилий. И столетия
рухнувших надежд.
Португальцы говорят: «Ele dobra o Cabo da Boa Esperança». То есть
«он огибает мыс Доброй Надежды». Смысл парадоксален: жизнь человека
вошла в последнюю фазу, и ничего больше он уже не совершит.
Я шагаю по камням к синеве, вбирая ее в себя. Я взмок, но мне
холодно. Я в восторге, но нервничаю. Значит, вот оно?
Ветер бьет в уши. Я ничего не слышу, но вижу край: место, где скала
встречается с небытием. Останавливаюсь и на секунду замираю в
нескольких метрах от него. Внизу, на многие километры в каждую сторону,
пенится и бьет о камни океан. Волны бешено устремляются к скалам и
бессильно отступают. Подо мной обрыв в десятки метров, внизу — океан.
Справа от меня и внизу берег усеяли туристы. Они делают снимки и
собираются, как муравьи, в кучки. Слева от меня лежит Азия. Передо мной
— небо, а позади — все, на что я надеялся и что принес с собой.
Что если это все? Что если больше ничего нет?
Я озираюсь. Вокруг ни души. И делаю первый шаг к краю обрыва.
По-видимому, человеческое тело наделено естественным радаром,
выявляющим смертельно опасные ситуации. Когда вы оказываетесь в трех
метрах от края скалы, за оградой, в теле появляется некоторое напряжение.
Напряжен позвоночник. По коже бегут мурашки. Глаза сосредоточены на
каждой детали обстановки. Ноги словно каменные. Будто большой и
невидимый магнит мягко влечет тело в безопасное место. Но я борюсь с

---

магнитом. Я переставляю ноги, сделанные из камня, ближе к краю.
В полутора метрах от края активно включается мозг. Ты видишь не
только край, но и самого себя: непрошеными являются картины, как ты
оступаешься и падаешь, разбиваешься насмерть. Лететь далеко,
напоминает мозг. Очень, очень далеко. «Чувак, что ты творишь?
Остановись. Остановись!»
Я приказываю мозгу заткнуться и медленными шажками иду дальше.
В метре от края тело подает полноценный сигнал тревоги. Один
неудачный шаг, и жизнь закончится. Один сильный порыв ветра, и ты
отправишься в синюю бесконечность. Ноги дрожат. И руки дрожат. И
голос дрожит. Все напоминает об угрозе.
Большинство людей ближе метра к краю не подходят. На этом
расстоянии можно наклониться и бросить взгляд вниз. Но все-таки нет
ощущения, что есть реальный риск убиться насмерть. Когда стоишь так
близко от края, даже столь дивного и пленительного, как мыс Доброй
Надежды, возникает пьянящее головокружение, и недавний завтрак
просится наружу.
Значит, это все? Это все, что есть? Знаю ли я уже все, что могу
знать?
Я делаю еще один шажок, потом еще один. До края осталось
полметра. Передняя нога вибрирует, когда я переношу на нее вес тела. И
продолжаю идти дальше. Вопреки магниту. Вопреки зову своего ума.
Вопреки инстинкту самосохранения.
Осталось сантиметров тридцать. Теперь я смотрю прямо вниз.
Почему-то подступают слезы. Тело инстинктивно сжимается, защищаясь от
чего-то воображаемого и необъяснимого. Порывами налетает ветер. В
голову стучат мысли…
Когда ты у самого края, тебе кажется, что ты летишь. Перед лицом
бездны ты словно слился с небом. И почти ожидаешь, что упадешь.
Я на мгновение припадаю к земле, переводя дыхание и собираясь с
мыслями. Заставляю себя взглянуть на воду, которая внизу бьется о скалы.
Затем перевожу взгляд направо, на мелких муравьев, которые топчутся у
вывесок, делают снимки, садятся в туристические автобусы: вдруг меня
кто-нибудь видит? Эта жажда внимания абсолютно иррациональна. Как,
впрочем, и все остальное. Снизу меня и не разглядишь. А если бы меня и
было видно, слишком велико расстояние: никто ничего не смог бы сказать
или сделать.
Я слышу лишь ветер.