Рис. 14. Отделение Неба от Земли
Один за другим братья-боги пытались развести небо и землю, но
напрасно. Наконец, сам Тане-махута, отец лесов и созданий, обитающих в
них, а также тех, что сделаны из дерева, успешно справился с
титаническим замыслом.
«Его голова теперь твердо упиралась в землю-мать, свои
ноги он вытянул вверх, упираясь ими в небо-отца, затем он
напряг свою спину и огромным усилием разделил их. Теперь
разделенные Ранги и Папа с криками и стенаниями запричитали:
«Почему вы совершаете столь ужасное преступление, разделяя
нас, ваших родителей, и убивая нас?» Но Тане-махута не
останавливался, не внимая их стонам и крикам; все дальше и
дальше вниз толкал он землю, все дальше и дальше вверх толкал
он небо...»
[396]
В том виде, как ее представляли древние греки, эта история изложена
Гесиодом в его описании отделения Урана (Отца-Неба) от Геи (Матери-
Земли). Согласно этому варианту, титан Кронос оскопил своего отца
серпом и таким образом убрал его со своей дороги
[397]
. В египетской
иконографии расположение космической четы обратное: небо является
матерью,
отец
же
воплощает
жизненные
силы
земли
[398]
;
но
мифологический шаблон не меняется: двое разлучаются своим ребенком,
богом воздуха Шу. И снова все тот же образ приходит к нам из древнего
клинописного текста шумеров, датированного III или IV тысячелетием до
н. э. Вначале был первичный океан; первичный океан порождает
космическую гору, которая состоит из слитых воедино неба и земли; Ан
(Небо-Отец) и Ки (Земля-Мать) породили Энлиля (Бога Воздуха), который
вскоре отделил Ан от Ки и затем сам соединился со своей матерью,
породив человечество
[399]
.
Но если эти поступки отчаявшихся детей и представляются насилием,
они — просто ничто по сравнению с тотальной расправой над
родительской силой, которую мы обнаруживаем в исландской
Эдде
и в
вавилонских
Скрижалях Творения
. Последний удар — характеристика
демиургического присутствия бездны как «зла», «тьмы» и «грязи».
Блистающие молодые воины-сыновья, теперь презирающие породившего
их — персонификацию зародышевого состояния погруженности в
глубочайший сон, — без долгих колебаний убивают его, раздирают и
расщепляют на куски и создают из них структуру мира. Это — образец
победы, к которому восходят все наши позднейшие состязания с драконом,
начало долговековой истории подвигов героя.
Согласно
Эддам
, после того как разверзся «зияющий разрыв»
[400]
, на
севере возник туманный мир холода, а на юге — область огня, а затем жар с
юга растопил реки из льда, которые тянулись с севера, и начал испаряться
клубящийся яд. Из него возник дождь, который сгустился в иней. Иней таял
и капал; жизнь пробуждалась от этих капель — гигантская, вялая, бесполая,
горизонтально распластанная фигура, названная Имир. Гигант спал, и во
сне он потел; одна из его ног вместе с другой породили сына, в то время
как под его левой рукой зародились мужчина и женщина.
Иней таял и капал, и из него конденсировалась корова, Аудумла. Из ее
вымени текли четыре потока молока, которые питали жизнь Имира. Корова
же питалась тем, что лизала соленые ледяные глыбы. Вечером первого дня
из глыбы, которую она лизала, появились волосы человека; на второй день
— голова человека; на третий появился весь человек, и имя его было Бури.
Далее, у Бури был сын (мать неизвестна), названный Борр, который
женился на одной из гигантских дочерей тех творений, которые вышли из
Имира. Она родила тройню: Одина, Вили и Be, и они зарезали спящего
Имира и разделили его тело на куски.
Имира плоть стала землей,
Кровь его — морем,
Кости — горами, череп стал небом,
А волосы — лесом.
Из век его Мидгард людям был создан
Богами благими;
Из мозга его созданы были
Темные тучи
[401]
.
В вавилонской версии героем является Мардук, Бог-солнце; жертвой
становится Тиамат — ужасная, драконоподобная, сопровождаемая стаей
демонов — женская персонификация изначальной бездны, хаос как мать
богов, но теперь несущая угрозу миру. С луком и трезубцем, посохом и
сетью, с конвоем боевых ветров, бог поднимается в своей колеснице.
Четверка лошадей, готовых растоптать всякого, кто угодит им под ноги,
покрыты клочьями пены.
..Но Тиамат, не повернув головы,
Не знающими устали устами извергала возмущенные слова...
Тогда повелитель извлек молнию, свое могучее оружие,
И направил ее против разбушевавшейся Тиамат, бросив ей такие
слова:
«Твое искусство достигло вершин, и ты сама вознеслась на
недосягаемую высоту,
Сердце твое побудило тебя бросить вызов, и битву начать...
Против богов, отцов моих, обращены твои гнусные помыслы.
Пусть твое воинство вооружается, пусть твое оружие будет к бою
готово!
Встань! Я и ты, пусть мы сойдемся в неистовой битве!»
И Тиамат, эти слова услыхав,
Сделалась одержимой; она обезумела;
Издавая ужасные вопли,
Она задрожала, сотрясаясь до самых глубин.
Уста ее извергали проклятия, произнося их по буквам.
И боги войны взывали к оружию.
Затем Тиамат и Мардук, советник богов, сблизились;
Сблизились, чтобы сразиться, для битвы сошлись.
Владыка сеть свою развернул и поймал ее,
И злой ветер, который тянулся за ним, он выпустил ей в лицо.
И ужасные ветры заполнили ее утробу,
И ее смелость ушла из нее, а рот ее разверзся в ужасе.
Он же схватил трезубец и распорол ей живот,
И разорвал ее внутренности, и пронзил ее сердце.
Он победил ее и отнял жизнь у нее,
Он бросил ее наземь и растоптал ее.
Затем, разбив остатки ее многочисленного воинства, вавилонский бог
вновь вернулся к матери мира:
И владыка на спину Тиамат наступил
И своей беспощадной клюкою разбил ее череп.
Он выпустил из жил ее кровь,
Чтоб северный ветер унес ее прочь в потаенное место...
Затем властелин остановился, воззрившись на ее мертвое тело,
...И замысел изощренный вызрел в уме его.
И тогда разделил он ее подобно распластанной рыбе на две
половины;
Одну половину установил он как небесный, все покрывающий
свод.
И поставил запоры и выставил стража,
Чтобы сдержать ее воды.
Он обошел небеса и обозрел все пределы,
И над самою Пучиной поместил он обитель для Нудиммуда
И отмерил Владыка дно бездонной Пучины...
[402]
Мардук в этом героическом деянии раздвинул верхние воды, подперев
их сводом, и нижние воды, опустив их на дно. Затем в мире между ними он
создал человека.
Мифы не перестают давать нам подтверждения того, что конфликт в
сотворенном мире есть вовсе не то, чем он кажется. Тиамат, убитая и
расчлененная, тем самым отнюдь не уничтожена. В битве с хаосом, если
рассмотреть ее под другим углом зрения, можно увидеть, что хаос-
чудовище расчленяется с его собственного согласия и его фрагменты
перемещаются в надлежащее место. С точки зрения этих сотворенных
форм, все осуществляется как бы могущественной рукой через опасности и
страдания. Но если попытаться взглянуть на все изнутри самого
порождающего эманации присутствия, то очевидно, что плоть поддается с
готовностью и рука, которая терзает ее, в конечном счете не более чем
орудие воли самой жертвы.
В этом заключается основной парадокс мифа: парадокс двойной
фокусировки. Если в начале космогонического цикла можно было сказать:
«Бог не вмешивается», но в то же самое время «Бог есть создатель,
заступник и разрушитель», то теперь в этой критической точке, где Единое
разбивается на множество, судьба «случается» и в то же время
«осуществляется». С точки зрения источника, мир есть величественная
гармония форм, вливающихся в бытие, взрывающихся и растворяющихся.
Но быстротечный опыт творений представляет собой ужасную какофонию
звуков сражения — криков и стонов. Мифы не отрицают этой агонии
(изображая распятие); но выявляют в ней, по ту сторону ее и вокруг нее,
сущностный покой (небесную розу)
[403]
.
Смещение
перспективы
от
покоя
центральной
причины
к
возмущениям периферических эффектов представлено в грехопадении
Адама и Евы в саду Эдема. Они вкусили запретный плод, «и открылись
глаза у них обоих»
[404]
. Блаженство Рая закрылось для них, и они увидели
поле творения по другую сторону изменившей свою проницаемость
завесы. Отныне им предстоит изведать обретение неизбежного в поте лица
своего.
Do'stlaringiz bilan baham: |