Тема Бытие как философская категория

Проблема субстанции и материи в философии


С требованием понять противоположность материи и сознания как относительную и одновременно вывести сознание (мышление) из материи, сознанием не обладающей, связано древнее понятие "субстанция" (от лат. — сущность, то, что лежит в основе). Оно яв­ляется основополагающим для всякой метафизики и прошло через всю предшествующую историю философии. Понятие субстанции служит для обозначения полностью самообусловленного бытия. В категории субстанции зафиксирована идея абсолютного начала, первоосновы, которая для своего обоснования не требует ничего другого. Субстанция самодостаточна. И именно это удачно выра­зил Бенедикт Спиноза (1632—1677), нидерландский философ-ма­териалист и пантеист, в словах "causa sui" — "причина самое себя". "Под субстанцией я разумею то, что существует само по себе и существует само через себя, то есть то, представления чего не нуждаются в другой вещи, из которой оно могло образоваться"⁴⁰.
С одной стороны, субстанция понижается как материя, с другой — она выступает причиной и "субъектом" всех своих формообразований. Это заставляет Спинозу определить суб­станцию одновременно и как природу, и как Бога, отожде­ствив два этих понятия. Однако Спиноза полностью раство­рял Бога в природе, стремился к его натурализации и устра­нению собственно теологического содержания. В этом состо­ял его пантеизм.
Проводимую Спинозой идею натурализации субстанции по­следовательно развивал Гольбах. Он перенес все, субстанцио­нальные определения на природу и только на природу. "При­рода есть причина всего; она существует благодаря самой себе; она будет существовать и действовать вечно; она — своя соб­ственная причина...". "Природа вовсе не есть какое-то изделие; она всегда существовала сама по себе; в ее лоне зарождается все; она колоссальная мастерская, снабженная всеми материа­лами...". В этом смысле ни природа, ни субстанция не нужда­ются ни в каком извне идущем импульсе. Безусловно был прав Лейбниц, когда замечал, что "всякая подлинная субстанция только и делает, что действует".
Поскольку субстанция есть первопричина, все в себя вклю­чающая и не предполагающая никакого иного основания или условия для себя самое, она исключает возможность любого, не­зависимо от нее существующего образования. Будь то Бог, идея, самосознание, душа или экзистенция — субстанция единствен­на! Применение понятия субстанции во множественном числе невозможно. Определению этого понятия противоречит идея о множественности субстанций, так как при наличии двух или не­скольких претендующих на подобный статус образований ни одно из них таковым не является. В этом состоит парадокс суб­станциональности.
Когда алхимики пользовались данным термином во множе­ственном числе, говоря о "субстанциональных формах", "субстан­циональных качествах", они вкладывали в него грубо физикалистское значение. Субстанция в данном случае отождествлялась с веществом. Субстанциональные свойства и формы были неиз­менны, однако при соответствующих процедурах могли превра­щаться друг в друга.
Самореализация субстанции происходит в атрибутах — всеобщих, неотъемлемых свойствах явлений и модусах — кон­кретных, частных свойствах предметов. Признание мышления и протяжения атрибутами единой субстанции позволили Спи­нозе преодолеть ту формальную трудность в определении суб­станции, которая имела место и в средневековой схоластичес­кой философии, и в философии Декарта. Различение двух суб­станций: духовной и телесной (что с логической точки зрения неправомерно и чревато массой рациональных трудностей) формировало установку дуализма. Когда мышление и протя­жение рассматривались в качестве двух субстанций, незави­симых друг от друга самостоятельных начал, трудно было по­нять, как синхронизуются в своих действиях "душа" и "тело" и как вообще "тело" способно стать мыслящим. По определе­нию, субстанция представала в виде единой первоосновы все­го существующего, все в себя вбирающей и не нуждающейся ни в чем для своего обоснования.
Именно Рене Декарт — философ-рационалист и матема­тик вошел в историю философской мысли как яркий пред­ставитель дуализма. Радикальный механицизм Декарта при­вел его к представлению о полной бездуховности материи. Материальная телесная субстанция в качестве своего атри­бута имела лишь протяжение в длину, ширину и глубину. Она исключала абсолютную пустоту, но наделялась способностью к движению, т.е. разделению, перемещению и изменению те­лесных частиц.
Духовная жизнь представала перед философом автономно от телесной в ее наиболее специфических проявлениях, таких как познавательно-мыслительная деятельность, интеллектуальная интуиция и дедукция. За понимаемой таким образом духовной субстанцией он закрепил категоричное убеждение в ее бесте­лесности. И хотя Декарт выступил одним из родоначальников новой философии и новой науки, у него можно обнаружить как бы оставленное в наследство от средневековой философии употребление термина "субстанция" для осмысления индиви­дуальной вещи, а также провозглашенный им особый автоном­ный статус двух важнейших универсальных и бесконечных суб­станций, коими и выступают мышление и протяженность. Де­картово "cogito ergo sum" — "мыслю, следовательно, суще­ствую" говорит о безусловном превосходстве умопостигаемо­го над телесным. Декарт доказывает, что субстанция мысля­щая неделима и открыта каждому "Я" — разумному существу неопосредованно, в то время как субстанция протяженная — опосредованно. Неделимая субстанция (ум) есть предмет из­учения метафизики, тогда как делимая (протяженность) — это предмет физики.
Именно проблемы, связанные с обсуждением содержатель­ного потенциала этой древнейшей категории, резко обостри­ли противоречия монизма и дуализма. Если дуализм (от лат. — двойственный) исходил из признания двух начал, монизм от­стаивал приоритеты единоначалия. Монизм (от греч. — один, единственный) выступал как способ рассмотрения многообра­зия явлений мира в свете единой основы. Разными философс­кими направлениями эта первооснова могла трактоваться по-разному и даже представлять взаимоисключающие начала, т.е. мыслиться как материальной, так и духовной. В подобных слу­чаях монизм приобретал либо материалистическую, либо иде­алистическую окраску. Однако сама основа всегда выступала как единая и единственная. В этом и состоял критерий монис­тических воззрений.
Когда термин "дуализм" в начале 18 в. был введен в фило­софский обиход немецким философом X. Вольфом, тот и не подозревал, на сколько веков продлится нескончаемый спор между монистами и дуалистами. Не исключено, что сам Вольф, как рационалист и идеолог Просвещения, хотел выя­вить и подчеркнуть особую роль мышления, идеального, ра­зума в формировании устойчивого миропорядка. Его влияние на современников — сторонников идей просвещенного аб­солютизма, было огромным. Написанные им учебные посо­бия по философским дисциплинам наводнили все учебные заведения, придя на смену устаревшим схоластическим компендиумам. Они стали выступать в качестве основопо­лагающих источников университетского образования. Есть сведения о том, что в числе его учеников был М.В. Ломо­носов.
Вместе с тем дуализм был уязвим, и особенно в воззрениях на человека. Не случайно одно из известнейших произведений французского философа-материалиста Ламетри (1709-1751) носило название "Естественная история души". Когда он, буду­чи врачом, ставил на себе эксперимент — заболев горячкой, на­блюдал за ее течением, — он пришел к обоснованному выводу о том, что духовная деятельность определяется телесной орга­низацией. Ламетри предлагал многочисленные аргументы в пользу монистически-материалистического воззрения. Он был уверен, что существует единая материальная субстанция, кото­рая бесконечно совершенствуется. Присущие ей способности ощущать и мыслить обнаруживаются в организованных телах. Сами способности ощущать и мыслить связаны с воздействием внешних тел на мозг. Поэтому именно внешний мир отражает­ся "на мозговом экране", а сами потребности тела, по мнению Ламетри, выступают "мерилом ума".
Дуализм мог выступать не только в форме паритета души (отождествляемой Декартом с умом) и тела как протяженнос­ти. Любые философские теории, в которых утверждалось рав­ноправие двух начал, будь то добро и зло, свобода и необходи­мость, любовь и ненависть, и пр., выступали как дуалистичес­кие. Если же мыслитель увлекался и сущностей, положенных в основу мироздания, насчитывалось не две, а более, то в та­ком случае его позиция оценивалась как плюралистическая. Сам термин "плюрализм" (от лат. — множественный) был так­же предложен X. Вольфом в 1712 г. Особые затруднения он вызывал в области онтологии — учении о бытии, именно там необходимо было выдвинуть множество независимых и не­сводимых друг к другу начал бытия. Классическим примером плюрализма считается монадология Лейбница, согласно ко­торой мир состоит из бесчисленного множества духовных на­чал. Однако есть и более ранние аналоги плюралистического подхода. Например, учение Эмпедокла о четырех началах ми­роздания выступает своеобразной разновидностью плюралис­тической онтологии.
Иногда в плюрализме видят не нечто самостоятельное, а трансформацию дуализма, как бы поступенное и последова­тельное членение сущностей, положенных в основу. Хотя сами плюралисты усматривают основное предназначение своей теории в том, чтобы воспарить над неразрешимой в ду­алистических дебатах противоположностью между духом и природой.
Субстанция, как причина всех изменений и causa sui (при­чина самое себя), была принята и достаточно высоко оцене­на Кантом. Субстанция определяется им как "... то постоян­ное, лишь в отношении с которым можно определить все вре­менные отношения явлений...". Она условие всякого опыта и всякого восприятия. Она пребывает как устойчивое, а вся­кое существование и всякая смена во времени может рас­сматриваться как ее модус — способ существования того, что сохраняется постоянно.
С категорией "субстанция" соседствует понятие суб­страт (от позднелат. — подстилка, основа), которое толку­ется как самый нижний и фундаментальный слой реально­сти. Такой основой в атомистических учениях древности выступали атомы. Всякий конкретный субстрат выражает специфическую определенность тех или иных формообра­зований, их качественную неоднородность. В современном по­нимании, субстратом известных физических процессов высту­пают элементарные частицы и фундаментальные взаимо­действия (сильное, слабое, электромагнитное и гравитацион­ное). Субстратом химических процессов предстают атомы, остающиеся устойчивыми при образовании и превращении различных веществ. Субстратом биологических процессов служат молекулы нуклеиновых кислот (ДНК и РНК) и бел­ковых веществ, выступающие в качестве элементарных "единиц жизни". Субстратом социальной жизни является че­ловек, целесообразная деятельность которого лежит в осно­ве всех социальных изменений.
В современной фундаментальной философии онтологи­ческое наполнение категории субстанции понимается как взаимодействие, потому что именно взаимодействие являет­ся истинной и финальной причиной образования мирозда­ния — causa finalis вещей. Исследовать вещи в аспекте их субстанциональности — значить раскрывать их существова­ние с точки зрения внутренних причин и взаимодействий. Вслед за Э.И. Ильенковым субстанцию определяют как объективную реальность, рассматриваемую со стороны ее внутреннего единства, безотносительно ко всем тем беско­нечным многообразным видоизменениям, в которых и через которые она в действительности существует; как материю в аспекте единства всех форм ее движения, всех возникаю­щих и исчезающих в этом движении различий и противопо­ложностей.
Древнейшая категория субстанции и сегодня интересна мно­гими аспектами. Во-первых, это идея причинной обусловленно­сти всех явлений и процессов. Субстанция выступает в роли пер­вопричины всего существующего. Во-вторых, требование конк­ретизации онтологического наполнения универсума, что нацели­вает на поиск новых видов взаимодействия, определяющих все изменения и построение единой физической теории поля. В-тре­тьих, субстанция на уровне своих многообразных проявлений должна быть понята как материя, взятая в аспекте ее развития, как движущаяся материя со всем присущим ей эволюционным потенциалом. И следовательно, в-четвертых, обращение к кате­гории субстанции позволяет снять вопрос об абсолютной проти­воположности материи и сознания.
Итак, к теоретическим характеристикам субстанции можно отнести:
— самодетерминацию (определяет самое себя, несотворима и неуничтожима);
— универсальность (обозначает устойчивую, постоянную и абсолютную, ни от чего не зависимую первооснову);
— каузальность (включает в себя всеобщую причинную обу­словленность всех явлений);
— монистичность (предполагает единую первооснову);
— целостность (указывает на единство сущности и существо­вания).
Так приемлема ли категория субстанции в современной фи­лософии?
Когда мы объединяем различные предметы и вещи одним понятием "материя", мы отвлекаемся (абстрагируемся) от их существенных качественных различий. Нас не интересует ни их форма, ни особенности проявления и функциониро­вания, для нас важно нечто иное. Но что? Возможно, ответ на этот вопрос подскажет значение термина "материя". В переводе с латыни это слово означает вещество. Но не по­йдем ли мы по ложному пути, связывая с материей исключи­тельно вещественное, телесное? Тогда что же такое элект­ромагнитное и гравитационное поле, свет, нейтрино, мик­рочастица, материальны ли они или это плод нашей фанта­зии, воображения, продукт сознания? Каково предметное содержание категории материя? Вот вопрос, ответ на кото­рый многое разъяснит.
Вопрос о соотношении материального и духовного, реального и идеального связан с исследованием человеческих форм деятельности – познания, мышления, практики, труда, психической и физической форм деятельности. Именно в контексте человеческой деятельности эти понятия имеют смысл. А в контексте онтологическом, бытийном, космическом-вселенском они не имеют смысла. Ведь идеальное не существует вне человека. А, следовательно, нет проблемы космического-вселенского сопоставления идеального и материального. Проблема первичности материального и вторичности идеального – надуманная проблема, потому что мы как бы изолируем идеальное от человека и ставим вопрос, что первично – идеальное или материальное? Идеальное – это наше сознание, психика, мышление и отрывать идеальное от человека, рассматривать его вне человека, субстанциализировать его просто недопустимо.
В древнегреческой философии активно использовалось эти­мологическое понимание материи, с материей связывали пред­ставление о Первовеществе, из которого состояли все про­чие вещи. Материя представала как субстрат всего возникаю­щего. Как известно, у Фалеса — это вода, у Анаксимена — воз­дух, у Гераклита — огонь. Анализируя формирование пред­ставлений о материи в истории философии, сопоставим два комментария. Энгельс настоятельно указывает на "первона­чальный стихийный материализм, который на первой стадии своего развития весьма естественно считает само собой ра­зумеющимся единство в бесконечном многообразии явлений природы и ищет его в чем-то определенно-телесном, в чем-то особенном, как Фалес в воде".
Ницше утверждает: "Начало греческой натурфилософии составляет вопрос о первопринципе, который может сделать понятным пестрое многообразие явлений. Знаменитый от­вет Фалеса — "вода есть материальная первооснова всех ве­щей,"— сколь бы странным он ни казался, содержит три ос­новных философских требования, важность которых стано­вилась все более и более ясной по мере дальнейшего разви­тия. Требования эти заключались в том, что, во-первых, сле­дует искать подобный единый первопринцип, во-вторых, что отвечать надо только рационально, т.е. без ссылок на миф, наконец, в-третьих, что материальная сторона этого мира должна играть решающую роль". Итак, в обоих случаях мы сталкиваемся с императивом монизма — искать единый первопринцип, с требованием мыслить рационально и с при­знанием материальности мира.
Среди плеяды древних философов выделяется Анаксимандр, для которого материя, или Первовещество, — это не конкретное, чувственно данное тело, а некоторая неопреде­ленная изменяющаяся сущность — апейрон. У атомистов ма­терия приобретает вид дифференцированного субстрата. В атомистической теории Демокрита, Эпикура, Лукреция Кара материя как субстрат всех вещей предстает в виде совокуп­ности атомов. Они различны по форме, величине, весу, но не­делимы и неуничтожимы. Их разные конфигурации объясня­ют многообразие объектов.
Реставрируя древнегреческое учение о материи, можно встретиться с обилием родственных терминов. "Архе" — на­чало — соответствует латинскому аналогу "принципиум". "Стоихенон" — стихия или корень — соответствует латинс­кому "элементум". Но именно термин "хюле" (hyle), преобра­зовавшись в ходе исторического развития через латинский аналог в "materia", дал название новой категории. Слово "хюле" первоначально обозначало "лес", "дерево ", т.е. то, что является топливом, строительным материалом. Это и побу­дило Аристотеля сделать понятие"хюле" одним из основ­ных понятий своей философии. Однако для него материя (hyle) — это только всеобщая возможность предметного многообразия, форму и действительное существование ко­торому придает активное духовное начало "морфе", или форма. Понятие "хюле" у Аристотеля тесно связано с поня­тием "морфе" ("morphe" или "eydos"). И хотя в онтологичес­кой концепции Аристотеля явно ощущается дуализм мате­рии и формы, он никогда не приписывает "хюле" самостоя­тельной реальности — реально материя существует лишь в соединении с формой.
Несколько особняком стоит учение о материи, которое можно реконструировать по платоновскому диалогу "Тимей". Во-первых, для понятия материи у Платона нет ни специаль­ного термина, ни более определенных разъяснений, чем ука­зание на то, что это есть некий темный и трудный для понима­ния "вид". Во-вторых, его неизбывной функцией оказывается быть "восприемницей" и кормилицей всякого рождения. В ка­ком-то смысле — это начало, но начало бесформенное. Так как начало, которому предстояло вобрать в себя все роды вещей, само должно было быть лишено каких-либо форм, как при из­готовлении благовонных притираний прежде всего заботятся, чтобы жидкость, в которой должны растворяться благовония, по возможности не имела своего запаха... Подобно этому и на­чало, назначение которого состоит в том, чтобы во всем своем объеме хорошо воспринимать отпечатки всех вечно сущих ве­щей, само должно быть по природе своей чуждо каким бы то ни было формам".
А.Ф. Лосев был, бесспорно, прав, замечая: "Греки умели пора­зительным образом совмещать свой абсолютизм со скептициз­мом". Знаменитое платоновское учение о материи — хоре как о не-сущем и чистой возможности бытия и становления утрачивает свою прочную бытийственную основу. Понятие ма­терии — хоры занимает всего лишь срединное место в триаде ум (демиург) — первичная чистая материя (вместилище и вос­приемница) — вторичная материя (материальные вещи)". Пла­тон призывает отличать то, что всегда существует и никогда не становится, и то, что всегда становится и никогда не существу­ет. Он считает, что сущность вещей, внутри которой они получа­ют рождение и в которую возвращаются, погибая, можно назвать словом "то" или "это", тем самым сообщая им устойчивость и оп­ределенность".
Истинно сущее не подлежит никакому изменению и пре­вращению. Это совершенно тождественная, равная самой себе сущность, первообразец и предел становления. Ему при­надлежит безусловное и неоспоримое первенство. Но это не материя. В диалоге "Государство" это единое выступает как беспредпосылочное начало. В диалоге "Парменид" оно интер­претируется как " сверхсущее одно", существующее как мо­дель, как принцип идей, порождающий из себя иное. В диа­логе "Филеб" всеобщее, одно, единое отождествляется с ми­ровым умом, "который устраивает все достойное зрелище ми­рового порядка" и в мифологической форме иногда отожде­ствляется с Зевсом.
Механизм становления бытия как мира материальных ве­щей, по Платону, состоит в том, что предельно точно сформу­лированный первообразец идеи изливается в материальную действительность, обязывая материю быть вместилищем, вос­приемницей и функцией идей. Представление о целесообраз­ности всех процессов мира обосновывается коррелирующей взаимосвязью идей и вещей. Идея понимается как смысловая модель бесконечных чувственных проявлений вещей и как за­кон для всякого единичного.
Учение Платона о материи, которой отведена хотя и важная, но все-таки второстепенная роль, самым непосредственным об­разом обусловило аристотелевские размышления на эту тему. Однако Аристотель бьется над логическими трудностями обоснования статуса этой всеобъемлющей "восприемницы" и "кормилицы". Если в чувственном мире вещи возникают, изме­няются, перемещаются и гибнут, значит, должно существовать нечто такое, что все это позволяет, первооснова, которая зак­лючает в себе множество возможностей, сочетает противопо­ложности и превосходит все, что являет мир единичных, дан­ных нам в опыте вещей. Следовательно, ей нельзя приписать некоего определенного качества, она не может быть связана ни с каким определением, кладущим предел ее разнообразию. Она, способная принимать различные определения, и есть пер­вооснова, т.е. материя, обусловливающая возможность и су­ществование мира меняющихся, возникающих и исчезающих вещей. Материя в сочетании "хюле" и "морфе" оказывается необходимым универсальным началом всякого возникновения и изменения.
В средневековую философию аристотелевское представ­ление о материи перешло в значительно преобразованном виде. Средневековые теологи использовали мыслительное на­следие Аристотеля и, в частности, заимствовали его идею о "морфе" (форме). Ей был отдан приоритет, она стала рассмат­риваться как духовное начало. Такая интерпретация позво­лила провозгласить наличие чистых форм без материи — это боги, духи, ангелы, бессмертные человеческие души. Хотя полемика "отцов церкви" сохранила нам сведения о "ерети­ках" , утверждающих, что материя существовала всегда, до со­творения мира, проблематика, связанная с изучением мате­риальности мира, зашла в тупик.
Философы эпохи Возрождения, не являясь последователь­ными материалистами, были, однако, едины в оппозиции сред­невековому спекулятивному мышлению. Идея формы как са­мостоятельного активного начала исчезает, материя понима­ется как нечто, имеющее реальное, а не только потенциаль­ное существование. Практика алхимических экспериментов, как это ни парадоксально, способствовала тому, что форму на­чали считать продуктом материи.
У философов Возрождения Бернардино Телезио, Фран­циска Патриция, Джордано Бруно осмысление понятия ма­терии приобретает новое содержание. Идея сотворения ма­терии отрицается, материя провозглашается вечной, движе­ние понимается как результат действия природных сил. В уста Теофила — героя своих "Диалогов" Бруно вкладывает следующие слова: "...имеется первое начало вселенной, ко­торое равным образом должно быть понято как такое, в ко­тором уже не различаются больше материальное и формаль­ное и о котором из уподобления ранее сказанному можно заключить, что оно есть абсолютная возможность и действи­тельность".
В механистическом материализме Нового времени в ос­нову определения материи кладется не понятие материала, а понятие главных и неизменных свойств, общих для всех материальных предметов. Философы Нового времени вос­производят на новом уровне методологическую установку, реализованную в античности. Они расуждают о материи с точки зрения единичного, особенного и непременно конк­ретно-чувственно данного, но не первовещества, а первопризнака. Они не столь наивны, как философы древности, и не провозглашают в качестве первоосновы и первопричи­ны всего сущего воду, огонь или воздух. В период экспери­ментального развития всех наук в основу всего кладется ряд механических свойств: протяженность, непроницаемость, тяжесть, фигура.
Можно выделить ряд общих черт, характерных для антич­ного и механистического понимания материи. Во-первых, ма­терия обнаруживается путем нахождения первовещества или первопризнака. Во-вторых, в основе определения материи ле­жит критерий объективности, т.е. способность существовать вне и независимо от нас. В-третьих, материя противостоит от­дельным вещам как нечто неизменное изменчивому. В-четвер­тых, в определении понятия материи реализуется установка на единичное и особенное. с веществом, формы материи — электромагнит­ного поля. Законы электромагнитного поля оказались несводи­мыми к законам классической механики. В конце 19-го — на­чале 20 в. последовала целая серия открытий: радиоактивно­сти, сложности химических атомов, изменяемости массы в за­висимости от скорости движения тел, понята зависимость пространственно-временных свойств тел от скорости их дви­жения. Эти открытия положили начало новейшей революции в естествознании. Но одновременно в физике возник кризис механистического понимания материи, механистической кар­тины мира. В ситуации отождествления материи с атомом и в связи с последующим обнаружением его способности к распаду ряд физиков, в том числе и Э. Мах, и А.Пуанкаре (так называемые "физические идеалисты"), пришли к выводу об "исчезновении (аннигиляции) материи". Методологическая несостоятельность этого вывода заключалась в отождествле­нии материи как фил
Cубстанциональное определение материи указывает на ее несотворимость, неуничтожимость, на отсутствие внеш­ней причины ее существования и изменения. Субстанциональное определение материи полагает ее как субстанцию всех изменений.
Атрибутивное определение материи отождествляет ее не с каким-либо субстратом, а с совокупностью атрибутов: про­странством, временем, движением, качеством, количеством.
Примером генетически-контрастного определения могут служить суждения Руссо, который был уверен, что опре­делить материю можно лишь путем противопоставления ее со­знанию. Или тезис Г.В. Плеханова: "В противоположность "духу" "материей" называют то, что, действуя на наши органы чувств, вызывает в нас те или другие ощущения".
И, наконец, искомое определение с точки зрения всеобще­го. Оно предполагает выявление категориальной значимости определяемого объекта. В этой связи слова Энгельса "материя как таковая — это "чистое создание мысли и абстракция" как бы подсказывают первую часть искомого определения. Мате­рия — это категория... Далее, неисчерпаемость материи дела­ет принципиально беспомощной попытку определить ее как та­ковую вне отношения к сознанию. То есть в определении дол­жно присутствовать противопоставление материи тому, что ею не является. Этим требованиям отвечает ленинское обобщен­ное определение материи: "Материя есть философская кате­гория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографи­руется, отображается нашими ощущениями, существуя неза­висимо от них".
Из приведенного определения становится ясно, что материя охватывает все бесконечное многообразие различных объектов и систем природы. Единственное ее "свойство" — быть объек­тивной реальностью. Расшифровка последнего невозможна без учета понятий "движение", "взаимодействие", "пространство", "время" и т.п. Иными словами, объективной реальностью обла­дает то, что в состоянии двигаться, способно к взаимодействию, чему присущи пространственно-временные характеристики, причинность.
Органы чувств человека могут воспринимать лишь ничтож­ную часть реально существующего. Но благодаря конструиро­ванию все более совершенных приборов человек расширяет границы познаваемого мира. Философское определение мате­рии охватывает не только те объекты, которые ныне познаны, но и те, которые могут быть открыты в будущем. В этом его ог­ромное методологическое значение.
Какого бы взгляда ни придерживаться относительно строения материи, не подлежит сомнению, что она расчленена на ряд боль­ших, хорошо отграниченных групп (Энгельс). С этим трудно не согласиться. Все материальные объекты обладают внутренне упо­рядоченной, системной организацией. Истоки идеи структурно­сти материи отнесены к античной философии, и в частности к атомистике Демокрита, Эпикура, Лукреция Кара. Сама идея ока­зывала чрезвычайно стимулирующее воздействие на развитие ес­тествознания. В современной философии она оформилась в до­статочно объемную и научно обоснованную концепцию систем­ной организации материи. В последней обычно выделяют три структурных уровня материи:
— мегамир — мир космоса (планеты, звездные комплексы, га­лактики, метагалактики);
— макромир — устойчивых форм и соразмерных человеку величин (куда входят также кристаллические комплексы моле­кул, организмы, сообщества организмов);
— микромир — мир атомов и элементарных частиц, где не­применим принцип "состоит из".
Трудно установить точную границу демаркации уровней. Они не всегда фиксируются наукой. Наши знания, постоянно углубляясь, обнаруживают все новые и новые качественные градации уровней. Говоря о структурных уровнях материи, на­зывают также субэлементарный, микроэлементарный, ядерный, атомный, молекулярный, макроскопический и космический. На микроскопическом конце шкалы физика занимается изучени­ем процессов, разыгрывающихся на длинах порядка 10 ¹⁵ см за время порядка 10²². На другом конце шкалы в мегамире космо­логия изучает процессы, происходящие за время порядка 10¹⁰ (возраст Вселенной). Методологи оценивают идею структурных уровней материи очень высоко наряду с идеей причинности и познаваемости мира.