5)
«Новая проза» как рассказ, неотличимый от документа
Шаламов был убежден: «писатель становится судьей времени, а
не подручным чьим-то, и именно это глубочайшее знание, победа в
самых глубинах живой жизни даѐт право и силу писать. Даже метод
подсказывает» [1: 158]. Этот метод, с помощью которого писатель
выражает свою идею, воплощается в простом и ясном изложении
жизненно важного для рассказчика материале. Для Шаламова было
первостепенной задачей написать не «прозу документа», а «прозу,
выстраданную как документ». По форме документальная проза обла-
дает «достоверностью протокола», она не требует дидактики,
литературного
художественного
домысла,
никаких
внешних
дополнительных атрибутов. Проза Шаламова выражает новый,
этический тип отношений между писателем и литературой, между
произведением и читателями: «Литературе этого рода свойствен
«эффект присутствия» человек не чувствует, что его обманули, как
при чтении романа, сегодняшний читатель спорит только с
документом и убеждается только документом» [1: 160].
При этом писатель стремился создать почти документальное
свидетельствование жизни в лагере, не забывая о том, что это
свидетельствование должно быть не протоколом, но все-таки
литературным произведением. По словам Шаламова, он хотел
создать: «документальное свидетельство времени, обладающее
художественной и документальной силой одновременно» [1: 160].
Из подобного синтеза художественности и документальности
вытекает следующая особенность новой прозы: художественная
точка зрения в шаламовском тексте сходится в одном фиксированном
фокусе, который направлен на натуралистическое реальное изобра-
жение жизни в лагере. Эта точка зрения может переноситься от героя
к герою, но еѐ направленность остается неизменной. Включенность
рассказчика в изображаемый мир не предполагает субъективного
выражения своих мыслей и чувств, нет никакой передачи глубоко
личных переживаний, нет детального описания взаимоотношений
между людьми. В тексте нет афоризмов, никакой лирики, никаких
остроумных диалогов и подтекстов. Однако произведения Шаламова,
138
при всем их кажущемся несовершенстве, изощренны и уникальны. В
своих рассказах Шаламов показывает утрату индивидуальных черт у
человека, находящегося за решеткой. Такое изображение психологи-
ческих особенностей в поведении человека, доведенного жизнью до
состояния животного, является существенным, новым в «Колымских
рассказах». Персонажи одинаковы именно потому, что в лагере все
одинаковы. Нет личностей, нет ярких людей. Мир Колымы не
предполагает присутствие индивидуального начала в человеке, на его
раскрытие элементарно не остается сил. Речь рассказчика суха, так
же как и речь заключенного в лагере. Рассказчик краток – так же, как
кратка жизнь лагерника. Шаламов практически не использовал
эпитетов или других художественно-изобразительных средств. По
словам Андрея Рубанова: «Бесстрастная речь очевидца – вот метод
Шаламова. Он ничего не объясняет, не вдается в анализ, не вскры-
вает подоплеку, не дает панорамы. На первый взгляд, его тексты –
цепь частных эпизодов» [3: 726]. Но именно совокупность этих част-
ных эпизодов, как показания множества свидетелей, создают
действительную картину мира, такую, какой ее хотел изобразить
Шаламов. Персонажи «Колымских рассказов» «олицетворяют» созна-
ние самого писателя. Автопсихологизм «новой прозы» имеет боль-
шое эстетическое значение, прежде всего потому, что передает
экзистенциальное мироощущение Шаламова.
Шаламов считал, что роль писателя в конце XX века должна
измениться. Писатель уже не наблюдатель жизни, а «участник драмы
жизни, участник не в писательском обличье». Своей прозой В. Шала-
мов не хотел ничему научить, он не стремился что-либо доказать.
Проза В. Шаламова – это напоминание людям о том, что «моральный
прогресс» двадцатого века никак не изменил человеческий род, люди
продолжают истреблять друг друга. Писатель задавался вопросом:
«Нужна ли будет кому-либо эта скорбная повесть? Повесть не о духе
победившем, но о духе растоптанном». Вероятно, Шаламов сомне-
вался в нужности своего творчества, но он не сомневался в том, что
главнейшая задача его творчества – это утверждение добра, «все же
добра – ибо в этической ценности вижу я единственный подлинный
критерий искусства...» [4: 145].
Рассказы В.Т. Шаламова, описывающие жизнь заключенных на
Колыме, правдивы; они рисуют нравы лагерного быта без преувели-
ченной художественности. Это документы, представленные выжив-
шим очевидцем, который хочет разобраться в виденном, проследить
139
за тем, как сказывается режим лагерей на человеческих отношениях,
на людской психике и поведении. Подобное литературное исследова-
ние должно было создать для себя подходящую новую форму.
Созданию этой уникальной формы и посвятил свою деятельность
писатель В.Т. Шаламов.
Литература:
1.
Шаламов В.Т. Собрание сочинений в шести томах. Т.5. – М.: Терра-
Книжный клуб, 2005.
2.
Шаламов В.Т. Собрание сочинений в шести томах. Т.1. – М.: Терра-
Книжный клуб, 2005.
3.
Рубанов А.В.
Варлам Шаламов как зеркало русского капитализма //
Литературная матрица. Учебник, написанный писателями. Том 2. – СПб,
2011.
4.
Шаламов В.Т. Предисловие автора. Новая книга: Воспоминания. Записные
книжки. Переписка. Следственные дела. – М.: Изд-во Эксмо, 2004.
Do'stlaringiz bilan baham: |