Те слова, что мы не сказали друг другу

* * *
Джулия спустилась в свой номер и прилегла. Телевизионные
программы не представляли никакого интереса, глянцевые журналы,
разложенные на низком столике, все были на немецком. Наконец она
встала с постели и решила выйти на улицу. К чему сидеть в четырех
стенах, если эти последние часы в Берлине можно побродить по городу,
подышать мягким вечерним воздухом. Она открыла чемодан в поисках
свитера, и ее рука нащупала в глубине, среди вещей, голубой конверт,
спрятанный когда-то давно между страницами учебника истории,
стоявшего на полке в ее детской комнате. Взглянув на исписанный листок,
она сунула письмо в карман.
Перед тем как выйти из отеля, она поднялась на верхний этаж и
постучала в дверь номера-люкс, где отдыхал отец.

---

— Ты что-то забыла? — спросил Энтони, открыв ей.
Джулия не ответила.
— Не знаю, куда ты собралась, лучше не говори мне, только не забудь,
что завтра я буду ждать тебя в холле в восемь утра. Я уже заказал машину.
Мы непременно должны успеть на этот самолет — тебе нужно доставить
меня в Нью-Йорк.
— Как ты думаешь, люди когда-нибудь перестанут страдать от
любви? — спросила Джулия, стоя на пороге.
— Если тебе повезет, никогда!
— Ну, значит, настал мой черед просить у тебя прощения — я должна
была поделиться этим с тобой раньше. Оно адресовано мне, и я хотела его
сохранить для себя одной, но там кое-что касается и тебя тоже.
— О чем ты говоришь?
— О последнем мамином письме. Она протянула отцу конверт и ушла.
Энтони проводил Джулию взглядом. Затем посмотрел на конверт, который
она ему вручила, и тотчас узнал почерк своей жены; поникнув, он с
глубоким вздохом сел в кресло и начал читать.
«Джулия,
Ты входишь в эту комнату, и твой силуэт четко вырисовывается в
полоске света, который впускает приоткрытая тобой дверь. Я слышу
твои шаги, они приближаются. Я хорошо знаю черты твоего лица; иногда
мне приходится долго вспоминать твое имя, но зато я помню твой запах,
такой знакомый; я помню его, потому что мне он приятен. Только это
благоухание и заглушает гнетущую тревогу, что держит меня в тисках
день за днем, день за днем… Наверное, ты и есть та молодая девушка,
которая часто приходит с наступлением вечера; значит, когда ты
приближаешься к моей кровати, вечер уже близко. Твои слова звучат
нежно и более мягко, чем слова мужчины, который приходит в полдень.
Он говорит, что любит меня, и я ему тоже верю, потому что чувствую,
что он желает мне добра. Зато у него такие мягкие движения; иногда он
встает и отходит к другому свету, который падает на деревья за окном;
иногда он припадает к стеклу головой и плачет от горя, которого я не
понимаю. Он называет меня именем, которое мне тоже неизвестно, но я
каждый раз откликаюсь, чтобы его порадовать. Хочу тебе признаться:
когда он зовет меня этим именем, я улыбаюсь в ответ, и мне кажется,
что ему как будто становится легче. А еще я улыбаюсь ему в
благодарность за то, что он меня кормил.

---

Ты присела рядом со мной, на краешек кровати, твои тоненькие
пальчики гладят мой лоб. И я больше не боюсь. Ты все время зовешь меня,
и я читаю в твоем взгляде, что тебе тоже хочется, чтобы я назвала тебя
по имени. В твоих глазах больше нет печали, поэтому мне и приятно,
когда ты приходишь. Потом твои пальцы спускаются чуть ниже, и я
закрываю глаза. Твоя кожа пахнет моим детством — или, может,
твоим? Ты моя дочка, ты моя любовь, сейчас я это знаю и буду помнить