|
* * *
Госпожа графиня в соседнем люксе тоже смотрела по телевизору
ночной выпуск новостей. Затем она попросила мужа напомнить ей завтра
же позвонить ее другу Карлу, чтобы поздравить его с успехом. И вместе с
тем предупредить, что в следующий раз, когда он будет создавать для нее
эксклюзивную модель, пусть позаботится о том, чтобы она действительно
была единственной в своем роде и чтобы в ней не щеголяла другая
женщина, моложе и вдобавок стройнее ее самой. Карл, разумеется, должен
понять, почему она отсылает ему назад это действительно роскошное
платье, — для нее оно уже утратило всякий интерес!
* * *
Джулия во всех подробностях описала отцу прошедший вечер —
внезапное решение пойти на этот чертов бал, разговор с Кнаппом и свой
драматический уход; она рассказывала, не понимая и даже самой себе не
признаваясь, отчего все это до такой степени потрясло ее. Ведь не из-за
того, что она узнала о женитьбе Томаса, — она с самого начала это
предполагала, да и как могло быть иначе?! Нет, самым тяжким для нее —
она не могла бы сказать почему — оказалось известие о том, что он бросил
журналистику. Энтони слушал ее, не прерывая, никак не комментируя.
Проглотив последний блинчик, она поблагодарила отца за этот сюрприз:
ужин не помог ей привести в порядок мысли, зато наверняка добавил к ее
весу добрый килограмм. Больше ей незачем здесь оставаться. Какие бы
знаки ни подавала жизнь, искать ей уже нечего, давно пора как-то
упорядочить свое дальнейшее существование.
Перед сном она уложит вещи, и завтра же утром они сядут в самолет.
На этот раз, добавила Джулия, выходя из комнаты, у нее самой возникло то
самое ощущение дежавю, и этим дежавю она сыта по горло, если
прибегнуть к точным выражениям.
В коридоре она сняла кроссовки и спустилась в свой номер пешком, по
служебной лестнице.
Едва Джулия вышла, Энтони снял телефонную трубку. В Сан-
Франциско было шестнадцать часов, и ему ответили после первого же
звонка.
— Пилгез слушает!
— Я тебе не помешал? Это Энтони.
— Старые друзья никогда не мешают; я очень рад слышать твой голос,
давненько мы с тобой не болтали.
— Хочу попросить тебя об одной услуге — о небольшом
расследовании, если это все еще в твоих силах.
— Знал бы ты, до чего мне скучно с тех пор, как я вышел на пенсию!
Даже если бы ты позвонил с просьбой найти пропавшие ключи, я бы и
этим занялся с удовольствием!
— Сохранились ли у тебя контакты с пограничной полицией? Мне
нужен человек в визовом отделе, который мог бы кое-что разузнать для
меня.
— Не сомневайся, у меня до сих пор длинные руки!
— Ну и прекрасно; я хочу, чтобы ты сейчас дотянулся этими руками
вот до кого…
Разговор между старыми приятелями затянулся на целых полчаса.
Инспектор Пилгез обещал Энтони раздобыть нужную информацию в
самый короткий срок.
В Нью-Йорке было восемь вечера. Табличка на двери антикварного
магазина гласила, что он закрыт до понедельника. Внутри Стенли
устанавливал полки книжного шкафа конца XIX века, полученного днем. В
витрину постучал Адам.
— Господи, опять эта пиявка! — вздохнул Стенли и притаился за
буфетом.
— Стенли, это я, Адам! Я знаю, что вы там! Стенли присел пониже и
затаил дыхание.
— Я принес две бутылки «шато-лафита»! Стенли медленно
распрямился.
— 1989 года! — крикнул Адам с улицы. Дверь магазина отворилась.
— Извините, я тут прибирал и не сразу вас услышал, — сказал Стенли,
впуская гостя. — Вы уже поужинали?
18
Томас потянулся и вынырнул из постели, стараясь не разбудить
спавшую рядом Марину. Он спустился по винтовой лестнице и прошел
через гостиную на нижнем уровне дуплекса.
[14]
Обогнув стойку бара, он
подсунул чашку под краник кофеварки, прикрыл машину полотенцем,
чтобы заглушить ее гудение, и нажал на кнопку. Потом раздвинул
застекленные двери и вышел на террасу — подставить лицо первым
солнечным лучам, уже ласково согревавшим крыши Рима. Подойдя к
балюстраде, он наклонился и взглянул сверху на улицу. Внизу, перед
высоткой, где жила Марина, стоял фургон; поставщик выгружал из него
ящики с овощами и вносил в бакалею, находившуюся на первом этаже,
рядом с кафе.
Явственный запах поджаренного хлеба послужил вступлением к
симфонии звонких итальянских ругательств. На террасе появилась Марина
в халате, вид у нее был довольно мрачный.
— Хочу сказать две вещи! — сказала она. — Первое: ты тут стоишь в
чем мать родила, и я сильно подозреваю, что твой вид испортит моим
соседям напротив аппетит за завтраком.
— А второе? — спросил Томас, не оборачиваясь.
— Мы позавтракаем внизу, дома нет ни крошки.
— Разве мы вчера вечером не купили ciabatta?
[15]
— посмеиваясь,
напомнил Томас.
— Оденься! — скомандовала Марина, возвращаясь в комнату.
— Хоть бы доброго утра пожелала! — проворчал Томас.
Старушка, поливавшая цветы на балконе дома напротив, приветливо
помахала ему. Томас ответил ей улыбкой и ушел с террасы.
Еще не было и восьми утра, а воздух уже накалялся. Хозяин кафе
хлопотал перед своей витриной; Томас помог ему выставить зонтики на
тротуаре. Марина села за столик и достала круассан из корзинки с
выпечкой.
— Ты собираешься дуться весь день? — спросил Томас, в свою очередь
выуживая рогалик из корзинки. — Неужели это из-за того, что я уезжаю?
— Вот теперь я знаю, что меня в тебе пленило, Томас, — ты всегда
умеешь сказать что-нибудь к месту.
Хозяин заведения поставил перед ними две чашки дымящегося
капучино. Он посмотрел на небо, воззвал к богу с просьбой послать грозу
еще до вечера и выразил Марине восхищение ее «утренней красой». Затем
украдкой подмигнул Томасу и скрылся за дверью.
— А может, не будем портить себе утро? — попросил Томас.
— Ну конечно не будем, прекрасная мысль! Давай дожевывай поскорей
свой рогалик, вернемся домой, ты быстренько меня трахнешь, потом долго
будешь блаженствовать у меня в душевой, а я, как последняя дура, займусь
укладкой твоих вещей. Потом ты меня чмокнешь на пороге и исчезнешь
месяца на три, а то и навсегда. Вот только не надо мне отвечать — что бы
ты сейчас ни сказал, все прозвучит глупо.
— Поехали со мной!
— Я работаю корреспондентом, а не репортером.
— Нет, поехали со мной в Берлин, проведем там вечер; завтра я улечу в
Могадишо, а ты обратно в Рим.
Марина обернулась и знаком попросила хозяина принести еще кофе.
— Ты прав — сцена расставания в аэропорту куда выигрышней,
немного драматизма никогда не помешает, верно?
— А тебе действительно не помешало бы показаться у нас в
редакции, — заметил Томас.
— Пей кофе, пока он не остыл!
— Сказала бы «да», вместо того чтобы ворчать, и я взял бы тебе билет.
Do'stlaringiz bilan baham: |
