Среди тысячи лиц

Кэйд спас тебе жизнь. Теперь твоя очередь спасти его.
Я снова и снова прокручивала ее слова, потом взяла телефон и
набрала номер редактора.
– Джен, это Кайли, – сказала я.
– Я только что закончила разговор с Мелиссой из миссии «Евангелие
надежды». Она говорит, что пожертвования текут рекой. Реакция на твою
первую статью просто невероятная. Около тысячи читателей оставили
отклики «за» и «против» онлайн, развернулось горячее обсуждение судьбы
площади Пионеров. Такая активность приводит рекламодателей в восторг.
Теперь нужно не сбавлять темп, следующая статья должна ударить еще
сильнее…
Этого момента я давно ждала, но теперь едва слушала Джен.
– Мне нужен один свободный день, – прервала я ее.
– Ты слышала меня, Кайли? Нам необходима следующая статья.
Можешь показать мне сырой материал?
– Кое-что произошло. – Я сделала глубокий вдох. – И мне надо с этим
разобраться.
– Ладно. – Голос Джен мгновенно смягчился, в нем появились
заботливые нотки. – Надеюсь, ты не заболела?
– Нет, – ответила я. – Мне просто… нужен один день.
Я припарковала машину на улице перед рестораном «Ле Марше»
и вышла. Еще не было десяти часов, и я была рада, что из-за облаков
выглянуло солнце. Оглядев тротуар и заглянув в ближайший переулок, как я
делала это накануне, – Кэйда там не оказалось, – я решила зайти в
«Старбакс», чтобы выпить американо, и уже потом отправиться на поиски.
Очередь оказалась длинной. Люди выстроились вдоль стойки с
выпечкой. Две женщины передо мной были похожи на секретарш,
вышедших купить кофе для своего босса. Одна из них перебросила через
плечо блестящие черные волосы и сказала, что в банановом хлебе
невероятное количество калорий. Ее подруга что-то ответила, и они

---

засмеялись.
В двадцать лет жизнь намного проще, особенно если речь идет о
любви. Ты знакомишься с людьми, выбираешь их, они выбирают тебя.
Вместе вам по силам завоевать мир, переехать в Париж, завести ораву
ребятишек или стать фермерами и начать выращивать овощи. Все то, о чем
ты писала в дневнике и о чем мечтала, ты проживаешь в ярких,
сверкающих красках. Жизнь принадлежит тебе, ты берешь ее за рога и
живешь. И вот вы вместе. Ты без остатка посвящаешь свою жизнь кому-то,
а все остальное – уже история.
Но когда это не срабатывает, когда у истории несчастливый конец, как
это случилось со мной в двадцать с небольшим, в твоем сердце что-то
меняется. Ты превращаешься из девушки с дневником и мечтами в девушку,
для которой главное – работа, чья страсть к социальной справедливости
становится основой для газетных статей. Тебе тридцать или тридцать пять,
и тебе давно ясно, что облаков куда больше, чем радуг, и что ты можешь
положиться только на саму себя. Мечта умерла. Ты потеряла дневник. Нет,
ты сожгла его.
А потом ты встречаешь мужчину, который ничем и ни в чем не похож
на твоего бывшего, и раздумываешь, сможешь ли полюбить его так, как
любила много лет назад. Ты не уверена в этом, но ты пытаешься, и, когда
ты заставляешь себя сдвинуться с места, ты понимаешь, что твое сердце,
спавшее так долго, постепенно просыпается, словно медведь, выходящий
из зимней спячки. Ты попеременно испытываешь голод, ворчишь,
чувствуешь себя сбитой с толку или потерянной. Ты невероятно удивлена,
когда снова ощущаешь искру любви. И хотя пламя горит, возможно, не так
ярко, как много лет назад, как оно горело с тем мужчиной, который любил
тебя, когда тебе было двадцать пять и ты смотрела на мир широко
открытыми глазами, но оно горит ровно. Оно тебя согревает. И однажды ты
снова видишь радугу. Она сияет за твоим окном в офисе, появляется в небе,
когда ты выходишь из магазина с продуктами. Двойная радуга захватывает
все небо, когда ты потягиваешь бокал вина после трудного рабочего дня. И
в этот момент ты понимаешь, что твое сердце, окаменевшее, придавленное
грузом печали и тоски, готово попробовать еще раз. И ты пробуешь.
Я смахнула набежавшие слезы, заказала двойной американо и кусок
бананового хлеба с четырнадцатью миллиардами калорий, и это в данный
момент не имело для меня ни малейшего значения. Я знала, что где-то во
мне все еще живет та двадцатипятилетняя девушка, и сейчас она сжимала
мое сердце так, как не делала уже давно.
– Иди и найди его, – прошептала она мне. – Кэйд рядом. Ты нужна

---

ему.
В глубине души я знала, что она права. И неважно, что меня ждет
впереди – хорошее или плохое.
Я прислонилась к кирпичному фасаду «Ле Марше» и ждала уже целый
час, не появится ли Кэйд. Я остановила бездомного и спросила, не знает
ли он Митчелла. Он не знал. Женщина в намотанных на ступни
целлофановых пакетах и с магазинной тележкой, в которой были сложены
все ее пожитки, тоже не знала, но сообщила мне, что у нее нет денег на
еду. Я дала ей десять долларов.
Я ждала и смотрела по сторонам. Допив последнюю каплю кофе, я
бросила стакан в ближайшую урну и направилась обратно к торговому
центру Уэстлейк, где накануне Кэйд пропал из виду.
Я дошла до скамейки, села, наблюдая, как голуби сражаются из-за
хлебных крошек, а малыш, кормивший их хлебом, взвизгивает от восторга.
Его мать с гордостью смотрела на него. Откуда-то из-за угла донесся звук
невидимого саксофона. Поначалу я не уловила мелодию, потом
сообразила: A Kiss to Build a Dream On
[27]
Луи Армстронга, которую всегда
любила моя бабушка. И я тоже.
В
толпе
было
достаточно
просветов,
чтобы
я
видела
противоположную сторону площади. Дети наблюдали, как мужчина с
клоунским носом жонглировал теннисными мячиками. Юная пара пылко и
демонстративно целовалась на скамейке. И тут мои глаза остановились на
пятне цвета хаки в отдалении. Я встала, чтобы разглядеть лучше. Это
действительно был мужчина в армейской куртке. Он сидел у стены
универмага «Мейсис» и смотрел в землю. Мне не удалось разглядеть его
лицо, но сердце забилось чаще.
Я пересекла площадь, перешла на другую сторону улицы, не обращая
внимания на поток машин. Такси вильнуло в сторону, наградив меня
сердитым сигналом клаксона, но я практически не слышала его. Я ничего
не слышала и никого не видела, кроме фигуры у стены здания. Мужчина с
печальным лицом в мятой армейской куртке на тротуаре. Теперь я видела
его ясно. Кэйд.
Мои глаза наполнились слезами, пока я шла к нему. Меня тянуло к
нему, словно магнитом, как это было когда-то. Две половинки одного
целого. Во всяком случае, так это ощущалось много лет назад. У меня
вдруг ослабели ноги, но я устояла и сделала еще несколько шагов.
– Кэйд. – Мой голос дрогнул.
Он не взглянул на меня, и тогда я попыталась еще раз.

---

– Кэйд, – позвала я чуть громче. – Я…
Наши взгляды встретились, и во мне все застыло. Время как будто
остановилось, на меня нахлынули воспоминания, одно за другим. День
первой нашей встречи, наш первый поцелуй, все обещания, нежные тихие
полуночные разговоры, вся наша любовь.
– Привет, – негромко сказала я. – Это я.
Я сделала еще шаг к нему, понимая, что спешить не стоит. Я ничего не
знала о его психическом состоянии, не представляла, что он подумает или
сделает.
Его глаза ничего не выражали.
– Кэйд! Кэйд, ты помнишь меня? Я Кайли.
Он посмотрел внимательнее.
Я кивнула, борясь со слезами, мои руки дрожали.
– Можно мне сесть рядом с тобой? Только на минутку…
Кэйд молчал и смотрел куда-то перед собой, на какую-то точку на
улице.
Я опустилась на тротуар в нескольких дюймах от него, ощутив холод
асфальта сквозь джинсы. Притянув колени к груди, я устроилась поудобнее.
Мимо нас проходили люди. Я видела чьи-то ступни. Высоченные шпильки,
начищенные итальянские лоферы, балетки и ботинки с необычными
шнурками. Кто-то бросил огрызок яблока, и он приземлился совсем рядом
со мной. Кэйд все так же смотрел прямо перед собой.
Я повернулась к нему и снова заговорила.
– Что с тобой случилось? – осторожно спросила я. – Пожалуйста,
поговори со мной. Как ты оказался на улице?
Кэйд повернулся ко мне, и, когда наши глаза встретились, мне
показалось, что в них вспыхнул огонек. И когда это произошло, я перестала
замечать его нынешний облик. Вместо длинных спутанных прядей я снова
видела коротко подстриженные волосы, по которым мне так нравилось
проводить рукой. Неопрятная борода исчезла в мгновение ока, открывая
его красивую загорелую кожу. Это он. Он здесь. Но могу ли я достучаться
до него?
– Кэйд, ты узнаешь меня? Пожалуйста, Кэйд, скажи, что знаешь меня.
Его глаза впились в мои, он резко отпрянул, испугавшись.
– Не бойся, Кэйд, – попросила я, придвигаясь чуть ближе. – Прошу
тебя, не бойся. Это я, Кайли. Я хочу помочь тебе.
К нам подошел мужчина лет двадцати в сшитом на заказ костюме и с
дорогой стрижкой. Проходя мимо, он брезгливо сморщился, глядя на
Кэйда. Я подумала о том, сколько презрения, сколько смешков и ненависти

---

обрушивается на Кэйда каждый день.
– Эй. – Я попыталась снова привлечь его внимание. – Кэйд, скажи
мне, ты меня узнаешь?
Он повернулся ко мне, но огонек в его глазах погас.
– Нет, – сказал он. Голос у него был гулким, испуганным, диким. –
Нет, – повторил Кэйд и изменил позу, собираясь встать. Его ноги
подкашивались, ему пришлось ухватиться за стену, чтобы не упасть.
Я тоже встала, легко коснулась его руки. Когда-то сильные мышцы
ослабели и провисли.
– Кэйд, – со слезами взмолилась я, – что с тобой случилось?
Пожалуйста, скажи мне. Пожалуйста, позволь тебе помочь.
– Нет, – повторил он, отступая на шаг, поднял спортивную сумку,
стоявшую возле его ног, перебросил ремешок через плечо, повернулся ко
мне спиной и, пошатываясь, пошел прочь от меня по тротуару.
Я двинулась следом. Я его не оставлю. Не сейчас.
Кэйд прошел несколько улиц, свернул за угол, и мы оказались на
Третьей авеню возле «Дикого имбиря», где много лет назад состоялось
наше первое свидание. Заведение уже было открыто на ланч, и я заметила
группу людей, входящих внутрь. Помнит ли он это место? Может быть,