Скафандр и бабочка

разделенной печалью и средоточием той сердечной привязанности,
которую Я ощущаю при каждом посещении моих друзей.
Я хотел продолжить свою прогулку, чтобы посмотреть, не приготовил
ли мне музей других сюрпризов, но в темном коридоре какой-то страж
направил мне свет фонаря прямо в лицо. Я заморгал. А проснувшись,
увидел настоящую молоденькую медсестру с пухлыми руками,
склонившуюся надо мной с карманным фонариком: «Снотворное дать вам
теперь или через час?»
Фанфарон
Во время учебы в парижском лицее, где я износил первые свои

---

джинсы, мне довелось общаться с долговязым красномордым парнем по
имени Оливье, чья склонность фантазировать делала наше знакомство
весьма приятным. С ним не было надобности ходить в кино. Мы там
пребывали постоянно, причем занимали лучшие места, и фильм никогда не
разочаровывал нас. В понедельник он заставал нас врасплох своими
рассказами об уик-энде, достойными «Тысячи и одной ночи». Если он
провел воскресенье не с Джонни Халлидеем 
[27]
, то лишь потому, что был в
Лондоне на просмотре нового фильма о Джеймсе Бонде или ему дали
покататься на «хонде». Во Франции тогда появились японские мотоциклы,
воспламенявшие разговоры на школьных дворах. С утра до вечера наш
товарищ привлекал нас мелкими обманами и невероятным фанфаронством,
бесстрашно придумывая все новые истории, даже если они противоречили
предыдущим. Сирота в десять часов утра, единственный сын в обед, во
второй половине дня он мог отыскать четырех сестер, одна из которых —
чемпионка по фигурному катанию. Что касается его отца, в
действительности добропорядочного чиновника, то в зависимости от
обстоятельств он становился либо изобретателем атомной бомбы, либо
импресарио «Битлз», либо тайным сыном де Голля. Сам Оливье
отказывался приводить в порядок свои выдумки, так не нам же было
упрекать его в непоследовательности. Когда он выкладывал чересчур
неудобоваримое вранье, мы все-таки выражали сомнение, однако он, не
скупясь на возмущенные «Клянусь!», с таким негодованием уверял нас в
своем чистосердечии, что приходилось соглашаться с ним.
По последним сведениям, Оливье не стал ни летчиком-истребителем,
ни тайным агентом, ни советником какого-нибудь эмира, как он
намеревался. Он вполне уместно тренирует в рекламе свой неистощимый
талант позолотчика пилюль.
Я немного сожалею о том, что смотрел на него свысока, потому что
теперь завидую Оливье и его мастерству рассказывать себе истории. Не
уверен, что когда-нибудь обрету такую способность, несмотря на то, что и
сам тоже начинаю создавать себе подложные блистательные судьбы. Так,
порой Я становлюсь гонщиком Формулы-1. Вы наверняка видели меня на
автогонках по круговому маршруту в Монце или в Сильверстоуне.
Таинственная белая машина без марки и номера — это я. Лежа на своей
кровати, я хочу сказать — в моей кабине пилота, я осуществляю кривые на
полной скорости, и моя голова, отяжелевшая от шлема, мучительно
клонится под воздействием гравитации. Еще я играю солдатиков в
телевизионном сериале о великих исторических битвах. Я участвую в
сражениях при Алезии, Пуатье, Мариньяно, Аустерлице и Шмен-де-Дам.

---

Так как при высадке в Нормандии меня ранило, то я еще не знаю, сумею ли
попасть в Дьенбьенфу. В руках кинезитерапевта я ощущаю себя
аутсайдером велогонки «Тур де Франс» вечером после блестящего этапа.
Она успокаиваем мои мускулы, надорванные усилием. Но вот я рванул к
Турмале. И все время слышу восторженные крики толпы на пути к
вершине, а при спуске — свист воздуха в спицах. Представляете, я на
четверть часа обогнал всех фаворитов группы. «Клянусь!»