Screw it, let’s do I

71

72

К черту всё! Берись и делай!

что все равно гнал нас вниз. Мы еще поддали топлива — и нако- нец прорвались. Верхняя часть оболочки тут же рванула вперед, подхваченная мощной струей. Она летела со скоростью двести километров в час. Капсула продолжала двигаться со скоростью сорок километров в час. Казалось, тысяча лошадей тащит нас в разные стороны. Было слишком высоко, чтобы прыгать с па- рашютом, и мы боялись, что шар разорвется надвое, а тяжелая капсула рухнет в океан.
Но в последний момент она тоже пробилась через «стеклянный
потолок», и монгольфьер выпрямился.
Меня поразили ярость и мощь струйного течения и то, что
мы прорвались сквозь барьер — и остались в живых. Меня охва- тило чувство дикого и пугающего восторга — мы одни во всем этом огромном пространстве. Реальность казалась абсолютно эфемерной и не более осязаемой, чем воздух, который в бук- вальном смысле и был единственной нашей опорой.
Мы летели с дикой скоростью — намного быстрее, чем могли
предполагать. Семь часов спустя настало время сбрасывать пер- вый опустевший бак из-под топлива. Нам показалось, что безо- паснее это сделать, выйдя из струйного течения — наверняка мы не знали ничего, ведь все было для нас внове. Мы выключи- ли горелки и начали спускаться в более спокойную зону. Капсу- ла сразу же стала тормозить, но сам монгольфьер по-прежнему рвался вперед. С помощью видеокамеры, укрепленной на дни- ще капсулы, мы ясно видели бурлящий волнами зловещий се- рый океан в семи с половиной километрах под нами. Я подумал, не суждено ли нам закончить свой полет там, в воде.
Пер нажал кнопку сброса пустого бака, и капсула тут же резко
накренилась. Я упал на Пера, а все вещи в кабине заскользили по направлению к нам. Мы с ужасом обнаружили, что с одно- го борта сорвался не только пустой бак, но и два полных. Каж- дый из них весил тонну. Крен стал еще сильнее, равновесие на- рушилось. Вдобавок теперь у нас было слишком мало топлива

4. Бросай вызов самому себе

для регулировки высоты полета и поиска ветра нужного направ- ления. Мы поняли: до Штатов нам уже не долететь. Полегчав сразу на три тонны, монгольфьер резко взмыл вверх. Мы с такой скоро- стью ударились о струйное течение, что пулей пробили «стеклян- ный потолок» и продолжали подниматься. Пер стравил часть воз- духа из оболочки, но мы все равно взлетали все выше и выше.

Нас предупреждали, что стеклянный купол капсулы взорвется на высоте тринадцати километров, а наши глаза и легкие вакуу- мом будут вырваны из тел. На высоте двенадцать тысяч триста метров мы вошли в неизвестность. Как загипнотизированные, смотрели на стрелку альтиметра, поднявшуюся до пугающей отметки двенадцать тысяч семьсот пятьдесят метров. Мы поня- тия не имели, что же произойдет дальше. Сейчас мы находились на высоте, на которой никогда не летал не только ни один мон- гольфьер, но и большинство самолетов. Наконец воздух в обо- лочке остыл, и мы начали падать. Мы снова смотрели, как пол- зет стрелка альтиметра — на сей раз в обратном направлении. Жечь драгоценное топливо очень не хотелось, но для того чтобы прекратить падение, нам пришлось это сделать. Мы не могли са- диться в океане, потому что спасать нас там было некому.
Мы могли протянуть еще часов тридцать почти без топлива. Но для того чтобы достичь земли, нам нужно было лететь бы- стрее, чем это вообще возможно на монгольфьере. Необходимо было постоянно находиться точно в центре струйного течения — а это казалось невозможным.
Последней каплей стала потеря радиоконтакта. Мы прове- ли в воздухе уже много часов, и Пер вымотался. Он лег и сра- зу же заснул мертвым сном. Я был предоставлен самому себе. В Бога я не верю, но в тот день мне казалось, что какой-то ангел- хранитель помогал нам. Мы начали ускоряться. Я был уверен, что это сон. Мы преодолевали сто тридцать километров в час, потом триста, триста сорок и наконец — четыреста километров в час! Это было чудо.