Санкт-петербург

не совпадает
с другим, каж-
дый сам по себе —
один,
и никакой противоположности в воспринятом
не окажется. В этом случае воспринимаемое не побуждает к мышле-
нию, остается при
видимом
и не направляет к
умопостигаемому.
Но если воспринимаемое воспринимается вместе со своей противо-
положностью, оно необходимо побуждает душу к размышлению. В
этом случае воспринимаемая вещь оказывается единицей не более,
чем противоположностью единице. Случай этот существенно отли-
чен от предыдущего. В предыдущем чувственное восприятие вовсе
не требует постановки и решения вопроса о
сущности
воспринима-
емого. Напротив, во втором случае, когда при восприятии в воспри-
нимаемом сразу видна и какая-то его противоположность, требуется
уже некоторое суждение — суждение о сущности. «В этом случае ду-
ша вынуждена недоумевать, искать, будоражить в самой себе мысль
и задавать вопрос: что же это такое — единица сама по себе?» (VII
524е).
6
Таким образом, введением в науку об истинном или о подлин-
ном бытии оказывается, по Платону,
счет,
или
арифметика:
изуче-
ние единицы относится к занятиям, обращающим нас к созерцанию
подлинного бытия (см. VII 524е—525а). То же происходит при отож-
дествлении единого предмета с самим собой, когда мы «созерцаем
тождественное: одно и то же мы видим и как единое, и как беско-
нечное множество» (VII 525а). Так как арифметика целиком касает-
ся числа и так как то, что бывает с единицей, бывает и со всяким
числом вообще, то отсюда получается вывод, что и арифметика при-
надлежит к наукам, необходимым в совершенном государстве и для
воинов и для философов. Наука о числе настолько важна для совер-
шенного государства, что, по Платону, необходимо установить закон
о ее обязательности. Всех, кто собирается занять высшие должности
в государстве, необходимо убедить обратиться к этой науке. При этом
заниматься ею они должны не как обыватели, не ради купли и про-
дажи, о чем заботятся купцы и торговцы, но для военных целей и
637

---

до тех пор, пока не придут при помощи самого мышления к созер-
цанию природы чисел, пока не облегчат самой душе ее обращение от
изменяющихся явлений к самой истине и сущности (VII 525с). Наука
о числе приносит великую пользу лишь при условии, если ею зани-
маются ради знания, а не ради торгашества. При этом она усиленно
влечет душу ввысь и заставляет рассуждать
о самих числах.
Ни в
каком случае не допустимо, чтобы кто-нибудь рассуждал, оперируя
числами,
имеющими тело,
которое можно видеть или осязать. Чис-
ла, о которых рассуждают ищущие истину, таковы, что в них всякая
единица равна всякой единице, ничуть от нее не отличается и не имеет
в себе никаких частей (VII 526а). Такие числа бестелесны, умопости-
гаемы, их допустимо только мыслить, а иначе с ними нельзя никак
обращаться. В науке о таких числах и надлежит воспитывать людей
с наилучшими природными задатками.
Существует и второй необходимый предмет, тесно связанный с
наукой об умопостигаемых числах. Предмет этот —
геометрия.
Как
и в случае с наукой о числах, речь идет не о той геометрии, которая
рассматривает становящееся бытие в чувственном мире: такая гео-
метрия для целей философии не годится. Язык обычной геометрии —
геометрии чувственно воспринимаемых предметов — кажется Плато-
ну забавным и странным, неадекватным истинной геометрии умопо-
стигаемого. Из уст таких геометров постоянно слышишь: «построим»
четырехугольник, «проведем» линию, «произведем наложение» и т. д.
Но истинная геометрия не может быть прикладной. Ею занимаются
«ради познания» (VII 527b), и притом «ради познания вечного бытия,
а не того, что возникает и гибнет» (там же). Мышление обычной гео-
метрии «низменно», истинная геометрия «влечет душу к истине и воз-
действует на философскую мысль», чтобы она устремлялась ввысь.
Впрочем, даже побочное применение геометрии — в военном деле и
во всех науках для лучшего их усвоения — немаловажно: всегда и во
всем существует разница между человеком причастным к геометрии
и непричастным.
Третий предмет, необходимый для подготовки в совершенном го-
сударстве будущих философов, —