Санкт-петербург

разделено и слито снова и неизменно вращается вокруг се-
бя самого, а потому при всяком соприкосновении с вещью,
чья сущность разделена или, напротив, неделима, она всем
своим существом приходит в движение и выражает в слове,
чему данная вещь тождественна и для чего она иное, а так-
b
же в каком преимущественно отношении, где, как и когда
каждое, возникая, находится вместе с каждым, — в своем
бытии, в своих страдательных состояниях и в отношении к
тождественному. Это слово, безгласно и беззвучно изрекае-
мое в самодвижущемся [космосе], одинаково истинно, имеет
ли оно отношение к иному или к тождественному. Но если
оно изрекается о том, что ощутимо, и о нем по всей душе
космоса возвещает правильно движущийся круг иного, то-
гда возникают истинные и прочные мнения и убеждения;
если же, напротив, оно изрекается о мыслимом предмете и
о нем подает весть в своем легком беге круг тождественно-
го, тогда необходимо осуществляют себя ум и знание. Если
c
же кто на вопрос, внутри чего же возникает то и другое, на-
зовет какое-либо иное вместилище, кроме души, слова его
будут всем, чем угодно, только не истиной
50а
.
Ивот когда Отец усмотрел, что порожденное им, это
изваяние вечных богов, движется и живет, он возрадовал-
ся и в ликовании замыслил еще больше уподобить [тво-
рение] образцу. Поскольку же образец являет собой вечно
живое существо, он положил в меру возможного и здесь
добиться сходства; но дело обстояло так, что природа то-
го живого существа вечна, а этого нельзя полностью пере-
d
дать ничему рожденному. Поэтому он замыслил сотворить
некое движущееся подобие вечности; устрояя небо, он вме-
сте с ним творит для вечности, пребывающей в едином,
вечный же образ, движущийся от числа к числу, который
мы назвали временем. Ведь не было ни дней, ни ночей, ни
месяцев, ни годов, пока не было рождено небо, но он уго-
товил для них возникновение лишь тогда, когда небо бы-
ло устроено. Все это — части времени, а «было» и «будет»
e
суть виды возникшего времени, и, перенося их на вечную
сущность, мы незаметно для себя делаем ошибку. Ведь мы
518

---

говорим об этой сущности, что она «была», «есть» и «бу-
дет», но, если рассудить правильно, ей подобает одно толь-
ко «есть», между тем как «было» и «будет» приложимы
лишь к возникновению, становящемуся во времени, ибо и
38
то и другое суть движения. Но тому, что вечно пребывает
тождественным и неподвижным, не пристало становиться
со временем старше или моложе
51
, либо стать таким когда-
то, теперь или в будущем, либо вообще претерпевать что
бы то ни было из того, чем возникновение наделило поток
данных в ощущении вещей. Нет, все это — виды времени,
подражающего вечности и бегущего по кругу согласно за-
конам числа. К тому же мы еще говорим, будто возник-
шее
есть
возникшее и возникающее
есть
возникающее, а
b
имеющее возникнуть
есть
имеющее возникнуть и небытие
есть
небытие: во всем этом нет никакой точности. Но сей-
час нам недосуг все это выяснять.
Итак, время возникло вместе с небом, дабы, одновре-
менно рожденные, они и распались бы одновременно, ес-
ли наступит для них распад; первообразом же для време-
ни послужила вечная природа, чтобы оно уподобилось ей,
насколько возможно. Ибо первообраз есть то, что пребы-
c
вает целую вечность, между тем как [отображение] воз-
никло, есть и будет в продолжение целокупного времени.
Такими были замысел и намерение бога относительно рож-
дения времени; и вот, чтобы время родилось из разума и
мысли бога, возникли Солнце, Луна и пять других светил,
именуемых планетами, дабы определять и блюсти числа
времени. Сотворив одно за другим их тела, бог поместил
их, числом семь, на семь кругов, по которым совершалось
круговращение иного: Луну — на ближайший к Земле круг,
Солнце — на второй от Земли, Утреннюю звезду и ту звез-
d
ду, что посвящена Гермесу и по нему именуется, — на тот
круг, который бежит равномерно с Солнцем, но в обратном
направлении. Оттого-то Солнце, Гермесова звезда и Утрен-
няя звезда поочередно и взаимно догоняют друг друга
52
.
Что касается прочих [планет] и того, где именно и по ка-
ким именно причинам были они там утверждены, то все это
519

---

принудило бы нас уделить второстепенным вещам больше
внимания, чем того требует предмет нашего рассуждения.
Быть может, когда-нибудь позднее мы займемся как следу-
e
ет и этим, если представится досуг.
Итак, после того как все [эти звезды], назначенные
участвовать в устроении времени, получили подобающее
каждой из них движение, после того как они, являя со-
бою тела, связанные одушевленными узами, стали живыми
существами и уразумели порученное им дело, они начали
вращаться вдоль движения иного, которое наискось пересе-
кает движение тождественного
53
и ему подчиняется; одни
39
из них описывали больший круг, другие меньший, притом
по меньшим кругам они шли быстрее, по большим — мед-
леннее. Однако под действием движения тождественного
кажется, будто звезды, которые идут быстрее, нагоняемы
теми, которые идут медленнее, в то время как в действи-
тельности дело обстоит наоборот: ведь движение тожде-
ственного сообщает всем звездным кругам спиралеобраз-
ный изгиб по причине противоположной устремленности
b
двух [главных движений], а потому как раз та [звезда], ко-
торая наиболее медленно отклоняется от самого быстрого
движения, по видимости больше всего приближается к его
скорости. Для того чтобы была дана некая точная мера со-
отношений медленности и быстроты, с которыми движут-
ся они по своим восьми кругам, бог во втором от Земли
круге возжег свет, который ныне мы называем Солнцем
54
,
дабы он осветил возможно дальше все небо, а все живые
существа, которым это подобает, стали бы причастны чис-
лу, научаясь ему из вращения тождественного и подобно-
го. Таким образом и по таким причинам возникли ночь и
c
день
55
, этот круговорот единого и наиразумнейшего обра-
щения; месяц же [появляется] тогда, когда Луна, завершив
свой оборот, нагоняет Солнце, а год — когда Солнце обхо-
дит свой круг. Что касается круговоротов прочих светил,
то люди, за вычетом меньшинства, не замечают их, не да-
ют им имен и не измеряют их взаимных числовых отноше-
ний, так что, можно сказать, они и не догадываются, что
520

---

эти необозримо многочисленные и несказанно многообраз-
ные блуждания также суть время. Однако же возможно
d
усмотреть, что полное число времени полного года завер-
шается тогда, когда все восемь кругов, различных по скоро-
сти, одновременно придут к своей исходной точке, соотно-
сясь с мерой единообразно бегущего круга тождественного.
Вот как и ради чего рождены все звезды, которые блуж-
дают по небу и снова возвращаются на свои пути, дабы
[космос] как можно более уподобился совершенному и умо-
e
постигаемому живому существу, подражая его вечносущей
природе.
Во всем прочем [космос] уже до возникновения времени
являл сходство с тем, что отображал, кроме одного: он еще
не содержал в себе всех живых существ, которым д´олжно
было в нем возникнуть, и тем самым не соответствовал веч-
носущей природе. Но и это недостававшее бог решил вос-
полнить, чеканя его соответственно природе первообраза.
Сколько и каких [основных] видов
56
усматривает ум в жи-
вом существе, столько же и таких же он счел нужным осу-
ществить в космосе. Всего же их четыре: из них первый —
40
небесный род богов, второй — пернатый, плывущий по воз-
духу род, третий — водный, четвертый — пеший и сухопут-
ный род. Идею божественного рода бог в большей части
образовал из огня
57
, дабы она являла взору высшую бли-
стательность и красоту, сотворил ее безупречно округлой,
уподобляя Вселенной, и отвел ей место при высшем разуме-
нии наилучшего, велев этому последнему следовать за ней;
притом он распределил этот род кругом по всему небу, весь
его изукрасив и тем создав истинный космос. Из движений
он даровал каждому [богу] по два: во-первых, единообраз-
b
ное движение на одном и том же месте, дабы о тождествен-
ном они всегда мыслили тождественно, а во-вторых, по-
ступательное движение, дабы они были подчинены круго-
вращению тождественного и подобного. Но остальных пяти
движений он им не придал, сделав этот род неподвижным
и покоящимся, так чтобы каждый из богов был, сколь воз-
можно, совершенен. По этой причине возникли все непо-
521

---

движные звезды, являющие собой вечносущие божествен-
ные существа, которые всегда тождественно и единообраз-
но вращаются в одном и том же месте; а меняющие свое
место и, таким образом, блуждающие звезды возникли как
это было сказано раньше
58
.
Земле же, кормилице нашей, он определил вращаться
вокруг оси, проходящей через Вселенную, и поставил ее
c
блюстительницей и устроительницей дня и ночи как ста-
рейшее и почтеннейшее из божеств, рожденных внутри
неба. Что касается хороводов этих божеств, их взаимных
сближений, обратного вращения их кругов и забеганий впе-
ред, а также того, какие из них сходятся или противостоят
друг другу и какие становятся друг перед другом в таком
положении по отношению к нам, что через определенные
промежутки времени они то скрываются, то вновь появля-
d
ются, устрашая тех, кто не умеет расчислить сроки, и по-
сылая им знамения грядущего, — говорить обо всем этом,
не имея перед глазами наглядного изображения, было бы
тщетным трудом. Пусть поэтому с нас будет достаточно
сказанного, и рассуждение о природе видимых и рожден-
ных богов пусть на этом окончится.
Повествовать о прочих божествах и выяснять их рож-
дение — дело для нас непосильное. Здесь остается только
довериться тем, кто говорил об этом прежде нас; раз го-
ворившие сами были, по их словам, потомками богов, они
должны были отлично знать своих прародителей. Детям
e
богов отказать в доверии никак нельзя, даже если говорят
они без правдоподобных и убедительных доказательств,
ибо, если они выдают свой рассказ за семейное предание,
приходится им верить, чтобы не ослушаться закона. Итак,
мы примем и повторим их свидетельство о родословной
этих богов: от Геи и Урана родились Океан и Тефия, от
этих двух — Форкий, Кронос с Реей и все их поколение, от
Кроноса и Реи — Зевс с Герой и все те, кого мы знаем как их
41
братьев и сестер, а уже от них — новое потомство
59
. Когда
же все боги — как те, чье движение совершается на наших
глазах, так и те, что являются нам, лишь когда сами того
522

---

пожелают, — получили свое рождение, родитель Вселенной
обращается к ним с такой речью:
«Боги богов! Я — ваш демиург и отец вещей, а возник-
шее от меня пребудет неразрушимым, ибо такова моя воля.
Разумеется, все то, что составлено из частей, может быть
разрушено, однако пожелать разрушить прекрасно слажен-
b
ное и совершенное было бы злым делом. А потому, хотя вы,
однажды возникнув, уже не будете совершенно бессмертны
и неразрушимы, все же вам не придется претерпеть разру-
шение и получить в удел смерть, ибо мой приговор будет
для вас еще более мощной и неодолимой связью, нежели те
связи, что соединили при возникновении каждое из ваших
тел. Теперь выслушайте, чему наставит вас мое слово. До-
селе еще пребывают нерожденными три смертных рода
60
,
а покуда они не возникли, небо не получит полного завер-
c
шения: ведь оно не будет содержать в себе все роды живых
существ, а это для него необходимо, дабы оказаться доста-
точно завершенным. Однако, если эти существа возникнут
и получат жизнь от меня, они будут равны богам. Итак,
чтобы они были смертными и Вселенная воистину стала
бы Всем, обратитесь в соответствии с вашей природой к об-
разованию живых существ, подражая моей потенции
61
, че-
рез которую совершилось ваше собственное возникновение.
Впрочем, поскольку подобает, чтобы в них присутствовало
нечто соименное бессмертным, называемое божественным
[началом], и чтобы оно вело тех, кто всегда и с охотой бу-
d
дет следовать справедливости и вам, я вручу вам семена и
начатки созидания; но в остальном вы сами довершайте со-
зидание живых существ, сопрягая смертное с бессмертным,
затем готовьте для них пропитание, кормите и взращивайте
их, а после смерти принимайте обратно к себе».
Так он молвил, а затем налил в тот самый сосуд, в кото-
ром смешивал состав для вселенской души, остатки преж-
ней смеси и смешал их снова примерно таким же образом,
но чистота этой смеси была уже второго или третьего по-
рядка; из всей этой новой смеси он выделил число душ,
равное числу звезд, и распределил их по одной между звез-
e
523

---

дами. Возведя души на звезды как на некие колесницы
62
,
он явил им природу Вселенной и возвестил законы рока
63
, а
именно что первое рождение будет для всех душ установле-
но одно и то же, дабы ни одна из них не была им унижена,
и что теперь им предстоит, рассеявшись, перенестись на по-
добающее каждой душе орудие времени и стать теми живы-
ми существами, которые из всех созданий наиболее благо-
42
честивы; поскольку же природа человеческая двойственна,
лучшим будет тот род, который некогда получит наиме-
нование мужей. Когда же души будут по необходимости
укоренены в телах, а каждое тело станет что-то принимать
в себя, а что-то извергать, необходимо, во-первых, чтобы
в душах зародилось ощущение, общее им всем и соответ-
ствующее вынужденным впечатлениям; во-вторых, чтобы
зародился эрос, смешанный с удовольствием и страдани-
b
ем, а кроме того, страх, гнев и все прочие [чувства], либо
связанные с названными, либо противоположные им; если
души будут над этими страстями властвовать, их жизнь бу-
дет справедлива, если же окажутся в их власти, то неспра-
ведлива. Тот, кто проживет отмеренный ему срок должным
образом, возвратится в обитель соименной ему звезды и бу-
дет вести блаженную, обычную для него жизнь, а тот, кто
этого не сумеет, во втором рождении сменит свою природу
на женскую. Если же он и тогда не перестанет творить зло,
c
ему придется каждый раз перерождаться в такую живот-
ную природу, которая будет соответствовать его порочному
складу, и конец его мучениям наступит лишь тогда, когда
он, решившись последовать вращению тождества и подо-
бия в себе самом, победит рассудком многообразную, име-
ющую присоединиться к его природе смуту огня и воды,
d
воздуха и земли, одолеет их неразумное буйство и снова
придет к идее прежнего и лучшего состояния
64
.
Распорядившись таким образом, чтобы впредь не ока-
заться виновником ничьей порочности, он перенес посев
[душ]
65
отчасти на Землю, отчасти на Луну, отчасти на про-
чие орудия времени
66
. После этого посева он передоверил
новым богам изваять смертные тела и притом еще добавить
524

---

то, чего недоставало человеческой душе, а после, пригото-
e
вив все к этому относящееся, осуществлять правление и
возможно лучше и совершеннее вести смертное существо,
чтобы оно не стало само для себя причиной зол.
Сделав все эти распоряжения, он пребывал в обычном
своем состоянии. Между тем его дети, уразумев приказ от-
ца, принялись его исполнять: они взяли бессмертное начало
смертного существа, а затем, подражая своему демиургу,
заняли у космоса частицы огня и земли, а также воды и
воздуха
67
, обещав впоследствии вернуть их. Эти частицы
43
они принялись скреплять воедино, однако не теми неруши-
мыми скрепами, которыми были соединены их тела, но ча-
стыми и по малости своей неприметными, и таким образом
сообщали каждому собранному телу целостность и един-
ство; а круговращения бессмертной души они сопрягли с
притоком и убылью в теле. Ивот эти круговращения, во-
влеченные в мощный поток, не могли ни до конца одолеть
его, ни до конца ему уступить, но временами насильствен-
но сообщали ему свое направление, а временами получали
b
направление от него. Поэтому все это существо было по-
движно, однако устремлялось куда придется, беспорядочно
и безрассудно
68
; к тому же, обладая возможностью всех ше-
сти движений: вперед — назад, направо — налево и вверх —
вниз, оно продвигалось в шести направлениях и на все ла-
ды блуждало. Если уже поток пищи, переполнявший тело и
затем снова из него уходивший, был достаточно мощен, то
еще более мощную смуту вызывали внешние воздействия,
когда, например, чье-нибудь тело натыкалось на поджи-
c
давший его извне огонь, или на твердость земли, или на
влажную зыбкость воды, или было охвачено воздушными
волнениями ветров.
Все эти движения, пройдя сквозь тело, настигали ду-
шу и обрушивались на нее, отчего все они тогда получили
и доныне сохраняют наименование ощущений. Незамедли-
тельно вызвав сильнейшее и величайшее движение и к то-
му же соединившись с непрестанно текущим водоворотом,
ощущения стали воздействовать на круговращения души и
525

---

мощно их сотрясать. Движение тождественного они вконец
d
сковали, изливаясь ему навстречу и мешая как его правле-
нию, так и продолжению, а бег иного расстроили до такой
степени, что три двойных и три тройных промежутка, а
также связующие члены (три вторых, четыре третьих и де-
вять восьмых), которые не могут быть до конца разрушены
никем, кроме того, кто их сопряг, все же пошли вкривь и
e
вкось, всемерно нарушая круговое движение; они, все еще
с трудом, неслись вместе, но движение это было беспоря-
дочным: они то сталкивались, то двигались наискосок, то
опрокидывались. В последнем случае дело обстояло так,
как если бы некто уперся головой в землю, а ноги вытянул
вверх, прислонив их к чему-то; в таком положении и ему
самому, и всем тем, кто на него смотрит, все померещит-
ся перевернутым: правое станет левым, а левое — правым.
Таким же и подобным состояниям очень сильно подверже-
ны круговращения души: когда же вовне они встречаются
44
с родом тождественного или иного, они всякий раз изрека-
ют как о тождественном чему-либо, так и об отличном от
чего-то такое суждение, которое противоположно истине,
и выказывают себя лживыми и неразумными; при этом ни
одно из круговращений не в силах властвовать и править:
когда несущиеся ощущения извне овладевают кругами, во-
влекая в это движение и все вместилище души, круги лишь
по видимости господствуют, на деле же подчиняются.
По причине всех этих состояний душа и теперь, всту-
пив в смертное тело, поначалу лишается ума; когда же,
b
однако, поток роста и питания ослабевает и круговраще-
ния, дождавшись затишья, возвращаются на свои стези и
со временем все более выравниваются, тогда каждый из
кругов направляет свой бег согласно природным очертани-
ям и все они изрекают справедливое суждение и об ином,
и о тождественном, так что носитель их окончательно ста-
новится разумным существом. Если же к этому добавится
некое правильное кормление и воспитание, он будет цел,
невредим и здоров, избегнув наихудшего из недугов; а если
он проявит нерадивость, то, идя по своей жизненной сте-
c
526

---

зе, он будет хромать и сойдет обратно в Аид
69
несовершен-
ным и неразумным. Но об этом позднее; сейчас мы обязаны
самым обстоятельным образом рассмотреть более близкий
предмет, то есть прежде всего возникновение тела во всех
его частях, затем возникновение души — по каким причи-
нам и по каким предначертаниям богов оно совершилось.
Наше исследование должно идти таким образом, чтобы до-
d
биться наибольшей степени вероятности.
Итак, боги, подражая очертаниям Вселенной, со всех
сторон округлой, включили оба божественных круговраще-
ния в сферовидное тело, то самое, которое мы ныне имену-
ем головой и которое являет собою божественнейшую на-
шу часть, владычествующую над остальными частями. Ей
в помощь они придали все устроенное ими же тело, усмот-
рев, что голова причастна всем движениям сколько их ни
есть; так вот, чтобы она не катилась по земле, всюду по-
крытой буграми и ямами, затрудняясь, как тут переско-
чить, а там выбраться, они даровали ей эту вездеходную
e
колесницу. Поэтому тело стало продолговатым и по замыс-
лу бога, сделавшего его подвижным, произрастило из себя
четыре конечности, которые можно вытягивать и сгибать;
цепляясь ими и опираясь на них, оно приобрело способ-
ность всюду продвигаться, высоко неся вместилище того,
что в нас божественнее всего и святее. Таким образом и
по такой причине у всех людей возникли руки и ноги. Най-
45
дя, что передняя сторона благороднее и важнее задней, они
уделили ей у нас больше подвижности. Сообразно с этим
нужно было, чтобы передняя сторона человеческого тела
получила особое и необычное устройство; потому-то боги
именно на этой стороне головной сферы поместили лицо,
сопрягши с ним все орудия промыслительной способности
души, и определили, чтобы именно лицо по своей природе
b
было причастно руководительству
70
.
Из орудий они прежде всего устроили те, что несут с
собой свет, то есть глаза, и сопрягли их [с лицом] вот по
какой причине: они замыслили, чтобы явилось тело, кото-
рое несло бы огонь, не имеющий свойства жечь, но изли-
527

---

вающий мягкое свечение, и искусно сделали его подобным
обычному дневному свету. Дело в том, что внутри нас оби-
тает особенно чистый огонь, родственный свету дня: его-то
они заставили гладкими и плотными частицами изливаться
через глаза; при этом они уплотнили как следует глазную
ткань, но особенно в середине, чтобы она не пропускала ни-
c
чего более грубого, а только этот чистый огонь. Ивот когда
полуденный свет обволакивает это зрительное истечение и
подобное устремляется к подобному, они сливаются, обра-
зуя единое и однородное тело в прямом направлении от
глаз, и притом в месте, где огонь, устремляющийся изнут-
ри, сталкивается с внешним потоком света. А поскольку это
тело благодаря своей однородности претерпевает все, что с
ним ни случится, однородно, то стоит ему коснуться чего-
либо или, наоборот, испытать какое-либо прикосновение, и
d
движения эти передаются уже всему телу, доходя до души:
отсюда возникает тот вид ощущения, который мы имену-
ем зрением. Когда же ночь скроет родственный ему огонь
дня, внутренний огонь как бы отсекается: наталкиваясь на
то, что ему не подобно, он терпит изменения и гаснет, ибо
не может слиться с близлежащим воздухом, не имеющим
в себе огня. Зрение бездействует и тем самым наводит сон.
Дело в том, что, когда мы при помощи устроенных богами
e
природных укрытий для глаз, то есть век, запираем внут-
ри себя силу огня, последняя рассеивает и уравновешивает
внутренние движения, отчего приходит покой. Если покой
достаточно глубок, то сон почти не нарушается грезами; но
если внутри остались еще сильные движения, то они сооб-
разно своей природе и месту порождают соответствующие
по свойствам и числу изображения, отражающие то, что
46
совершается внутри нас, и вспоминающиеся после пробуж-
дения как совершившееся вне нас.
Теперь не составит труда уразуметь и то, как рожда-
ются образы на глади зеркал и других блестящих пред-
метов. Ведь если внутренний и внешний огонь вступают в
общение и сливаются воедино возле зеркальной глади, мно-
b
гообразно перестраиваясь, то отражение по необходимости
528

---

возникнет, как только огонь, исходящий от лица, сольется
возле гладкого и блестящего предмета с огнем зрения. При
этом левое будет казаться правым, ибо каждая часть зри-
тельного потока соприкоснется не с той частью [встречного
света], как это бывает обычно, а с противоположной. Од-
нако стоит только свету при сопряжении с другим светом
повернуть в противоположную сторону, и правое будет ка-
заться правым, а левое — левым. Именно так происходит,
c
если гладкая поверхность вогнутого зеркала направляет
луч, идущий справа, в левую сторону зрительного луча,
и наоборот. Если же такое зеркало повернуть в направле-
нии длины лица, почудится, будто человек опрокинут вниз
головой, ибо оно будет опять-таки отбрасывать свет снизу
к верхней части зрительного луча, а сверху — к нижней
71
.
Все это принадлежит к разряду вспомогательных при-
чин, которыми бог пользуется как средством, дабы в ме-
d
ру возможности осуществить идею высшего совершенства.
Однако большинству людей кажется, будто это не вспомо-
гательные, но основные причины всего, коль скоро они про-
изводят охлаждение и нагревание, сгущение и разрежение
и так далее. Между тем все подобные причины ни в ка-
ком отношении не могут обладать ни рассудком, ни умом.
Д´олжно признать, что из всего сущего стяжать ум подобает
одной лишь душе, но душа невидима, в то время как огонь,
вода, земля и воздух — это видимые тела. Итак, почитатель
e
ума и знания должен рассматривать прежде всего причи-
ны, которые связаны с разумной природой, и лишь во вто-
рую очередь те, которые связаны с вещами, движимыми
извне и потому с необходимостью движущими другие вещи.
Так надо поступать и нам, а потому будем разграничивать
причины двух родов: одаренные умом, которые производят
прекрасное и доброе, и лишенные разума, которые вызы-
вают все случайное и беспорядочное.
О вспомогательных причинах, послуживших к тому,
чтобы глаза обрели свою нынешнюю способность, мы уже
сказали; теперь осталось ответить, какова же высшая поль-
за от глаз, ради которой бог их нам даровал. Да, я говорю
529

---

о зрении как об источнике величайшей для нас пользы; вот
и в нынешнем нашем рассуждении мы не смогли бы ска-
47
зать ни единого слова о природе Вселенной, если бы ни-
когда не видели ни звезд, ни Солнца, ни неба. Поскольку
же день и ночь, круговороты месяцев и годов, равноден-
ствия и солнцестояния зримы, глаза открыли нам число,
дали понятие о времени и побудили исследовать природу
Вселенной, а из этого возникло то, что называется филосо-
фией и лучше чего не было и не будет подарка смертному
роду от богов. Я утверждаю, что именно в этом высшая
b
польза очей. Стоит ли воспевать иные, маловажные бл´ага?
Их даже и чуждый философии человек может, ослепнув,
Стенаньями напрасными оплакивать
72
.
Как бы то ни было, нам следует считать, что причина, по
которой бог изобрел и даровал нам зрение, именно эта:
чтобы мы, наблюдая круговращения ума в небе, извлек-
ли пользу для круговращения нашего мышления, которое
сродни тем, небесным [круговоротам], хотя в отличие от
c
их невозмутимости оно подвержено возмущению; а потому,
уразумев и усвоив природную правильность рассуждений,
мы должны, подражая безупречным круговращениям бога,
упорядочить непостоянные круговращения внутри нас. О
голосе и слухе д´олжно сказать то же самое — они дарованы
богами по тем же причинам и с такой же целью. Ради этой
цели устроена речь: она сильно способствует ее осуществ-
d
лению; так и в музыке: все, что с помощью звука приносит
пользу слуху, даровано ради гармонии. Между тем гармо-
нию, пути которой сродны круговращениям души, Музы
даровали каждому рассудительному своему почитателю не
для бессмысленного удовольствия — хотя в нем только и ви-
дят нынче толк, — но как средство против разлада в кру-
говращении души, долженствующее привести ее к строю
и согласованности с самой собой
73
. Равным образом, дабы
побороть неумеренность и недостаток изящества, которые
проступают в поведении большинства из нас, мы из тех же
e
рук и с той же целью получили ритм.
Все до сих пор нами сказанное, за незначительны-
530

---

ми исключениями, описывало вещи как они были созда-
ны умом-демиургом. Однако рассуждение наше должно
перейти к тому, что возникло силой необходимости; ибо
из сочетания ума и необходимости произошло смешан-
48
ное рождение нашего космоса. Правда, ум одержал верх
над необходимостью, убедив ее обратить к наилучшему
б´ольшую часть того, что рождалось. Таким-то образом и
по таким-то причинам путем победы разумного убеждения
над необходимостью
74
была вначале построена эта Вселен-
ная; и, если мы намерены представить ее рождение так, как
оно совершалось на деле, нам следует привнести также и
вид беспорядочной причины вместе со способом действия,
который по природе этой причине принадлежит. Поэтому
мы должны вернуться вспять и, приняв в свой черед для
b
тех же самых вещей другое, подходящее им начало, еще
раз, от начала, вести о них речь, как мы это уже делали
раньше. Нам необходимо рассмотреть, какова была самое
природа огня, воды, воздуха и земли до рождения неба и
каково было их тогдашнее состояние. Ибо доныне еще ни-
кто не объяснил их рождения, но мы называем их началами
и принимаем за стихии [«буквы»] Вселенной
75
, как если бы
c
мы знали, чт´о такое огонь и все остальное; между тем каж-
дому мало-мальски разумному человеку должно быть ясно,
что нет никакого основания сравнивать их даже с каким-
либо видом слогов. Вот что мы думаем по этому поводу,
мы не будем сейчас высказываться ни о начале всего, ни о
началах, или как там это еще называется, и притом только
по той причине, что при избранном нами способе иссле-
дования затруднительно было бы привести наши мысли об
этом предмете в должную ясность. Поэтому ни вы не долж-
ны требовать от меня последнего слова на этот счет, ни я не
могу убедить себя, что поступлю правильно, если взвалю на
себя такую задачу. Напротив, я намерен и здесь придержи-
d
ваться того, что обещал в самом начале, а именно пределов
вероятного, и попытаюсь, идя от начала, сказать обо всем
в отдельности и обо всем вместе такое слово, которое было
бы не менее, а более правдоподобным, нежели любое иное.
531

---

Итак, приступая к речам, еще раз обратимся с молитвой
к богу-спасителю, дабы он указал нам счастливый путь от
странного и необычного повествования к правдоподобному
выводу, и затем начнем сызнова.
e
Начало же наших новых речей о Вселенной подверг-
нется на сей раз более полному, чем прежде, различению;
ибо тогда мы обособляли два вида, а теперь придется вы-
делить еще и третий. Прежде достаточно было говорить о
двух вещах: во-первых, об основополагающем первообра-
зе, который обладает мыслимым и тождественным быти-
ем, а во-вторых, о подражании этому первообразу
76
, кото-
рое имеет рождение и зримо. В то время мы не выделяли
49
третьего вида, найдя, что достанет и двух; однако теперь
мне сдается, что сам ход наших рассуждений принуждает
нас попытаться пролить свет на тот вид, который темен
и труден для понимания. Какую же силу и какую приро-
ду припишем мы ему? Прежде всего вот какую: это — вос-
приемница и как бы кормилица
77
всякого рождения. Сколь
ни верны, однако, эти слова, нужно определить предмет с
большей ясностью, а это весьма затруднительно по разным
причинам, и особенно потому, что ради этого необходимо
наперед разрешить сомнение относительно огня и всего то-
го, что стоит с ним в одном ряду. Нелегко сказать о каж-
b
дом из них, чт´о, в самом деле, лучше назвать водой, чем
огнем, и не правильнее ли к чему-то одному приложить
какое-нибудь из наименований, чем все наименования, вме-
сте взятые, к каждому: ведь надо употреблять слова в их
надежном и достоверном смысле. Что, собственно, желаем
мы этим сказать, чем вызваны и оправданы наши недо-
умения? Но возьмем для начала хотя бы то, что мы теперь
называем водой: когда она сгущается, мы полагаем, что ви-
c
дим рождение камней и земли, когда же она растекается и
разрежается, соответственно рождаются ветер и воздух, а
последний, возгораясь, становится огнем; затем начинает-
ся обратный путь, так что огонь, сгустившись и угаснув,
снова приходит к виду воздуха, а воздух опять собирается
и сгущается в облака и тучи, из которых при дальнейшем
532

---

уплотнении изливается вода, чтобы в свой черед дать на-
чало земле и камням. Так передают они друг другу кру-
d
говую чашу рождения
78
. Если, стало быть, ни одно веще-
ство не предстает всякий раз одним и тем же, отважимся
ли мы, не испытывая стыда перед самими собой, настой-
чиво утверждать, что какое-либо из них — именно это, а не
иное? Конечно, нет, и куда безопаснее будет выражаться
так: когда мы видим, как нечто — хотя бы огонь — посто-
янно являет себя то одним, то другим, надо говорить не
об «этом», но о «таком» огне и также воду именовать не
«этой», но «такой», да и вообще не надо приписывать всем
e
подобным вещам устойчивости, выражаемой словами «то»
и «это», посредством которых мы обозначаем нечто опреде-
ленное. Не дожидаясь, покуда мы успеем приложить к ним
слова «то», «это», «нечто» или любое другое речение, опи-
сывающее их как пребывающие на одном и том же месте
сущности, они от нас ускользают. Значит, таких слов мы
и употреблять не будем, а станем описывать каждую из
этих вещей в отдельности и все их вместе одинаково: «та-
кое, постоянно вращающееся» — говоря, например, об огне
как о вечно «таком» и соответственно обо всех вещах, ко-
торые имеют рождение. Только сущность, внутри которой
50
они получают рождение и в которую возвращаются, поги-
бая, мы назовем «то» и «это»; но любые качества, будь
то теплота, белизна или то, что им противоположно либо
из них слагается, ни в коем случае не заслуживают такого
наименования
79
.
Надо, однако, постараться сказать о том же самом еще
яснее. Положим, некто, отлив из золота всевозможные фи-
гуры, без конца бросает их в переливку, превращая каж-
b
дую во все остальные; если указать на одну из фигур и
спросить, что же это такое, то будет куда осмотрительнее
и ближе к истине, если он ответит «золото» и не станет
говорить о треугольнике
80
и прочих рождающихся фигу-
рах как о чем-то сущем, — ибо в то мгновение
81
, когда их
именуют, они уже готовы перейти во что-то иное, — и надо
быть довольным, если хотя бы с некоторой долей уверенно-
533

---

сти можно допустить выражение «такое». Вот так обстоит
дело и с той природой, которая приемлет все тела. Ее сле-
дует всегда именовать тождественной, ибо она никогда не
выходит за пределы своих возможностей; всегда восприни-
мая все, она никогда и никоим образом не усваивает ника-
кой формы, которая была бы подобна формам входящих в
c
нее вещей. Природа эта по сути своей такова, что прини-
мает любые оттиски, находясь в движении и меняя формы
под действием того, что в нее входит, и потому кажется,
будто она в разное время бывает разной; а входящие в нее
и выходящие из нее вещи — это подражания вечносущему,
отпечатки по его образцам, снятые удивительным и неизъ-
яснимым способом, к которому мы еще вернемся.
Теперь же нам следует мысленно обособить три рода:
то, что рождается, то, внутри чего совершается рождение,
d
и то, по образцу чего возрастает рождающееся. Восприни-
мающее начало можно уподобить матери, образец — отцу,
а промежуточную природу — ребенку. Помыслим при этом,
что, если отпечаток должен явить взору пестрейшее разно-
образие, тогда то, что его приемлет, окажется лучше все-
го подготовленным к своему делу в случае, если оно бу-
дет чуждо всех форм, которые ему предстоит воспринять:
ведь если бы оно было подобно чему-либо привходящему,
e
то всякий раз, когда на него накладывалась бы противо-
положная или совершенно иная природа, оно давало бы
искаженный отпечаток, через который проглядывали бы
собственные черты этой природы. Начало, которому пред-
стояло вобрать в себя все роды вещей, само должно было
быть лишено каких-либо форм, как при выделывании бла-
говонных притираний прежде всего заботятся о том, чтобы
жидкость, в которой должны растворяться благовония, по
возможности не имела своего запаха. Или это можно срав-
нить с тем, как при вычерчивании фигур на каких-либо
мягких поверхностях не допускают, чтобы на них уже за-
ранее виднелась та или иная фигура, но для начала де-
лают все возможно более гладким. Подобно этому и на-
чало, назначение которого состоит в том, чтобы во всем
51
534

---

своем объеме хорошо воспринимать отпечатки всех вечно
сущих вещей, само должно быть по природе своей чуждо
каким бы то ни было формам. А потому мы не скажем, буд-
то мать и восприемница
82
всего, что рождено видимым и
вообще чувственным, — это земля, воздух, огонь, вода или
какой-либо другой [вид], который родился из этих четырех
[стихий] либо из которого сами они родились. Напротив,
обозначив его как незримый, бесформенный и всевоспри-
емлющий вид, чрезвычайно странным путем участвующий
в мыслимом и до крайности неуловимый, мы не очень оши-
b
бемся. Если только предыдущие наши рассуждения помо-
гают нам напасть на след этой природы, справедливее все-
го было бы, пожалуй, сказать о ней так: огнем всякий раз
является ее воспламеняющаяся часть, водой — ее увлажня-
ющаяся часть, землей же и воздухом — те ее части, которые
подражают этим [стихиям].
Однако нам следует определить наш предмет еще бо-
лее точно и для этого рассмотреть, есть ли такая вещь, как
c
огонь в себе, и обстоит ли дело таким же образом с прочими
вещами, о каждой из которых мы привыкли говорить как
о существующей самой по себе? Или же только то, что мы
видим либо вообще воспринимаем телесными ощущения-
ми, обладает подобной истинностью, а помимо этого вообще
ничего и нигде нет? Может быть, мы понапрасну говорим
об умопостигаемой идее каждой вещи, и идея эта не более
чем пустой звук? Нехорошо было бы оставить такой вопрос
неисследованным и нерешенным, ограничившись простым
утверждением, что дело-де обстоит так и не иначе; с дру-
гой стороны, не стоит отягощать нашу и так пространную
d
речь еще и пространным отступлением. Поэтому, если бы
удалось в немногих словах определить многое, это было бы
наилучшим выходом. Итак, вот каков мой приговор. Если
ум и истинное мнение — два разных рода, в таком случае
идеи, недоступные нашим ощущениям и постигаемые од-
ним лишь умом, безусловно, существуют сами по себе; если
же, как представляется некоторым, истинное мнение ничем
не отличается от ума, тогда следует приписать наиболь-
535

---

шую достоверность тому, что воспринимается телесными
ощущениями. Но следует признать, что это — два различ-
ных [рода]: они и рождены порознь, и осуществляют себя
неодинаково. Так, ум рождается в нас от наставления, а
e
истинное мнение — от убеждения; первый всегда способен
отдать себе во всем правильный отчет, второе — безотчет-
но; первый не может быть сдвинут с места убеждением,
второе подвластно переубеждению; наконец, истинное мне-
ние, как приходится признать, дано любому человеку, ум
же есть достояние богов и лишь малой горстки людей
83
.
Если все это так, приходится признать, во-первых, что есть
52
тождественная идея, нерожденная и негибнущая, ничего не
воспринимающая в себя откуда бы то ни было и сама ни во
что не входящая, незримая и никак иначе не ощущаемая,
но отданная на попечение мысли. Во-вторых, есть нечто
подобное этой идее и носящее то же имя — ощутимое, рож-
денное, вечно движущееся, возникающее в некоем месте и
вновь из него исчезающее, и оно воспринимается посред-
ством мнения, соединенного с ощущением. В-третьих, есть
еще один род, а именно пространство: оно вечно, не при-
емлет разрушения, дарует обитель всему рождающемуся,
b
но само воспринимается вне ощущения, посредством неко-
его незаконного умозаключения, и поверить в него почти
невозможно. Мы видим его как бы в грезах и утвержда-
ем, будто этому бытию непременно д´олжно быть где-то,
в каком-то месте и занимать какое-то пространство, а то,
что не находится ни на земле, ни на небесах, будто бы и
не существует. Эти и родственные им понятия мы в сон-
ном забытьи переносим и на непричастную сну природу
истинного бытия, а пробудившись, оказываемся не в силах
c
сделать разграничение и молвить истину, а именно что, по-
скольку образ не в себе самом носит причину собственно-
го рождения, но неизменно являет собою призрак чего-то
иного, ему и д´олжно родиться внутри чего-то иного, как
бы прилепившись к сущности, или вообще не быть ничем.
Между тем на подмогу истинному бытию выступает тот
безупречно истинный довод, согласно которому две вещи,
536

---

доколе они различны, не могут родиться одна в другой как
d
единая и тождественная вещь и одновременно как две.
Итак, согласно моему приговору, краткий вывод таков:
есть бытие, есть пространство и есть возникновение, и эти
три [рода] возникли порознь еще до рождения неба. А о
Кормилице скажем вот что: поскольку она и растекает-
ся влагой, и пламенеет огнем, и принимает формы земли
и воздуха, и претерпевает всю чреду подобных состояний,
являя многообразный лик, и поскольку наполнявшие ее по-
e
тенции не были ни взаимно подобны, ни взаимно уравно-
вешены и сама она ни в одной своей части не имела рав-
новесия, она повсюду была неравномерно сотрясаема и ко-
леблема этими потенциями и в свою очередь сама колебала
их своим движением. То, что приводилось в движение, все
время дробилось, и образовавшиеся части неслись в раз-
личных направлениях точно так, как это бывает при про-
53
веивании зерна и отсеивании мякины: плотное и тяжелое
ложится в одном месте, рыхлое и легкое отлетает в сторону
и находит для себя иное пристанище. Вот наподобие этого
и четыре упомянутых рода [стихии] были тогда колеблемы
Восприемницей, которая в движении своем являла собой
как бы сито: то, что наименее сходно между собой, она раз-
брасывала дальше всего друг от друга, а то, что более всего
сходно, просеивала ближе всего друг к другу; таким обра-
зом, четыре рода обособились в пространстве еще до того,
как пришло время рождаться устрояемой из них Вселен-
ной. Ранее в них не было ни разума, ни меры: хотя огонь и
b
вода, земля и воздух являли кое-какие приметы присущей
им своеобычности, однако они пребывали всецело в таком
состоянии, в котором свойственно находиться всему, до че-
го еще не коснулся бог. Поэтому последний, приступая к
построению космоса, начал с того, что упорядочил эти че-
тыре рода с помощью образов и чисел
84
. То, что они были
приведены богом к наивысшей возможной для них красоте
и к наивысшему совершенству из совсем иного состояния,
пусть останется для нас преимущественным и незыблемым
утверждением; но теперь мне следует попытаться пояснить
537

---

вам устройство и рождение каждого из четырех родов. Рас-
сказ мой будет непривычен; но, раз вы сроднились с теми
путями учения, без которых не обойтись моим речам, вы
c
последуете за мной.
Во-первых, каждому, разумеется, ясно, что огонь и зем-
ля, вода и воздух суть тела, а всякая форма тела имеет глу-
бину. Между тем любая глубина по необходимости долж-
на быть ограничена природой поверхности; притом всякая
плоская поверхность состоит из треугольников. Однако все
вообще треугольники восходят к двум, из которых каждый
имеет по одному прямому углу и по два острых, но при
d
этом у одного по обе стороны от прямого угла лежат рав-
ные углы величиной в одну и ту же долю прямого угла,
ограниченные равными сторонами, а у другого — неравные
углы, ограниченные неравными сторонами. Здесь-то мы и
полагаем начало огня и всех прочих тел, следуя в этом ве-
роятности, соединенной с необходимостью; те же начала,
что лежат еще ближе к истоку, ведает бог, а из людей раз-
ве что тот, кто друг богу.
Теперь д´олжно сказать, каковы же те четыре рожден-
e
ных тела, прекраснейшие из всех, которые не подобны друг
другу, однако способны, разрушаясь, друг в друга перерож-
даться. Если нам удастся попасть в точку, у нас в руках бу-
дет истина о рождении земли и огня, а равно и тех [стихий],
что стоят между ними как средние члены пропорции. То-
гда мы никому не уступили бы в том, что нет видимых тел
более прекрасных, чем эти, притом каждое из них прекрас-
но в своем роде. Поэтому надо приложить старания к тому,
чтобы привести в соответствие четыре отличающихся кра-
сотой рода тел и доказать, что мы достаточно уразумели
54
их природу. Из двух названных раньше треугольников рав-
нобедренный получил в удел одну природу, но неравнобед-
ренный — бесчисленное их множество. Из этого множества
нам д´олжно избрать наилучшее, если мы хотим приступить
к делу надлежащим образом. Что ж, если кто-нибудь выбе-
рет и назовет нечто еще более прекрасное, предназначенное
для того, чтобы создавать эти [четыре тела], мы подчиним-
538

---

ся ему не как неприятелю, но как другу; нам же представ-
ляется, что между множеством треугольников есть один,
прекраснейший, ради которого мы оставим все прочие, а
именно тот, который в соединении с подобным ему обра-
зует третий треугольник — равносторонний. Обосновывать
b
это было бы слишком долго (впрочем, если бы кто изобли-
чил нас и доказал обратное, мы охотно признали бы его
победителем). Итак, нам приходится отдать предпочтение
двум треугольникам как таким, из которых составлено те-
ло огня и [трех] прочих тел: один из них равнобедренный,
а другой таков, что в нем квадрат большей стороны в три
раза превышает квадрат меньшей.
Но мы обязаны более четко определить одну вещь, о
которой прежде говорилось неясно. В самом деле, нам ка-
залось, будто все четыре рода могут последовательно пере-
рождаться друг в друга, но такая видимость была непра-
c
вильной. Ведь четыре рода действительно рождаются из
выбранных нами треугольников: три рода слагаются из од-
ного и того же неравнобедренного треугольника и только
четвертый род — из равнобедренного, а значит, не все роды
могут разрешаться друг в друга и рождаться один из друго-
го путем соединения большого количества малых [величин]
в малое количество больших и обратно. Если это и возмож-
но, то лишь для вышеназванных первых трех [родов]: ведь
коль скоро все они произошли из единой [основы], то при
разрушении более крупных [соединений] из тех же [частей]
d
составится множество малых, принимающих свойственные
им очертания; и, напротив, если разъять много малых со-
единений на отдельные треугольники, они образуют единое
количество однородной массы, из которой возникнет еди-
ное большое [тело] иного вида. Вот как обстоит дело с их
переходом друг в друга. Следующей нашей задачей будет
изложить, какой вид имеет каждое тело и из сочетания ка-
ких чисел оно рождается.
Начнем с первого вида, состоящего из самых малых ча-
стей: его первоначало — треугольник, у которого гипотену-
за вдвое длиннее меньшего катета. Если такие треугольни-
539

---

ки сложить, совмещая их гипотенузы, и повторить такое
e
действие трижды, притом так, чтобы меньшие катеты и
гипотенузы сошлись в одной точке как в своем центре, то
из шестикратного числа треугольников будет рожден один,
и он будет равносторонним. Когда же четыре равносто-
ронних треугольника окажутся соединенными в три дву-
гранных угла, они образуют один объемный угол, а именно
такой, который занимает место вслед за самым тупым из
плоских углов. Завершив построение четырех таких углов,
55
мы получаем первый объемный вид, имеющий свойство де-
лить всю описанную около него сферу на равные и подоб-
ные части.
Второй вид строится из таких же исходных треугольни-
ков, соединившихся по восемь в равносторонний треуголь-
ник и образующих каждый раз из четырех плоских углов
по одному объемному; когда таких объемных углов шесть,
второе тело получает завершенность.
Третий вид образуется из сложения ста двадцати исход-
ных треугольников и двенадцати объемных углов, каждый
b
из которых охвачен пятью равносторонними треугольны-
ми плоскостями, так что все тело имеет двадцать граней,
являющих собой равносторонние треугольники.
На этом порождении и кончилась задача первого из пер-
воначал. Но равнобедренный треугольник породил природу
четвертого [вида], и притом так, что четыре треугольника,
прямые углы которых встречались в одном центре, образо-
вывали квадрат; а из сложения шести квадратов возника-
ло восемь объемных углов, каждый из которых гармонич-
c
но охватывается тремя плоскими прямыми углами. Соста-
вившееся таким образом тело имело очертания куба, наде-
ленного шестью квадратными плоскими гранями. В запа-
се оставалось еще пятое многогранное построение: его бог
определил для Вселенной и прибегнул к нему, когда разри-
совывал ее и украшал.
Если бы теперь кто-нибудь, тщательно обдумывая все
сказанное, задался вопросом, следует ли допустить бесчис-
ленные космосы или ограниченное их число, ему пришлось
540

---

бы заключить, что вывод относительно неограниченности
этого числа позволительно делать разве что тому, кто сам
очень ограничен, и притом в вопросах, которые следовало
бы знать. Если, однако, поставить иной вопрос — существу-
d
ет ли один космос или их на самом деле пять, то здесь,
естественно, причин для затруднения было бы куда боль-
ше. Что касается нас, то мы, повинуясь правдоподобному
слову и указанию бога, утверждаем, что существует один
космос; но другой, взглянув на вещи иначе, составит себе,
пожалуй, иное мнение. Как бы то ни было, оставим этот
вопрос и начнем разделять роды, только что рожденные в
нашем слове, на огонь, землю, воду и воздух.
Земле мы, конечно, припишем вид куба: ведь из всех че-
тырех родов наиболее неподвижна и пригодна к образова-
e
нию тел именно земля, а потому ей необходимо иметь самые
устойчивые основания. Между тем не только из наших ис-
ходных треугольников равносторонний, если взять его как
основание, по природе устойчивее неравностороннего, но и
образующийся из сложения двух равносторонних треуголь-
ников квадрат с необходимостью более устойчив, нежели
равносторонний треугольник, причем соотношение это со-
храняет силу как для частей, так и для целого. Значит, мы
не нарушим правдоподобия, если назначим этот удел зем-
56
ле, а равно и в том случае, если наименее подвижный из
остальных видов отведем воде, наиболее подвижный — ог-
ню, а средний — воздуху; далее, наименьшее тело — огню,
наибольшее — воде, а среднее — воздуху, и, наконец, самое
остроугольное тело — огню, следующее за ним — воздуху, а
третье — воде. Но из всех вышеназванных тел наиболее по-
движно по природе своей и по необходимости то, у которого
b
наименьшее число оснований, ибо оно со всех сторон имеет
наиболее режущие грани и колющие углы, а к тому же оно
и самое легкое, коль скоро в его состав входит наименьшее
число исходных частей. То тело, которое обладает такими
же свойствами, но второго порядка, и место займет второе,
а то, которое обладает третьим порядком этих свойств, —
третье. Пусть же образ пирамиды, рожденный объемным, и
541

---

будет, в согласии со справедливым рассуждением и с прав-
доподобием, первоначалом и семенем огня; вторым по рож-
дению мы назовем воздух, третьим же — воду. Но при этом
мы должны представить себе, что все эти [тела] до такой
степени малы, что единичное [тело] каждого из перечис-
c
ленных родов по причине своей малости для нас невидимо,
и лишь складывающиеся из их множеств массы бросаются
нам в глаза
85
. Что же касается их количественных отноше-
ний, их движений и вообще их потенций, нам следует пола-
гать, что бог привел все это в правильную соразмерность,
упорядочивая все тщательно и пропорционально, насколь-
ко это допускала позволившая себя переубедить природа
необходимости.
Исходя из всего того, что было сказано выше об этих че-
тырех родах, дело наиболее правдоподобно можно описать
d
следующим образом. Когда земля встречается с огнем и бы-
вает развеяна его остротой, она стремительно несется, рас-
сеиваясь либо в самом огне, либо в толще воздуха или во-
ды, если ей придется там оказаться, покуда ее частицы, по-
встречавшись друг с другом, не соединятся сызнова, чтобы
она опять стала землей: ведь она не может принять иную
форму. Напротив, вода, дробимая огнем или воздухом, поз-
воляет образоваться одному телу огня и двум воздушным
телам, равно как и осколки одной рассеченной части воз-
духа могут породить из себя два тела огня. Но и наоборот,
e
когда малая толика огня, оказавшись в больших толщах
воздуха, воды или земли, подхватывается их движением,
сокрушается в борьбе и дробится, два тела огня сплачива-
ются в единый вид воздуха; или когда воздух претерпевает
насилие и разрушение, из двух его тел с половиной оказы-
вается составлен один цельный вид воды. Ивот что еще нам
нужно принять в расчет: когда какой-либо иной род, охва-
ченный огнем, рассекается лезвиями его граней и остриями
57
его углов, этому роду достаточно принять природу огня,
чтобы его дробление прекратилось, ибо никакой подобный
и тождественный самому себе род не может ни понудить к
изменениям такой же род, ни принять от него какие-либо
542

---

изменения. Но до тех пор пока нечто, оказавшись слабее
чего-то иного, ведет с этим иным неравную борьбу, оно про-
должает разрушаться. Поэтому, если немногочисленные и
меньшие тела, окруженные многочисленными и б´ольшими,
b
дробятся и погашаются ими и в то же время готовы соеди-
ниться в вид возобладавшего [тела], их угасание прекра-
тится, с тем чтобы либо из огня родился воздух, либо из
воздуха — вода; но, если с ними сойдется и на них нападет
какой-либо из остальных родов, они не перестанут разру-
шаться, пока не произойдет одно из двух: либо они, вко-
нец теснимые и разрушающиеся, спасутся бегством к тому,
что им сродно, либо, уступив в борьбе, начнут сплачивать-
ся воедино, уподобляясь возобладавшему роду, и останутся
вместе с ним
86
.
Претерпевая это, все роды, без сомнения, меняются ме-
c
стами; ибо, если их массы в силу движения Восприемницы
распределяются в пространстве отдельно друг от друга, то-
гда то, что утратило собственное подобие и восприняло чу-
жое, при каждом сотрясении отбрасывается в область того,
чему эти роды уподобились.
Таковы причины, определившие собой рождение тел
беспримесных и первичных. Но если внутри этих [основ-
ных] видов выявились еще дальнейшие родовые различия,
виной этому способ построения обоих исходных [треуголь-
ников]: дело в том, что последние первоначально являлись
d
на свет не с единообразными для каждого рода размерами,
но то меньшими, то более крупными, и разных по величине
треугольников было ровно столько, сколько родов разли-
чается ныне внутри [основных] видов. Сочетание их меж-
ду собой и с другими треугольниками дало беспредельное
многообразие, созерцателем которого надлежит стать лю-
бому, кто вознамерится изречь о природе правдоподобное
слово.
Что касается движения и покоя, точнее, того, как и при
каких условиях они возникают, то, не придя здесь к со-
e
гласию, мы встретим в дальнейшем нашем рассуждении
немало помех. Кое-какие замечания тут уже были сделаны,
543

---

но сейчас нам необходимо добавить к сказанному вот что:
внутри того, что однородно, движения быть не может. Ведь
трудно, вернее сказать, невозможно представить себе дви-
жимое без движущего или, напротив, движущее без дви-
жимого, а движение немыслимо без того и другого; между
тем никак нельзя движущему и движимому быть однород-
58
ным. Итак, раз и навсегда отнесем покой к однородному, а
движение — к тому, что совсем не однородно. Причина же
отклонений — это неравенство; а как родилось это неравен-
ство, мы уже описали
87
. Остается необъясненным, почему
тела, распределившись по родам, не прекращают взаимо-
пересекающегося движения и перемещения? Скажем же и
об этом. Дело в том, что круговращение Вселенной, вклю-
чающее в себя эти роды, по причине своей закругленности
и природного стремления замкнуться на себе все сжимает и
не позволяет ни одной части пространства остаться пустой.
Огонь имеет наибольшую способность во все внедряться,
воздух непосредственно за ним следует, ибо занимает вто-
b
рое место по тонкости своих частиц, и так далее: ведь то,
что образовалось из самых крупных частиц, имеет в своем
составе больше всего оставшегося между частями пусто-
го места, а то, что возникло из самых мелких частиц, —
меньше всего. Значит, когда происходит сжимание, мень-
шие тела втискиваются в промежутки между б´ольшими; и
вот когда они оказываются рядом, так что меньшие силят-
ся расторгнуть связь между б´ольшими, а б´ольшие сводят
воедино меньшие, происходит перемещение их всех либо
вверх, либо вниз к своим местам. Ведь каждое тело, меняя
c
свою величину, меняет и свое местоположение. Таким-то
образом и под действием таких-то причин обеспечивается
беспрестанное воспроизведение неоднородности, а уж она в
свою очередь поддерживает и постоянно будет поддержи-
вать вечное движение тел.
Кроме того, д´олжно принять во внимание, что суще-
ствует много родов огня, из которых можно назвать пла-
мя, затем истечение пламени, которое не жжет, но достав-
d
ляет глазам свет, и, наконец, то, чт´о после угасания пла-
544

---

мени остается в тлеющих угольях. Так обстоит дело и с
воздухом, прозрачнейшая разновидность которого зовется
эфиром, а более мутная — туманом и мглой; притом суще-
ствуют у него и безымянные виды, рожденные из нера-
венства [исходных] треугольников. Что касается воды, то
она делится прежде всего на два рода: жидкий и плавкий.
Первый жидок потому, что содержит в себе исходные те-
ла воды, которые малы и притом имеют разную величи-
ну; благодаря своей неоднородности и форме своих очер-
таний он легко приходит в движение как сам по себе, так
e
и под воздействием иного. Напротив, второй род состоит
из крупных и однородных тел; он устойчивее первого и тя-
жел, ибо однородные частицы крепко сплачиваются между
собою. Однако от вторжения огня и его разрушительно-
го действия он теряет свою однородность, вследствие чего
обретает б´ольшую причастность к движению; а раз став
подвижной, эта вода под давлением окружающего воздуха
распространяется по земле. Каждое из этих состояний по-
лучило свое имя: когда твердая масса разрушается, о ней
говорят, что она плавится, а когда она затем расходится по
59
земле — что она течет. Но если огонь снова извергнут нару-
жу, он уходит, разумеется, не в пустоту, а потому окружа-
ющий воздух оказывается сдавлен и сам давит на плавкую
и пока еще подвижную массу; последняя вынуждена за-
полнить промежутки, оставленные огнем, и плотно сосре-
доточиться в себе. Сдавленная таким образом, она сызнова
становится однородной — ведь огонь, этот виновник неод-
нородности, ушел — и возвращается к самотождественному
состоянию. Уход огня мы именуем охлаждением, а чтобы
обозначить наступившее после него уплотнение, мы гово-
рим, что масса отвердевает.
Среди всего того, чему только что было дано название
b
плавких жидкостей, есть и то, что родилось из самых тон-
ких и самых однородных частиц, а потому плотнее всего:
эта единственная в своем роде разновидность, причастная
блеску и желтизне, — самое высокочтимое из сокровищ, зо-
лото, которое застыло, просочась сквозь камень. У золота
545

---

есть и производное: по причине своей плотности оно твердо
и отливает чернотой, а наречено оно адамантом
88
.
По свойствам своих частиц к золоту ближе всего [род],
который, однако, имеет не одну разновидность, и притом он
в некотором отношении плотнее золота; вдобавок он еще и
тверже, ибо в нем есть небольшая примесь тонкой земли,
но легче по причине б´ольших промежутков в его недрах:
c
это — один из составных родов блестящих и твердых вод, а
именно медь. Когда содержащаяся в меди примесь земли
под действием дряхления снова отделяется и выступает на
свет, она именуется ржавчиной.
Было бы не слишком сложным делом перебрать таким
образом все прочие примеры этого рода, продолжая следо-
вать идее правдоподобного сказания. Тот, кто отдыха ра-
ди отложит на время беседу о непреходящих вещах ради
этого безобидного удовольствия — рассматривать по зако-
d
нам правдоподобия происхождение [вещей], обретет в этом
скромную и разумную забаву на всю жизнь. Поскольку же
мы сейчас предаемся именно такой забаве, остановимся по
порядку еще на нескольких вероятностях.
Пока вода смешана с огнем, она тонка и текуча — а те-
кучей она именуется как за свою подвижность, так и за
то, что она струится по земле; притом она еще и размяг-
чена, ибо ее грани менее устойчивы, чем у частиц земли, а
значит, податливы. Но когда она покинута огнем и отделе-
на от воздуха, она становится под давлением вышедших из
e
нее частиц огня более однородной. Если она претерпевает
сильное уплотнение над землей, она становится градом, а
если под землей — льдом. Если же давление слабее и она
уплотняется лишь наполовину, то над землей она образует
снег, в то время как роса на земле застывает в иней.
Но самые многочисленные виды вод, смешиваясь друг с
другом, сочатся в произращенных землей растениях, и от-
60
того их род получил имя соков. Поскольку же от смешений
вышло большое многообразие, то большинство родов оста-
лось без особого названия; однако четыре вида, таящие в
себе огонь, получили, как особенно примечательные, свои
546

---

имена. Первый из них имеет свойство разогревать душу
и вместе с ней тело: он наречен вином. Второй — гладкий
и вызывает расширение зрительного огня, а потому явлен
глазу прозрачным, блестящим и лоснящимся: это — вид по-
добных елею масел; к нему относятся смола, касторовое
масло, а также елей в собственном смысле слова. Третий
обладает способностью расширять суженные поры рта до
b
их естественного состояния, вызывая этим ощущение сла-
дости: он получил родовое наименование меда. Наконец,
четвертый имеет силу разлагать плоть жжением и пенить-
ся: он был в отличие от прочих соков назван щелочью.
Что касается видов земли, тот из них, который пропи-
тан водой, претворяется в каменистое тело, и притом вот
каким образом. Примешавшаяся вода как раз по причине
смешения оседает и принимает вид воздуха, а став возду-
c
хом, отходит в отведенное ей место. Но вокруг нет пустого
пространства: значит, вновь возникший воздух оказывает
давление на окружающий. Последний под действием дав-
ления тяжело налегает отовсюду на толщу земли, сильно
сжимает ее и вдавливает в те помещения, которые только
что были покинуты вновь образовавшимся воздухом. Ко-
гда земля сдавлена воздухом до такой степени, что уже не
может быть разрушена водой, она уплотняется в камень,
более красивая разновидность которого состоит из равных
и однородных частиц и потому прозрачна, а менее красивая
d
отличается противоположными свойствами.
Далее, та разновидность земли, которая стремительным
действием огня избавлена от влаги и потому еще суше, чем
вышеназванная, наречена горшечной глиной; однако под-
час немного влаги все же остается, и тогда рождается зем-
ля, расплавленная огнем, которая по охлаждении превра-
щается в особый камень с черной окраской
89
.
Есть еще две разновидности, из которых точно таким
же образом удалена б´ольшая часть примешанной воды, од-
нако частицы земли в их составе тоньше; обе они отлича-
ются соленым вкусом и затвердели лишь наполовину, так
что вода снова может их разрушить. Первая разновидность
547

---

пригодна, чтобы отчищать масляные и земляные пятна: это
щелочь. Вторая же разновидность весьма хорошо включа-
ется во вкусовые ощущения рта и представляет собой соль:
это — любезное богам тело, как именуют ее по обычаю
90
.
e
То, что состоит из соединения обеих последних разно-
видностей, может быть разрушено огнем, но не водой, а
основывается эта связь вот на чем: прежде всего земляные
толщи не расторжимы ни для огня, ни для воздуха, ибо
частицы последних меньше, нежели пустоты в этой толще,
так что они могут свободно проходить насквозь, не прибе-
гая к насилию, и по этой причине не разлагают и не раз-
рушают землю. Но частицы воды крупнее, а значит, они
прокладывают себе дорогу насилием, рушат землю и раз-
лагают ее. Поэтому земля, если она не подвергнута насиль-
ственному сжатию, может быть разрушена только водой, а
61
если подвергнута — только огнем, ибо тогда в нее не остает-
ся доступа ни для чего, кроме огня. Воду же, если она с осо-
бой силой уплотнена, может разрушить один лишь огонь,
но если уплотнена слабее, то оба рода — как огонь, так и
воздух; при этом воздух вторгается в пуст´оты, а огонь так-
же и в треугольники. Наконец, воздух, если он испытал
насильственное сжатие, не может быть разрушен ничем,
разве что только может быть сведен к своему первоначалу;
но, если он не претерпел сжатия, его разлагает один лишь
b
огонь. Значит, с телами, возникшими из смешения земли и
воды, происходит следующее: до тех пор пока вода заполня-
ет все пустоты в насильственно уплотненной земле, части-
цы воды, подступающие извне, не находят доступа внутрь,
обтекают вокруг всей этой массы и не могут ее разложить,
в то время как частицы огня, напротив, внедряются между
частицами воды и, воздействуя на воду точно так же, как
вода воздействует на землю, одни оказываются в состоя-
нии принудить смесь земли с водой расплавиться и рас-
течься.
Заметим, что из этих смесей некоторые содержат мень-
ше воды, нежели земли: таковы все виды, родственные
стеклу, а также все так называемые плавящиеся камни.
548

---

Другие, напротив, содержат больше воды: таковы все те-
c
ла из разряда восков и благовонных курений.
Пожалуй, мы с достаточной полнотой показали разно-
образие видов, вытекающее из сочетаний и взаимоперехо-
дов фигур. Теперь попытаемся выяснить причины воздей-
ствий, производимых всем этим на нас. Прежде всего надо
приписать вещам, о которых идет речь, одно свойство —
постоянно быть ощущаемыми; а ведь мы еще не дошли до
рождения плоти и всего того, что к ней относится, а так-
же до рождения смертной части души. Между тем и об
d
этих предметах немыслимо с должной основательностью
рассуждать, отвлекаясь от воздействия ощущений, и го-
ворить об ощущениях, отвлекаясь от вопросов о плоти и
смертной части души; но вести речь о том и другом сразу
едва ли посильно. Значит, нам придется принять одно из
двух в качестве предпосылки, а потом еще раз вернуться
к этому. Так вот, чтобы нам сразу перейти от родов [тел]
к оказываемым этими родами воздействиям, пусть нашей
предпосылкой и будет все относящееся к телу и душе.
Для начала посмотрим, почему это об огне говорят, что
e
он горяч? На этот вопрос мы должны ответить, приняв во
внимание режущее и разлагающее воздействие его на наши
тела. Едва ли не все согласятся, что ощущение от огня —
пронзительное; при этом нам следует вспомнить о его режу-
щих гранях и колющих углах, затем о малости его частиц
и о быстроте их бега, ибо все эти свойства таковы, что сооб-
щают огню напор и проворство, и потому ничто не может
противостоять его режущей силе. Достаточно вспомнить и
принять в расчет его очертания и то, как они были рож-
62
дены, чтобы уразуметь: эта природа, как никакая другая,
способна проникать наши тела, тончайшим образом рас-
щеплять их и доставлять тому, что мы согласно вероятно-
сти зовем теплом, его свойства и его имя.
Противоположное [воздействие] довольно ясно, но все
же и его мы не оставим без объяснения. Когда окружающая
тело и состоящая из более крупных частиц влага проникает
внутрь, она вытесняет находящиеся там меньшие частицы,
549

---

однако оказывается не в состоянии утвердиться на их ме-
стах и только сжимает все, что ни есть в нас влажного,
доводя его до такой плотности, что оно из неоднородного и
подвижного становится однородным, неподвижным и зако-
ченевшим. Поскольку же это происходит против природы
b
[нашего тела], то оно в согласии со своей природой всту-
пает в борьбу и силится отвоевать себе прежнее состояние.
Эту борьбу и эти сотрясения нарекли дрожью и ознобом, в
то время как все состояние в целом, а равно и то, чем оно
вызывается, именуют холодом.
Твердым зовется то, что заставляет податься нашу
плоть, мягким — то, что под воздействием последней по-
дается само; и вообще названия эти употребляются соот-
носительно. Но податливо все то, что имеет малые основа-
ния; напротив, вид [тела], покоящегося на квадратных ос-
c
нованиях и потому особо устойчивого, оказывается самым
неподатливым, причем его высокая способность к отпору
объясняется и тем, что как раз он плотнее всех прочих.
Что касается тяжелого и легкого, то эти два состояния
могут быть наилучшим образом выяснены лишь в связи с
природой того, что известно под именами «верха» и «ни-
за». Дело в том, что представление, согласно которому и
впрямь от природы существуют две противоположные об-
ласти, разделяющие надвое Вселенную, — низ, куда устрем-
ляется все наделенное телесной массой, и верх, куда любая
вещь может направиться лишь по принуждению, — оказы-
вается неправильным. Ведь коль скоро небо в своей целост-
ности имеет вид сферы, значит, все крайние точки, равно
d
удаленные от центра, по своей природе одинаково крайние,
между тем как центр, на одну и ту же меру отстоящий
от них, должен считаться пребывающим прямо напротив
каждой из них. Но если космос действительно имеет такую
природу, какую же из этих точек можно назвать верхом
или низом, не навлекая на себя справедливой укоризны за
неуместное употребление слов? Ибо центр космоса, строго
говоря, по природе лежит не внизу и не вверху, но имен-
но в центре, в то время как поверхность сферы и центром
550

---

быть не может, и не имеет в себе части, как-либо отлич-
ной от других — скажем, более близкой к центру, нежели
противоположная ему часть. Иколь скоро космос во всех
e
направлениях по природе своей совершенно единообразен,
какую пару противоположных наименований можно к нему
приложить, не погрешая против стройности слога? Допу-
стим, что в центре Вселенной покоится некое равномерно
взвешенное твердое тело: оно не могло бы продвинуться ни
к одной из крайних точек, поскольку находится со всеми в
63
совершенно одинаковом отношении, а если бы кто-нибудь
принялся обходить это тело по кругу, вновь и вновь ока-
зываясь собственным антиподом, ему пришлось бы обозна-
чить одно и то же направление попеременно то как верх, то
как низ. Да, поскольку целое, как только что было сказано,
имеет вид сферы, значит, обозначать одно место как верх,
а другое как низ не имеет смысла.
Но откуда же пошли эти обозначения и как мы настоль-
ко свыклись с ними, что перенесли их на небо в целом, раз-
деляя последнее надвое? Прийти к согласию относительно
b
этого мы сможем, если предварительно сделаем одно допу-
щение. Вообразим, что некто находится в том месте Все-
ленной, которое преимущественно отведено природе огня,
сосредоточенного там в огромном количестве и отовсюду
туда устремляющегося; пусть для этого человека оказалось
возможным встать там и отделять части огня, кладя их
на чаши весов. Допустим далее, что он поднимает весы,
насильственно водворяя отторгнутый огонь в несродный
ему воздух: очевидно, что в таком случае меньшие части
окажутся податливее к насилию, нежели большие. Когда
одна и та же сила поднимает в высоту две вещи, меньшая
c
вещь по необходимости больше повинуется принуждению,
а большая — меньше, и отсюда большое именуется тяже-
лым и стремящимся вниз, а малое — легким и стремящимся
вверх. На том же самом мы можем поймать и самих себя,
когда мы действуем в отведенной нам части Вселенной. В
самом деле, если мы стоим на земле и отделяем части зем-
леподобных тел, а то и самой земли, чтобы насильственно
551

---

и наперекор природе ввести их в чуждую среду воздуха,
то обе [стихии] проявят тяготение к тому, что им сродно,
d
однако меньшие части все же легче, нежели большие, усту-
пят насилию и дадут водворить себя в чужеродную среду;
именно поэтому мы называем их самих легкими, и место,
в которое мы принуждаем их направляться, — верхним, а
то, что противоположно тому и другому — соответственно
тяжелым и нижним. Но все это необходимо должно раз-
нообразиться, коль скоро главные скопления тел каждого
рода занимают в пространстве различные места, лежащие
одно против другого: то, что легко или тяжело, высоко или
низко в одном месте, может быть соотнесено с легким и тя-
желым, высоким и низким в другом месте, противополож-
e
ном первому, и оказаться находящимся в косвенных отно-
шениях с этим последним и полностью от него отличным
как с точки зрения возникновения, так и с точки зрения су-
ществования. Но одно остается верным для всех случаев:
стремление каждой вещи к своему роду есть то, что делает
ее тяжелой, а направление, по которому она устремляется,
есть низ, между тем как противоположное тому и другому
и наименования носит противоположные. Таковы причины
этих состояний.
Что касается причины состояний гладкости и шерохо-
ватости, то ее каждый сможет усмотреть сам и разъяснить
другому: твердость в соединении с неоднородностью дает
шероховатое, однородность в соединении с плотностью —
гладкое.
64
После того как мы рассмотрели воздействия, распро-
страняющиеся на все тело, нам осталось обсудить самое
важное: причину приятных и болезненных впечатлений, да
и вообще все то, что через посредство частей тела способ-
ствует ощущениям, вызывая страдание или удовольствие.
Но причины любых воздействий — ощущаемых или неощу-
щаемых — мы поймем, если для начала припомним произ-
веденное нами раньше различение между тем, что по при-
роде своей очень или, напротив, мало подвижно: именно
по этой тропе следует продвигаться, чтобы изловить вы-
b
552

---

слеживаемую добычу. Так вот, если хотя бы мимолетное
воздействие приходится на то, что по природе своей очень
подвижно, это воздействие разносится по кругу от одних
частиц к другим, пока не дойдет до разумного [начала] и
не поведает ему о свойствах воздействующего предмета; на-
против, то, что малоподвижно, слишком устойчиво, чтобы
передавать воздействие по кругу, а потому вынуждено при-
нять его лишь на себя и не приводить в движение то, что
находится по соседству. Но раз первое воздействие не пере-
ходит от одних частиц к другим, живое существо в целом
так и не воспринимает его и остается к нему нечувствитель-
ным. Это верно применительно к костям, волосам и прочим
c
частям нашего тела, которые состоят главным образом из
земли, в то время как первый случай наиболее характерен
для слуха и зрения, ибо в них действеннее всего проявляет
себя сила огня и воздуха.
Итак, обо всем, что относится к удовольствию и страда-
нию, д´олжно мыслить следующим образом. Всякое против-
ное природе воздействие, оказываемое на нас с большой си-
лой, болезненно, в то время как полное возвращение к есте-
d
ственному состоянию приятно; то, что совершается тихо и
постепенно, остается неощутимым, в противном же случае
дело обстоит наоборот; наконец, все то, что совершается без
труда, может быть весьма ощутимо, но не сопровождает-
ся ни страданием, ни удовольствием. Примером последнего
может служить зрительное впечатление: ведь зрительный
луч, как было сказано прежде, во время дня являет собою
сросшееся с нами тело: ни рассечения, ни ожоги, ни прочие
e
воздействия такого же рода не причиняют ему боли, а воз-
врат к прежнему состоянию — удовольствия, но при этом
он дает самые полные и ясные ощущения всякий раз, когда
испытывает на себе воздействие [тел] или сам, прикасаясь,
на них воздействует. Все дело в том, что его расщепления
и воссоединения чужды насильственности. Напротив, те-
ла, состоящие из более крупных частиц, сопротивляются
воздействию, но при этом передают толчок всему живому
существу в целом, испытывая удовольствие и страдание:
553

---

страдание — при изменении, удовольствие — при возврате в
прежнее состояние. Но те [органы], в которых отход [от при-
65
роды] и опустошение совершаются постепенно, а наполне-
ние — сразу и с большой силой, к страданию нечувствитель-
ны, к удовольствию же, напротив, чувствительны и пото-
му не доставляют смертной части души ощущения боли,
но служат источником сильного удовольствия; очевидный
b
пример тому — приятные запахи. Напротив, когда отход от
естественного состояния происходит быстро, а восстанов-
ление мало-помалу и с трудом, перед нами прямо проти-
воположный случай: его можно наблюдать при ожогах и
рассечениях тела.
Итак, что касается воздействий, общих для всего тела, и
имен, прилагаемых к тому, что эти воздействия вызывает,
то об этих вещах мы сказали почти все. Теперь попыта-
емся в меру наших сил сказать что-нибудь об ощущениях,
связанных с определенными частями [тела], а также о при-
чинах воздействий.
Во-первых, нам следует разъяснить, насколько это воз-
можно, тот предмет, который мы обошли молчанием во вре-
мя наших прежних рассуждений о соках, а именно произ-
c
водимые ими воздействия на язык. По всей видимости, эти
воздействия, как и многие другие, порождены особого ро-
да сжатиями и расширениями, но они более других зависят
от состояний шероховатости и гладкости. Например, когда
частицы земли входят в те жилки, которые служат язы-
ку как бы чувствительными волокнами, протянутыми до
d
самого сердца, они соприкасаются там с влажной, мягкой
плотью и на ней растекаются, отчего жилки сжимаются и
как бы высушиваются; если эти частицы земли более ше-
роховаты, они дают едкий вкус, если менее — терпкий. Да-
лее, те вещества, что прочищают вышеназванные жилки
и отполаскивают всю область языка, проделывая свою ра-
боту не в меру бурно и доводя дело до разрушения самой
плоти языка, именуются горькими: таково свойство щело-
e
чи. Но другие вещества, уступающие щелочи в силе и про-
чищающие язык лишь умеренно, имеют соленый вкус, чуж-
554

---

дый той жесткости, которая присуща всему горькому, и ка-
жущийся скорее приятным. Вещества еще одного разряда,
приобщившись к теплоте рта и разжижаясь от нее, стано-
вятся от этого огнистыми и в свой черед обжигают то, что
их разогрело, а по своей легкости несутся вверх, к органам
ощущения головы, и проникают все, что ни попадется на их
пути; благодаря этой своей способности они именуются ост-
66
рыми. Но когда те же самые вещества утоньчаются от гни-
ения и находят доступ в тесные жилки, то они застают там
земляные частицы и частицы воздуха в правильном соот-
ношении, приводят эти последние в движение, заставляют
перемешиваться друг с другом и пениться, а вспенившись,
образовывать около вторгшихся частиц полости. Ивот при
этом влага, иногда землистая, а иногда чистая, обволакива-
ет воздух, создавая для него как бы жидкие вместилища —
водяные шары с пустотами внутри; из них одни образова-
b
ны чистой влагой и потому прозрачны, и называются они
пузырями, между тем как другие возникли из землистой
влаги, которая в силу своей землистости подвижна и стре-
мится кверху, и они-то дают так называемое брожение и
закисание. Вещество, повинное во всех этих состояниях, со-
ответственно называется кислым. Но то воздействие, кото-
c
рое противоположно всем только что описанным, и причи-
ну имеет противоположную: когда состав влаги входящих
[в тело] веществ по природе своей родствен составу язы-
ка, эта влага смазывает и размягчает огрубевшее, стягива-
ет или, напротив, расправляет все неестественно раздутое
или сведенное и вообще возвращает все к распорядку при-
роды. Каждое подобное зелье, врачующее насильственные
состояния, для всех приятно и желанно, почему и зовется
сладким
91
.
Итак, об этом достаточно. Что касается того рода воз-
d
действий, которые относятся к ноздрям, то здесь нет опре-
деленных разновидностей. Всякий запах имеет половинча-
тую природу, ибо нет такой формы, которая по своему стро-
ению могла бы возбуждать определенный запах. Те жилы
в нашем теле, которые для этого предназначены, слишком
555

---

тесны для частиц земли и воды, но слишком просторны
для частиц огня и воздуха, а потому никто и никогда не
мог обонять собственного запаха какой-либо из этих [сти-
e
хий]; запахи рождаются лишь от таких веществ, которые
либо разжижены, либо загнивают, либо плавятся, либо ис-
паряются. Им дает жизнь то переходное состояние, которое
возникает, когда вода претворяется в воздух либо, напро-
тив, воздух в воду. Все запахи являют собой либо пар, либо
туман: ведь туман лежит на полпути от воздуха к воде, а
пар — на полпути от воды к воздуху. Поэтому они тоньше
воды, но грубее воздуха; это становится очевидным, если
с усилием вдыхать воздух сквозь перекрывшую дыхание
преграду и наблюдать, как все пахнущее отсеивается и воз-
дух доходит очищенным от запахов. Понятно, что много-
67
образие запахов остается безымянным, ибо оно не сводится
к большому числу простых форм. Здесь существует толь-
ко одно четкое двучленное разделение — на запахи прият-
ный и неприятный. Последний оказывает насильственное и
огрубляющее действие на всю полость, простирающуюся от
макушки до пупа, между тем как первый смягчает загру-
бевшее и с приятностью возвращает его к первоначальному
состоянию.
Третья область наших ощущений — слух, и для получа-
емых им воздействий нам тоже следует отыскать обуслов-
b
ливающие причины. В общих чертах скажем, что звук —
это толчок, производимый воздухом через уши на мозг и
кровь и доходящий до самой души, между тем как вызван-
ное этим толчком движение, которое начинается с головы и
оканчивается в области печени, есть слышание. Если дви-
жение быстро, звук высок; чем оно медленнее, тем ниже
звук. Равномерное движение дает ровный и нежный звук,
c
неравномерное — грубый, сильное — громкий, слабое — ти-
хий. Что касается созвучий, то необходимость понуждает
нас отложить этот предмет напоследок.
Теперь остался только четвертый род ощущений, но он
являет большое многообразие, требующее расчлененного
подхода. Многообразие это имеет общее имя цвета; а цвет —
556

---

это пламя, струящееся от каждого отдельного тела и состо-
ящее из частиц, соразмерных способности нашего зрения
ощущать. О причинах зрения мы уже говорили прежде, а
d
сейчас уместнее и нужнее всего надлежащим образом ска-
зать о цветах.
Те частицы, которые несутся от других тел и сталки-
ваются со зрительным лучом, бывают либо меньше, чем
частицы последнего, либо крупнее, либо такой же величи-
ны. Те, что имеют такую же величину, неощутимы, и мы
называем их прозрачными. Напротив, те, что больше, сжи-
мают зрительный луч, а те, что меньше, расширяют его,
и действие их можно сравнить с действием холодного и
горячего на нашу плоть, а также с действием терпкого и
обжигающего (или «острого», как мы выражаемся) на наш
e
язык. Это — белое и черное, то есть впечатления, рожден-
ные в иной области чувств, чем только что перечисленные,
и потому кажущиеся иными, но на самом деле тождествен-
ные им. Так мы и назовем их: «белое» — то, что расширяет
зрительный луч, «черное» — то, что его сужает. Когда же
огонь иного рода, несущийся более порывисто, ударяет в
зрительный луч, проникает его до самых глаз, насильствен-
но разверзает глазные проходы и разжижает их вещество,
68
он заставляет излиться оттуда весь тот огонь и воду, что
мы называем слезами. Поскольку же с двух сторон встре-
чаются два огня, причем один с молниеносной силой бьет
из глаз, а другой входит в глаза и там угасает от влаги, из
их смешения рождаются всевозможнейшие цвета; это на-
зывают переливами, а тому, чем вызвано такое состояние,
дали имена блестящего и сверкающего.
b
Есть и такой род огня, который стоит посередине между
двумя вышеназванными; он достигает глазной влаги и сме-
шивается с ней, но не блестит. Мерцание этого огня сквозь
растворившую его жидкость дает кровавый цвет, который
мы нарекли красным.
От смешения сверкающего огня с красным и белым воз-
ник желтый цвет; но о соотношении, в котором они бы-
ли смешаны, не имело бы смысла толковать даже в том
557

---

случае, если бы кто-нибудь его знал, ибо здесь невозмож-
но привести не только необходимые, но даже вероятные и
правдоподобные доводы. Далее, красный цвет, смешанный
c
с черным и белым, дает пурпурный или темно-лиловый,
если все части смеси сильнее обожжены, а черного цвета
примешано больше. Желтое в смешении с серым дает ко-
ричневое, серое же само есть смесь белого и черного; жел-
тое в смешении с белым дает цвет охры. Когда же белое,
сойдясь с блестящим, ложится на густо-черную основу, то-
гда возникает синий цвет, между тем как сочетание синего
с белым дает голубой, а коричневого с черным — зеленый
цвет
92
.
Из этих примеров достаточно ясно, к каким смешениям
d
можно свести все остальные цвета, не нарушая при этом
правдоподобия. Но тот, кто попытался бы строго прове-
рить все это на деле, доказал бы, что не разумеет различия
между человеческой и божественной природой: ведь если у
бога достанет и знания, и мощи, дабы смесить множество
в единство и сызнова разрешить единство в множество, то
нет и никогда не будет такого человека, которому обе эти
задачи оказались бы по силам.
Все вышеназванные вещи, рожденные в то время под
e
воздействием необходимости, взял в свои руки демиург са-
мой прекрасной и лучшей из возникших вещей, вознаме-
рившись породить самодовлеющего и совершеннейшего бо-
га; причинами, которые присущи самим вещам, он пользо-
вался как вспомогательными, но при этом сам направлял
каждую из возникших вещей ко благу. Поэтому д´олжно
различать два вида причин — необходимые и божествен-
ные — и отыскивать во всем причины второго рода, дабы
стяжать через это для себя блаженную жизнь, насколько
природа наша это допускает; а уже ради них нам следу-
ет заниматься и причинами первого рода, поняв, что при
забвении необходимости немыслимо ни уразуметь, ни схва-
69
тить, ни вообще как-либо приблизить к себе то единствен-
ное, о чем мы печемся.
Теперь заготовленные причины разложены у нас по ро-
558

---

дам, как строительные припасы у плотников, и нам оста-
ется только выложить из них дальнейшую часть нашего
рассуждения; вернемся, однако, к исходной точке и повто-
рим вкратце весь наш путь вплоть до того места, которого
мы только что достигли, а уже потом попытаемся дать на-
b
шему сказанию подобающее заключение.
Как было упомянуто вначале, все вещи являли состоя-
ние полной неупорядоченности, и только бог привел каж-
дую из них к согласию с самой собою и со всеми другими
вещами во всех отношениях, в каких только они могли быть
причастны соотносительности и соразмерности. Ведь досе-
ле в них не было ничего подобного, разве что по какому-
нибудь случайному совпадению, и вовсе не к чему было
c
применить те имена, которыми мы ныне именуем огонь и
воду, а равно и прочие вещи; бог впервые все это упорядо-
чил, а затем составил из этого нашу Вселенную — единое
живое существо, заключающее в себе все остальные живые
существа, как смертные, так и бессмертные.
При этом божественные существа создал сам демиург,
а порождение смертных он доверил тем, кого сам породил.
Ивот они, подражая ему, приняли из его рук бессмерт-
ное начало души и заключили в смертное тело, подарив
d
все это тело душе вместо колесницы; но, кроме того, они
приладили к нему еще один, смертный, вид души, вложив
в него опасные и зависящие от необходимости состояния:
для начала — удовольствие, эту сильнейшую приманку зла,
затем страдание, отпугивающее нас от блага, а в придачу
двух неразумных советчиц — дерзость и боязнь — и, нако-
нец, гнев, который не внемлет уговорам, и надежду, кото-
рая не в меру легко внемлет обольщениям. Все это они сме-
шали с неразумным ощущением и с готовой на все любовью
и так довершили по законам необходимости смертный род
души.
Однако они, несомненно, страшились без всякой необ-
ходимости осквернить таким образом божественное нача-
ло и потому удалили от него смертную душу, устроив для
нее обитель в другой части тела, а между головой и гру-
e
559

---

дью, дабы их разобщить, воздвигли шею как некий пере-
шеек и рубеж. Ибо именно в грудь и в так называемое
туловище вложили они смертную душу; поскольку одна