С. В. Иванова з. З. Чанышева лингвокультурология: проблемы, поиски, решения монография

ГЛАВА 2. ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЯ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
Краткий обзор развития философской и языковедческой мысли убеждает, что динамика развития филологического знания в рамках гуманитарных наук стимулировала появление такого нового направления лингвистических исследований, как лингвокультурология (далее: ЛК), и в дальнейшем способствовала последующему оформлению ее основных теоретических положений. В самом названии нового направления содержится указание на его главный постулат: язык и культура находятся в тесном взаимодействии, и это взаимодействие в качестве своего основного результата предполагает манифестацию в рамках языкового знака. И хотя культурная составляющая, с точки зрения ученых, может по-разному воплощаться в единицах языковой системы, непреложность идеи бытования культуры в языке обусловливает обязательность признания лингво­культурных связей, какими бы сложными и неоднозначными они ни представлялись. Таким образом, ЛК является таким направлением лингвистических исследований, которое позволяет последовательно и в полной мере сосредоточиться на выявлении культурного своеобразия, передаваемого языковыми единицами, то есть на языковых носителях культурной информации, на способах закрепления культурного знания в единицах языка и речи, на механизмах вербализации содержания, связанного с культурой языкового сообщества.

1. 
   Предпосылки возникновения и развития лингвокультурологии
   

Появление ЛК как нового направления лингвистических исследований стало закономерным результатом развития гуманитарной мысли ХХ века. С одной стороны, лингвокультурологическая гипотеза (идея о бытовании культуры в языке) стала своеобразным итогом развития филологических изысканий уходящего тысячелетия. Лингвистика ХХ века, обратившаяся к человеку и провозгласившая принцип антропоцентризма, то есть признания человека как меры всех вещей, создала необходимые предпосылки для возникновения такого направления, как ЛК. Человек как основной пользователь языковой системы, как создатель речевых произведений, носитель этно­культурной идентичности получил в лингвистических исследованиях статус языковой личности, что позволило языковедам найти отсутствующее звено в диаде язык ^ культура и сосредоточиться уже на триаде язык ^ языковая личность^ культура. ЛК как направление лингвистики, исследующее взаимодействие языка и культуры на уровне системы языка и в речевой деятельности индивида, дает возможность исследователю работать в рамках единого лингво­культурного пространства и, соответственно, ставить и решать новые для языкознания вопросы.
С другой стороны, ЛК знаменует постсовременный этап развития научного знания, который характеризуется тем, что «на прошлое смотрят не как на предпосылку, а как на свою непосредственную составную часть. Это слияние того, что есть, с тем, что было» [Гулыга 2002: 6]. Именно так наши современники определяют возможность достижения прогресса в науке, поскольку «прогресс - неотъемлемое свойство сознательного развития, которое не прерывалось» [Герцен 1948: 30]. Прогресс как «деятельная память» [там же] предполагает аккумуляцию достигнутого, подкрепленную новым знанием, апробированными методами, привлечением новых свидетельств и аргументов, способствующих дальнейшему, более глубокому проникновению в суть изучаемого.
Последовательное развитие идей ЛК стало возможным благодаря знанию, добытому человечеством в процессе обыденного познания окружающей действительности и в рамках научной деятельности. Соответственно, представляется возможным говорить о том, что предпосылки, способствовавшие появлению этого направления лингвистических исследований, восходят к 5 основным сферам-источникам: (1) специфика протекания социальных процессов в обществе и мире, (2) последовательное развитие философских воззрений, (3) проявление общенаучных тенденций, (4) динамика дальнейшего развития и обогащения современного гуманитарного знания, и, наконец, (5) процессы, связанные с развитием самой лингвистики. Представляется целесообразным более конкретно остановиться на вкладе каждой из перечисленных выше сфер человеческого знания, так как это позволит раскрыть теоретические положения философского, общегуманитарного и лингвистического свойства, принципиальные для развития ЛК.
В социальном отношении внимание к частному, отдельному, специфичному стало реакцией на всеобщий глобализм и стирание существующих различий. Глобализм и противоположное ему направление к отмежеванию представляют собой два разнонаправленных вектора развития этнического самосознания и межэтнических отношений. Представляется, что биполярность данных тенденций межэтнического существования порождает не только действие механизма форматирования социальных процессов, но и обусловливает постановку соответствующих научных проблем и задач. Каждое из данных направлений требует своего осмысления, оправдания и поиска взаимоприемлемых решений, оптимальных для дальнейшего развития каждого отдельного этнического или национального сообщества и всего мирового сообщества в целом. В этом отношении ЛК исходит из тезиса о том, что «каждый язык - прежде всего национальное средство общения, и было бы странным, если бы в нем не отразились специфически национальные факты материальной и духовной культуры общества, которое он обслуживает» [Виноградов 2004: 39].
Философия познания, которая позволила выделить его чувственную и рациональную ступень, дает возможность рассматривать язык как элемент «живого знания» (термин В.П. Зинченко). Кроме того, динамика развития научного познания обусловливает появление новых научных парадигм, которые, с одной стороны, отражают участки окружающей действительности, выступающие в качестве новых объектов научного исследования, а, с другой стороны, предлагают новые способы решения стоящих перед исследователями задач. Помимо этого, общенаучная тенденция, связанная с характерной особенностью явлений окружающего мира существовать в многочисленных связях (знаменитое Il se tiens), проявляется в возникновении «двойных», стыковых дисциплин. Эта тенденция к образованию междисциплинарных связей не обошла и языковедение: лингвистика осуществляет массированную экспансию в смежные дисциплины, за счет чего происходит обогащение научного знания. Ученые активно поддерживают идею научной интеграции, прогнозируя, что «полифония наук сулит значительные открытия в будущем» [Ажеж 2003: 9]. ЛК стала еще одним ярким подтверждением плодотворности синтезированного характера современного научного знания.
ЛК является наглядным, «вещественным» результатом многоголосия современного научного знания. В ней не только сопрягаются векторы нескольких научных парадигм. Она сама существует на стыке целого ряда гуманитарных дисциплин: лингвистики, культурологии, философии, семиотики,
литературоведения, психологии, социологии, конфликтологии, этнологии, этнопсихологии, теории коммуникации и теории межкультурной коммуникации. Многочисленные связи ЛК со многими областями знаний еще раз доказывают глубину и правомерность высказывания академика Ю.С. Степанова об особенности современного состояния развития науки: «Творческая деятельность ученого протекает не в «рамках той или иной дисциплины или науки», а в иной системе членения знания - в рамках «проблемной ситуации». «Проблемная ситуация» - вот классификационная единица современного научного знания» [Степанов 1999: 6].
Кроме того, изучение связи языка и культуры стало неизбежным следствием наблюдаемой в настоящее время трансформации гуманитарного знания в «необходимую компоненту практической деятельности» [Орлова 2004: 3]. Изыскания в области лингвистики, и в частности ЛК, служат выработке и реализации решений, касающихся значимых секторов общественной жизни. Так, важность результатов ЛК исследований связана с «актуальностью разработки проблем взаимодействия культур разных народов («диалога культур»)» [Бельчиков 2004: 186], что обусловлено острым характером протекания процессов межэтнического взаимодействия в современном обществе.
Наконец, питательной почвой для возникновения и развития ЛК проблематики явилось развитие самой лингвистики - ее методологии и постулатов. Во-первых, разработанные и прошедшие широкую апробацию в рамках лингвистики признанные методы исследования позволяют приблизиться к решению очень сложных задач современного этапа развития филологии как таковой. Во-вторых, разработанные лингвистикой ХХ века положения о языке как системе систем, имеющей знаковый характер, предполагающей совокупность плана выражения и плана содержания языкового знака, существование знаков в парадигматике и синтагматике, различение языка и речи, а также речевой деятельности, легли в основу дальнейших разработок языковедов. Перемещение фокуса исследовательского интереса со структуры на значение языковой единицы, исследование функциональной стороны языковой единицы, дальнейшее развитие идей о значении языковых единиц, его динамическом характере, уточнение положений о компонентах значения, дискуссии по коннотативному компоненту значения, исследования, направленные на выявление связи языка и познания посредством анализа языковых структур, овнешняющих ментальные операции и служащих вербальной упаковкой сложных мыслительных процедур, анализ лингвистического и экстралингвистического в языке, эксплицитного и имплицитного в речи - все это в совокупности позволило лингвистам приступить к решению сложной задачи описания лингво-культурного взаимодействия. Именно эта задача объединяет большое количество исследований, которые проводятся в русле ЛК парадигмы.
Существование в языкознании нескольких, не отрицающих друг друга парадигм [Шаховский 1998: 59], так называемый полипарадигматизм (Е.С. Кубрякова) рассматривается
исследователями как показатель эвристической зрелости, как залог плодотворности проводимых изысканий. И в этом отношении ЛК пользуется методами, выработанными в рамках других научных парадигм, и одновременно сама снабжает другие направления лингвистических исследований как материалом, так и способом проведения аналитических процедур.
Согласно своему статусу, как интегрирующая дисциплина ЛК знаменует собой становление нового типа анализа языковых единиц. Целью этого анализа является описание пространства той или иной лингво-культурной общности сквозь призму языка и дискурса и культурного фона коммуникативного пространства [Красных 2002: 13], а также интерпретация языковых знаков в терминах культурного кода [Телия 1998: 227], исторической памяти народа. Таким образом, используя образное выражение М.К. Мамардашвили [Мамардашвили 2002: 19], можно констатировать, что ЛК помещает язык «в лоно действия культурной памяти, культурного механизма».
Выше уже говорилось о том, что тезис о связи языка, мышления и культуры имеет продолжительную историю в лингвистике. Вместе с тем, следует подчеркнуть, что необходимость и закономерность обращения к ЛК тематике в нынешних условиях продиктована тем, что в последнее время остро встала проблема переосмысления и уточнения представлений о языке в связи с анализом его функционирования, ломающим представления о ригористичности языковых структур. Динамика, гибкость, емкость, структурный характер языкового значения, природа его взаимодействия с планом выражения, обусловленность социо-культурными факторами заставили лингвистов по-новому взглянуть на многие процессы функционирования языкового знака. Изучение функциональной стороны языка неизбежно привело ученых к проблематике «оязыковления» (Е.Ф. Тарасов): взаимодействия языка и мышления, языка и личности говорящего, языка и культуры. Именно последний комплекс избран в качестве главного объекта, требующего пристального внимания и тщательного изучения в рамках ЛК.
Безусловно, появлению ЛК способствовало ясное осознание того факта, что язык не существует вне культуры и что культура ведет в языке самостоятельное существование [Телия 1998]. Определение цели, предмета и объекта ЛК является неоспоримым шагом к рационализации знания о взаимодействии языка и культуры и позволяет ЛК как самостоятельному направлению лингвистических исследований преодолеть «мифологичность» предшествующего описания связи языка и культуры. В ЛК «языковая и связанная неразрывно с ней - культурная сущность» [Трубачев 2002б: 171] поставлены во главу угла и составляют полноценный объект исследования. Соответственно, ЛК дает возможность системного изучения связи языка и культуры, будучи направленной на объективизацию этого взаимодействия.
ЛК как лингвистическое направление генерирована целым рядом факторов как общелингвистического, так и частного, внутрипарадигмального, лингвокультурологического, порядков.
Во-первых, нельзя не отметить изменений, касающихся основополагающих теоретических установок, которыми руководствуются языковеды: от приоритета универсального, глобального - к доминированию специфического; от констатации структурной детерминированности к пониманию диссипативного характера языка. Современные лингвисты обращают внимание на гибкость языковой структуры, на подвижность языковых единиц. Жесткость структурирования, характерная для взглядов исследователей ХХ века, уступила место более тонкому пониманию неоднозначного характера и природы языка. Динамический аспект лингвистических исследований, считавшийся приоритетным для психолингвистики, стал проникать и в непосредственно лингвистические работы, авторы которых осознали и выразили необходимость [Трубачев 2002а: 4; Степанов 1995] обратить внимание на «живой язык со всеми атрибутами сложности живого языка» [Трубачев 2002б: 5]. Динамика как важнейшее свойство языковых сущностей становится предметом лингвистических исследований, проводимых в рамках различных лингвистических парадигм. Например, прагматический аспект исследований неизбежно сталкивается с отсутствием фиксированности и соответствующей гибкостью семантических показателей. Прагматический ракурс исследований убеждает, что значение языковой структуры формируется под воздействием ситуации, а не только конкретной, фиксированной семантики языковых форм. Так, динамичность языковых структур весьма наглядно предстает при анализе оценочности в целом и аксиологической лексики в частности [Якушина 2003]. О необходимости динамического подхода к фактам языка при рассмотрении их в когнитивном ракурсе убедительно пишут Г.В. Гафарова и Т.А. Кильдибекова [Гафарова, Кильдибекова 2003]. Положение о динамическом характере языковых единиц является одним из основополагающих утверждений в рамках психолингвистики. Так, исследование семантики слова в психолингвистическом ключе дает основание говорить об обусловленности значения слова опытом говорящего индивида, его психическими особенностями [Рогожникова 2000].
Во-вторых, повышенный интерес к ЛК тематике связан с «выявлением огромного неоднородного фонда конкретных пограничных явлений и фактов, которые ранее не привлекали к себе пристального внимания, в то же время являлись свидетельством высокой степени сложности и многогранности анализируемого языкового материала, не вписывающегося в традиционную лингвистическую парадигму» [Голякова 2002: 6]. Сюда относятся многие проблемы, возникшие и решаемые в рамках теории текста, дискурса, прагматики: имплицитность смысла, смысл vs значение, имплицитность/ эксплицитность выражения, постановка и решение коммуникативных задач, коммуникативные неудачи.
В результате исследований лексической и грамматической систем, применения полевого и функционального принципов описания языковых единиц стало совершенно ясно, что «язык в разнообразии своих форм отражает самые разные способы развития понятий о мире» [Колесов 2000: 10]. Осознание данного факта повлекло за собой смещение исследовательских установок: внимание к универсалиям [Гринберг 1970; Гринберг et al: 1970] сменилось столь же глубоким интересом к специфичному, ограниченному рамками одного языка.
Немаловажным этапом для становления и развития идей ЛК стали результаты, полученные в ходе исследований в рамках функционально-коммуникативного подхода и социолингвистики. Интерес к влиянию социальных факторов в языке, их воздействию на функционирование языка, характерный для этих языковедческих парадигм, подготовили почву для дальнейших изысканий, в которых вопрос о связи языка и культуры как основной характеристики общества мог бы быть поставлен во главу угла.
Следующим фактором, способствующим развитию ЛК, стало появление новых парадигм, ознаменовавших вторую половину ХХ столетия, - парадигм, нацеленных на получение знаний о человеке в языке и языке в человеке. Лингвокогнитология, теория речевых актов, анализ дискурса в значительной мере подготовили почву для того, чтобы ЛК проблематика была поставлена на повестку дня современной лингвистической теории. Прежде всего, необходимо подчеркнуть, что эти направления лингвистического анализа фокусируются вокруг личности говорящего и укладываются в рамки антропоцентрической парадигмы, к которой полноправно принадлежит и ЛК. ЛК позволяет расширить рамки антропоцентрической парадигмы, поставив задачу последовательного описания взаимодействия языка и культуры в терминах лингвистического анализа.
Кроме того, результаты исследований, полученные в рамках указанных направлений лингвистического знания, служат солидной базой, на основе которой проводятся ЛК изыскания. ЛК ракурс становится неотъемлемой частью полномасштабного анализа при рассмотрении текста, дискурса, когнитивных структур, проблематики, находящейся в ведении прагматики, коммуникативно-функциональной лингвистики. Текст как целостная коммуникативно-ориентированная единица, находящаяся за пределами границ слова и предложения, представляет неисчерпаемый источник для исследований лингвокультурологов. Действительно, создаваемый человеком говорящим текст не может не отражать уровня и характера развития культуры данного лингво-культурного сообщества (далее: ЛКС): в структурном плане, с точки зрения выбора адекватных лексических единиц, порождаемых смыслов, системы образов текст несет на себе печать культурной традиции. В свете этого, закономерным представляется вывод о том, что тексты являются строительным материалом общего здания культуры⁵. “Текстовый универсум”, понимаемый как вся совокупность текстов данного ЛСК, по сути, он является «проекцией ценностных ориентаций и моральных установок общества, будучи определен культурным фоном и фондом нации как фрагмент культурной традиции, фиксирующей в социально организованных стереотипах групповой опыт, который воспроизводится и накапливается в различных лингво-культурных сообществах» [Иванова 2003: 46]. Текст является ярчайшим порождением, проявлением и генератором лингво-культурного симбиоза. Он «воткан» в национальную культуру многими нитями и требует многостороннего ЛК анализа.
Так же естественна экстраполяция ЛК проблематики на сферу дискурса как на язык в действии. Изучение дискурса продемонстрировало значимость социо-культурных параметров (ситуации, возрастных, гендерных и пр. характеристик участников коммуникации) при построении дискурса. Соответственно, культурологическая маркированность дискурсивных маркеров, дискурсивных, когнитивных и коммуникативных стратегий обусловливает дальнейшее его изучение в свете ЛК. Достижения теории речевых актов, сосредоточенной на целевой направленности высказывания, также расширили теоретический плацдарм для ЛК изысканий, поскольку обратили внимание на разнообразие языкового оформления и языковых способов решения различных коммуникативных задач. Теория вежливости в рамках прагматики высказывания предопределила обращение к языковым и речевым средствам, позволяющим корректно добиваться решения коммуникативных задач. Однако, как известно, вежливость культурологически маркирована как с точки зрения языковых форм воплощения, так и культурных моделей, которые оказываются задействованными в различных ситуациях коммуникации. Соответственно, развертывание подобных исследований в сторону ЛК проблематики естественным образом укладывается в рамки исследовательской логики. Изучение языка как коммуникативного средства позволил обратиться к анализу коммуникативных стратегий и тактик. Однако и эти инструменты решения коммуникативных задач «затачиваются» в соответствие с культурной традицией социума. Следовательно, исследование их в ЛК формате имеет большие перспективы.
Соответственно, аналитические возможности новых парадигм внутри лингвистики, которые позволяют рассматривать известное под новым углом зрения, поскольку имеют большой исследовательский (интерпретирующий, объяснительный и моделирующий) потенциал, позволяют достичь таких результатов и освоить такие пласты исследовательского массива, которые были недоступны для традиционной лингвистики. В данном отношении нельзя не привести мнения В.И. Герасимова и В.В. Петрова, которые утверждают, что лингвистика более не обладает монополией на конструирование общей языковой модели [Герасимов, Петров 1988: 6], а эта последняя строится совместными усилиями исследователей, работающих в рамках различных парадигм.
Немаловажным фактором, стимулировавшим интенсивное развитие ЛК исследований, является и изменение взгляда на методологию научного поиска, на аналитические процедуры, задействованные в ходе работы. Эвристический вектор перемещается: от доминирования формального подхода к, казалось бы, невозможному для исследовательской практики - признанию интуиции, языкового чувства, «вчувствования в язык» (Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров), интроспекции (А. Вежбицкая, Д.О. Добровольский).
«Интроспективный метод используется, когда языковые факты исследователь не регистрирует, а создает сам, используя себя как носителя языка» [Кибрик 2003: 53]. Несмотря на критические замечания ряда исследователей относительно верифицируемости полученных при использовании интроспекции результатов [БПС 2004: 2009; Иванова 2005: 63; Кибрик 2003: 44], новые эвристики широко и плодотворно привлекаются учеными при анализе языкового материала.
Свидетельством этому являются многочисленные интересные работы А. Вежбицкой (см. [Вежбицкая 1997, 1999, 2001]). Так, нарочитая строгость традиционной лингвистики уступает место множественности и гибкости подхода.
По-видимому, привлечение новых методов напрямую связано с развитием, расширением, углублением понимания языка: как вечной работы духа, как системы и живой стихии (В. фон Гумбольдт), как «дома духа», «дома философствования» (Ю.С. Степанов), «дома бытия» (А.М. Хайдеггер) по сравнению с его интерпретацией как фиксированной системы языковых знаков.
Наконец, немаловажным фактором стало торжество идеи интеграции наук для решения комплексных задач, которые ставят перед собой современные исследователи. Интегративность является логическим следствием антропоцентрической направленности современного гуманитарного знания. Человек как мера всех вещей, как конечный объект и высшая точка исследовательского дерзания современной гуманитарной науки предполагает, что различные аспекты и стороны человеческой деятельности и ее проявлений, которые составляли отдельные предметные области разных научных дисциплин, неизбежно стали восприниматься в своей совокупности. Соответственно, от анализа современное гуманитарное знание перешло к синтезу - синтезу сфер и областей исследовательского поиска, когда различные направления гуманитарного знания переживают состояние взаимной адаптации и взаимной ориентированности в связи с тем, что только в комплексе они способны отразить целостность главного объекта своего исследования - человека. Все это, в конечном итоге, подтверждает глубокую, обобщающего характера мысль Н.Д. Арутюновой о том, что «континуальность мира берет верх над попытками представить его дискретно» (Н.Д. Арутюнова)⁶. Обращает на себя внимание тот факт, что интегративность, или междисциплинарность, отражается уже в именованиях многих направлений современной науки о языке: политическая лингвистика, социолингвистика, психолингвистика, когнитивная лингвистика. ЛК не стала исключением в этом ряду пограничных, смежных дисциплин. Синтезирующий характер ЛК [Алефиренко 2010; Воробьев 1993: 44; Красных 2002: 12-13] обусловлен ее сутью как комплексной пограничной науки, «стоящей на грани” лингвистики, этнографии, фольклористики, культурологии, социологии, “опирающейся во многом на их источники и достижения и пользующейся, как многие другие современные научные дисциплины, комплексными методами» [Толстой 1997: 315].
Подводя итог сказанному, необходимо еще раз подчеркнуть, что ЛК была подготовлена всем ходом социального и научного развития. Сложная совокупность разнопорядковых факторов не только подготовила появление ЛК, но и придала ей тот формат, в котором она существует в настоящее время. В отличие от традиционного языкознания, ЛК как постсовременная научная парадигма позволяет поставить и решать целый ряд вопросов, касающихся корреляции фактов языка и культуры, которые в течение длительного срока оставались за рамками исследований, либо спорадически освещались, но не составляли объект системных изысканий. ЛК, рассматривая язык и культуру как единый комплекс, каждый элемент которого неотъемлем один от другого в едином семиотическом лингво - культурном пространстве, позволяет фиксировать своеобразие этого пространства, и тем самым способствует сохранению культурной памяти народа. Вместе с тем, ключевой вопрос ЛК состоит, во-первых, в определении системообразующих факторов, определяющих взаимоотношения между единицами языка и категориями культуры, и, во-вторых, механизма, который на уровне языка отвечает за системную передачу этого взаимодействия.

2. 
   Культурная составляющая лингвокультурологического комплекса
   

ЛК исследования не могут не обращаться к культурологическим и культурно-антропологическим изысканиям в поиске ответа на вопрос о сущности культуры и ее основных признаках. Многочисленные определения культуры, а в настоящее время их насчитывается несколько сотен, позволяют выделить ее основные сферы, стороны и свойства. Необходимость определения сущности культуры и детализации ее содержания продиктована тем фактом, что культура ведет в языке свое существование. Соответственно, задачей ЛК является выделение в языковой единице этого культурного инфильтрата. Возможность такого выделения возникает только тогда, когда четко определена суть содержания феномена «культура».
Несмотря на различия в трактовках культуры, которые обусловлены различием в теоретических установках, подходах и методологии исследователей, основные свойства культуры как некоего цельного феномена поддаются идентификации. Так, вслед за отечественным исследователем культуры Л.И. Иониным, можно констатировать, что для большинства культурологов культура - это характеристика человеческого общества, это то, что отличает человека от животных. Кроме того, объединяющим для всех определений тезисом является небиологический характер наследования культуры. Культура предполагает обучение. И, наконец, все они признают, что “культура напрямую связана с идеями, которые существуют и передаются в символической форме (посредством языка)” [Ионин 1996: 47]. Присоединяясь к другим исследователям, полагаем, что в силу многогранности самого понятия “культура” все выработанные на данный момент определения отражают разные аспекты рассматриваемого понятия. Вместе с тем, необходимо указать на важные для ЛК комплекса свойства культуры по отношению к обусловливающей ее реальности. В данном случае речь идет о сферах проявления культуры: культура может выступать как среда обитания, как поведенческий код и образ жизни, как способ деятельности и как система символов.
Прежде всего, культура понимается как рукотворная среда обитания человека (“man-made part of our environment”) [Oxford 1990]. В другом, более образном, определении культура трактуется как “социальный цемент всех наших отношений; это среда, в которой мы двигаемся и дышим и проводим свое существование” [Brooks 1968]. Таким образом, понятие среды - материальной и социальной - является базовым для интерпретации культуры.
В русле подхода, свойственного для бихевиористов, культура предполагает наблюдаемое поведение (observable behavior) или поведенческие стереотипы (sets of behaviors), как, например привычки и традиции. Лингвисты-антропологи приравнивают культуру к социально приобретенному поведению [Hanvey 1976], «структурированной системе моделированного поведения» [Ладо 1989: 50]. К этому пониманию культуры добавляют и правила, диктующие тот или иной тип поведения. Следовательно, культура отождествляется с образом жизни, что включает не только видимое поведение, но и правила, предписывающие отношения и стиль поведения [Whorf 1956]: «культура (в ее отношении к стилю жизни) относится к роли индивидуума в бесконечном калейдоскопе жизненных ситуаций различного рода и правилам или образцам отношения и поведения в этих ситуациях» [Oxford 1995]. В английской научной традиции принято подчеркивать различие между культурой как системой материальных и духовных ценностей и антропологической культурой. Антропологическая культура включает обычаи, взгляды на мир, язык, систему родства, социальные институты и другие практики людей, принадлежащих данному сообществу [Scollon & Scollon 1995: 126].
Когнитивный подход сфокусирован не столько на видимом поведении, сколько на том, как индивид воспринимает и интерпретирует это поведение. Соответственно, акцент переносится на значение и истолкование культуры личности.
Существует определение культуры и как системы символов или значений и, соответственно, производится поиск соотношения между значением, опытом и реальностью с символистской точки зрения [Omaggio 1993]. На знаковый, семиотический, характер культуры указывают лингвисты и культурологи отечественной школы [Ионин 1996: 47; Костомаров, Бурвикова 2000: 3]. Они подчеркивают целостный, единый характер культуры, рассматривая ее как “единый интертекст, который в свою очередь служит как бы предтекстом вновь появляющегося текста” (И.П. Ильин, цит. по [Степанов 2001а: 37]). Таким образом, подчеркивается способность культуры как знаковой системы к “самопродолжению”, то есть порождению все новых и новых образований, подчиняющихся существующим в рамках данной системы законам. Более того, информационно-семиотическая интерпретация культуры признается в настоящее время как наиболее продуктивная для ЛК исследований [Костомаров, Бурвикова 2000:3].
Одно из обобщающих определений культуры трактует это понятие как “то комплексное целое, которое включает знания, верования, искусство, моральные догмы, законы, традиции и всякие другие способности и привычки, приобретенные человеком как членом общества” [Britannica v. 16: 874]. Исходя из существа выше приведенных определений, можно резюмировать, что связь языка и культуры проходит по многим направлениям, она многогранна и мноогоаспектна. Таким образом, язык живет и развивается в определенной среде, которую можно именовать культурным окружением. В этом смысле культура - это социально наследуемый комплекс практических умений и идей, характеризующих образ жизни и передаваемый при помощи языка [Britannica v. 22: 548]. Значимость рассмотренных выше дефиниций культуры с точки зрения логики ЛК исследования связана с выделением концептуальных пределов изучаемого понятия, что позволяет внести конкретику в определение понятийной области культуры. В конечном итоге определение культуры касается выделения трех сфер. Культура находит свое выражение, “во-первых, в форме завершенных, нашедших свою материализацию предметах материальной и духовной деятельности человека. Здесь в результатах человеческой деятельности нашли свое воплощение особенности человеческой деятельности в различных типах культуры, типах человеческого общества, на определенных этапах его человеческого развития. Во-вторых, в форме субъектов, творцов и носителей культуры. Здесь культурология опирается на этнографические описания, этнологию (учение о народе-этносе), на социологические измерения общества. Однако, в отличие от социально-философского рассмотрения общества, культуролог доводит свое исследование до социально-психологического уровня, выделяя национальный характер народа, менталитет (особенности мышления), проявления нравственности. В-третьих, в форме институциональных связей, институтов, которые переводят субъективную деятельность индивидов в объективный план. Здесь речь идет не только о том, “что” производит этнос, и не только “кто” производит, каково культурное лицо (обычаи, нравы и традиции) этноса, а главное - “как производят”. И это “как” характеризует прежде всего способ освоения действительности, технологический опыт, приемы и способы получения информации и передачи их от поколения к поколению” [Драч 1996: 236-237]. Таким образом, можно выделить цивилизационную, социально-психологическую и модусную, или деятельностную, составляющие культуры. Цивилизационная составляющая культуры предполагает результаты хозяйственной деятельности людей в соответствии с прохождением различных ступеней технического и технологического развития данного сообщества. Социально-психологическая составляющая включает национальный характер, менталитет, проявления нравственности. И, наконец, модусная, или деятельностная, составляющая указывает на способы освоения действительности, восприятия и передачи информации. Таким образом, культурно - языковые связи покрывают широкую область проявления действия культуры. Разнородность составляющих культуры, то есть свойство, благодаря которому и достигается широта охвата многообразных явлений действительности, является фактором, затрудняющим изучение культурно-языкового взаимодействия. Тем не менее, исследование лингво-культурных связей и корреляций предполагает обращение к языковым манифестациям любой из перечисленных выше составляющих культуры, что в содержательном плане составляет существо явления культурологической маркированности [Иванова 2002: 25]. «В основе культурологической маркированности лежит процесс манифестации культурно-языковой специфики, являющейся результатом отражения посредством языковых форм и средств хотя бы одной из составляющих культуры» [Иванова 2003а: 25]. Таким образом, детализация содержания культуры способствует конкретизации и идентификации объекта поиска в ЛК исследовании.
Таким образом, культура - это и мир артефактов, то есть предметов, являющихся продуктами и результатами человеческой
деятельности, и мир смыслов, то есть человеческих представлений, связанных с окружающей действительностью во всех ее проявлениях, и мир ценностных ориентаций, благодаря которым артефакты и смыслы связываются друг с другом. Все это вместе взятое существует в рамках некоторой совокупности знаков. Данная совокупность, в свою очередь, включает разнообразные системы знаков, или коды, исторически складывающиеся в данной общности. Соответственно, в фокус рассмотрения ЛК попадают не только отдельные, разрозненные кванты того или иного ЛКС, но и системы, коды культуры. Реконструкция кодов, в свою очередь, ведет к распредмечиванию архетипов, то есть древнейших представлений, врожденных психических структур, соотносящихся с коллективным бессознательным. С другой стороны, декодирование культурных кодов связано с распознаванием ценностных ориентаций, что представляется вполне закономерным, ибо культура признается культурологами как ценностная система [Есин 1999: 40].
Кроме определения и наполнения понятия «культура», что входит в сферу культурантропологии и культурологии, другой чрезвычайно значимой областью исследований этих наук для лингвокультурологии стали исследования проблем личности и идентичности. Культура имеет своего носителя, субъекта. И этим носителем является личность, или, иными словами, идентичность. Соответственно, все измерения личности - гендер, возраст, социальные маркеры - будучи отражены вербально, могут стать объектом исследования лингвокультуролога.
Наряду с определением содержания культуры, выявлением ее основных свойств, а также манифестантов и форм существования, культурологи пытаются провести типологию культур в связи с признаваемыми в той или иной культуре ценностями. И эти данные также оказываются весьма важными для ЛК исследований. Так, например, выделяются культуры горячие и холодные, культуры монохронные и полихронные, культуры высококонтекстуальные и низкоконтекстуальные.
Таким образом, культурная составляющая ЛК исследовательского комплекса предполагает охват проблематики, восходящей к содержанию культуры per se (суть культуры, сферы культуры, ценности), характеру и формам существования культуры (знаковый характер, культурные коды, архетипы), различным типам культуры и носителю культуры (языковая личность, или идентичность).

3. 
   Языковая составляющая лингвокультурологического комплекса
   

Как уже неоднократно подчеркивалось, тезис о бытовании культуры в языке стал основополагающим постулатом для ЛК изысканий. Однако кажущаяся аксиоматичность данного утверждения отнюдь не отменяет дискуссионности вопроса о том, в каком виде, качестве, наконец, формате культура ведет в языке свое существование. Именно этим вопросом задается американский исследователь Джон Луси, желая выяснить то, когда корреляция между языком и культурой получает летеико-грамматическое оформление [Lucy 1996: 44].
Сложность описания языкового механизма в лингво - культурном комплексе обусловливается структурной, семантической, функциональной неоднородностью и неоднозначностью языка как такового. Язык сочетает в себе конкретное и абстрактное, субъективное и объективное, личностное и коллективное, национальное и универсальное. Таким образом, трудности, связанные с пониманием характера и особенностей взаимосвязи языка и культуры, продиктованы комплексностью самого феномена «язык». Более того, языковые едииницы в многообразии их употребления допускают множественность интерпретаций. И, в довершение ко всему, язык терминален: “у языка <...> нет вторичной знаковой системы, которая бы раскрывала его смыслы. Он делает это сам, толкуя одни смыслы через другие, перефразируя их, но не выходя за свои пределы. Язык, в отличие от человека, лишен языка, который бы фиксировал, ограничивал и стабилизировал его смыслы. Тайна человека приоткрывается через язык, тайна языка безъязыка” [Арутюнова 2000:

8. 
   . На раскрытие этой тайны направлены усилия многих лингвистов. ЛК исследование языковых единиц приоткрывает одну из завес над полным загадок миром языковых смыслов. Описание взаимодействия языка и культуры представляет собой одну из попыток приблизиться к тайне языка, покрытой завесой языковой самодостаточности и амбивалентности, затрудняющей любую дешифровальную деятельность.
   

Сама языковая единица, которая может существовать в синтагматике и парадигматике, в синхронии и диахронии, передавать различные типы значений, иметь свой собственный характер референтной отнесенности, знаковая природа языка, сложное и неоднородное устройство языковой системы, ее структурность - все это способствует тому, что культурное содержание может передаваться посредством самых разных доступных языку инструментов.
Исследование культурной детерминированности языковых единиц обычно связано с единицами лексической системы как главным инструментом номинации. Продуктивным для изучения неповторимости номинативной деятельности членов различных ЛКС при исследовании культурно детерминированных лексических единиц является сопоставление лексико-семантических систем различных языков. Так, сравнивая культурно маркированную лексику английского и русского языков, И.В. Привалова выделяет несколько типов семантических расхождений, которые находят вербализацию в словаре указанных языков и ведут к маркированию данного типа лексики: (1) историко-этимологические, то есть связанные с историческими изменениями языков (horse - лошадь, конь), (2) родовидовые, предполагающие различную степень родовидовой детализации при номинации объектов (пальцы - fingers, toes), (3) конкретизирующие, то есть обусловленные расхождением включенных в эквивалентные поля признаков (удобный - comfortable, convenient), (4) абстрактно-конкретные, то есть связанные с отсутствием эквивалентности степени абстракции (thing - вещь, дело, предмет, существо и т.п.), (5) каузативные, когда одновременно реализуются значения каузативности/некаузативности в английских лексемах (to burn, to fall, to boil, etc.), (6) понятийные, обусловленные разным количеством объектов и признаков, обобщенных в сопоставимых лексических единицах (англ. to get реализует 28 различных значений, в то время как соотносящиеся русские словоформы моносемантичны) [Привалова 2005: 121].
Тем не менее, считаем необходимым дополнить результаты сопоставительного анализа непосредственным обращением к языковым носителям культурологической маркированности при опоре на основополагающие свойства языкового знака и особенности передачи семантической информации. Содержательная емкость лексической единицы, которая может увеличиваться благодаря сложной структуре значения, с одной стороны, и возможности выражения нескольких значений или компонентов значений в одной лексической единице, с другой, открытость семантики к влияниям контекста и возможность не только последовательных семантических изменений под влиянием временных факторов, но и мгновенных семантических интервенций со стороны ЛКС, динамичность и гибкость лексической системы, ее адаптивность к нуждам говорящего человека, природа и характер референтной отнесенности - все эти факторы позволяют совмещать выражение культурного содержания с разными сторонами существования и функционирования лексической единицы.
Анализ референтной отнесенности, совмещающий знак, мысль и предмет, что в случае обращения к единицам лексической системы предполагает наличие референциальных отношений между словом, понятием и референтом (знаменитый треугольник К. Огдена и И. Ричардса), позволяет сделать вывод о том, что каждый из этих элементов может быть источником культурологической отнесенности
и, таким образом, способствовать культурологической маркированности лексической единицы. Напомним, что культурологическая маркированность в содержательном плане предполагает передачу информации, относящейся к одной из выше обозначенных сфер культуры: цивилизационной, социально­психологической и деятельностной, или модусной.
Культурологическая маркированность может быть обусловлена особенностями референта. Ярким примером этого являются слова, обозначающие всевозможные реалии, характеризующие особенности жизненного уклада ЛКС (e.g., Easter bunny, freeway, bungalow, пасхальное яйцо, веник в бане, компостер в общественном транспорте). Природа таких лексических единиц очевидна: она обусловлена окружающей реальной действительностью. Вместе с тем культурологической маркированностью может характеризоваться понятие, обозначаемое данной лексической единицей, к примеру, Prime Minister в Великобритании и премьер- министр в России в понятийном плане далеко не однозначны. Доказательством этого являются функции и круг полномочий данного должностного лица в этих странах. Таким образом, при существовании в русском языке одноименного референта и самого имени «премьер министр» понятие, стоящее за английским словом, не равнозначно понятию, называемому эквивалентным словом русского языка. Более того, те или иные понятия могут вообще отсутствовать в разных языках. Показательным в этом отношении является замечание Е.В. Падучевой о том, что «есть понятия, фундаментальные для модели одного мира и отсутствующие в другом» [Падучева 1997: 21]. Классическим примером такого рода стало понятие privacy, характеризующее статус личности и ее бытование в мире и связанное, прежде всего, с миром носителей английского языка [Fox 2004: 42-49; Paxman 1999: 115-140].
Наконец, сам языковой знак в силу того, что он способен порождать «культурно обусловленные образы» [Seelye 1993: XIII], может стать культурологически маркирован. Данная способность лексической единицы обусловлена сложным характером передаваемой ею лексико-семантической информации. Эта информация, составляющая план содержания лексической единицы, «включает в себя не только лексическое значение, но и прагматическую и синтаксическую информацию, отражающую требования данной лексемы к ситуативному и языковому контексту» [Кобозева 2000: 79]. Структура лексико-семантической информации включает в себя сигнификативный, денотативный, прагматический и синтаксический компоненты. Сигнификативный компонент, то есть ядро лексического значения слова, связан с отражением действительности в сознании человека. Сигнификат слова предполагает “совокупность существенных признаков обозначаемых словом объектов” [Кобозева 2000: 81]. «Денотат определяется как связанный с данным словом в сознании носителя языка целостный образ типичного, эталонного представителя соответствующего данному слову класса сущностей» [Кобозева 2000: 83]. Прагматический слой значения слова “содержит информацию об отношении человека, использующего данное слово, к обозначаемому слову объекту или к адресату сообщения, а также специфическую для данной лексемы информацию о тех речевых действиях, которые можно осуществлять с ее помощью (о ее прагматических функциях)” [Кобозева 2000: 87].
Культурологическая маркированность может быть присуща любому из перечисленных выше слоев значения слова. Наглядным примером культурологически маркированного сигнификативного слоя является сигнификат слова school / школа. Анализ семантической структуры английского слова выявляет более широкие возможности его использования вследствие более широкой концептуальной области, которую он покрывает. Слово school обозначает и учреждение, и здание, и собрание людей, и учебную деятельность, и тип образовательного учреждения. Словарь русского языка (цит. по [Бибок 1996: 159]) не вычленяет значения деятельности и собрания людей. Не дифференцированы значения “здание” и “учреждение”. Русское понятие “школа” уже понятия, выраженного соответствующим английским словом. Так, the School of Foreign Languages может означать факультет иностранных языков, School broke up - занятия закончились, начинаются каникулы, School is over - школьный год подошел к концу. Предложение I go to school означает не только обучение в средней школе, но может быть применимо к обучению различного рода (курсы, университет, колледж). Лексико - семантическое пространство русского языка предлагает различные наименования для данных сущностей.
Таким образом, культурологическая маркированность может иметь источником «несоразмерности» значения лексических единиц, «несовпадение систем многозначных слов в разных языках» [Томахин 1980: 80]. Речь в данном случае идет о так называемых единицах неполного соответствия (термин Ю.Д. Апресяна [Апресян 1979ст: 504]). Дело в том, что случаи полного совпадения значений слов любых двух языков относительно редки [Бархударов 1980: 11-15]. Зачастую слова не имеют адекватных переводных эквивалентов и при переводе теряют компоненты, составляющие денотативное значение данного слова (именно это обстоятельство представляет собой весомый аргумент в пользу признания переводимости не абсолютным, а относительным понятием [Швейцер 1988: 10]). “Такая лексическая “несоизмеримость” характерна прежде всего для слов с достаточно сложным значением: чем больше разных идей впрессовано в одно значение, тем больше вероятность того, что комбинация идей окажется уникальной. <...> Однако иной раз относительно несложные значения обнаруживают аналогичную несоизмеримость” [Апресян 1979ст: 505]. Так, в синонимическом словаре [Апресян 1979] в качестве примеров подобного рода приведены лексические единицы thrill, abandon, fire, синонимический ряд help - aid - assist [Апресян 1979ст: 504-506]. Таким образом, культурологически маркированная лексика может иметь различия в сигнификативном компоненте значении лексической единицы, что, безусловно, является следствием различий в категоризации мира и свидетельствует о разном подходе «к вычленению отличительных свойств предметов, на основании которых складываются понятия» [Томахин 1980: 80].
Культурологической маркированностью может
характеризоваться виртуальный денотат лексемы, который связан с образным слоем значения. Денотат является «ментальным отражением объекта действительности, но при этом противостоит сигнификату как нерасчлененное, целостное, неотрефлектированное представление об объекте его рациональному, аналитическому представлению в виде определенной комбинации признаков» [Кобозева 2000: 83]. Так, как отмечалось уже выше, денотативное значение русских слов “душа”, “судьба”, “тоска” имеет ощутимую культурологическую маркированность. А. Вежбицкая полагает, что в них раскрывается и отражается русский национальный характер, что предопределяет их уникальность для русской культуры [Вежбицкая 1997: 33].
Прагматический компонент значения слова также может оказаться культурологически маркирован. Прагматическая информация предполагает отношение говорящего к обозначаемому или к адресату за счет коннотаций, а также потенциальных и скрытых
сем ⁷.
О культурологической маркированности могут свидетельствовать коннотативные семы, “выражающие не существенные, но устойчивые признаки выражаемого ... понятия” [Апресян 1995б: 159], “связанные с отношениями оценки, эмоции, экспрессивностью и функционально-стилистической отнесенностью” [Арнольд 1979: 12]. Так, примером культурологической маркированности могут служить коннотативные семы отрицательной оценки у английского прилагательного cheap. Русское выражение Это дешево желательно передать английским It is a good bargain или It is a deal, поскольку использование эквивалента cheap придаст английскому высказыванию отрицательную окраску. Не рекомендованы для употребления в современном английском языке «неполиткорректные» прилагательные fat, obese, и даже tall и т.п..
Культурологическая маркированность может быть обусловлена потенциальными и скрытыми семами, то есть “теми компонентами значения, которые выявляются через сочетаемостные возможности” [Арнольд 1979: 10]. Порою культурологическая специфика наиболее ярко высвечивается при реализации словом его сочетаемостных потенций, в синтагматических связях. Это связано с тем, что слово совмещает в себе языковую семантику и знания о мире, внеязыковой опыт. Именно эта, последняя, сфера приводит к постоянной деформации языкового значения слова [Тураева 1994: 107].
В настоящее время все большее понимание находит утверждение о том, что лингвистика не является единственным фактором, обусловливающим план содержания языковой единицы. В этом смысле понятно утверждение Патрика Серио о том, что “семантика не выводится только из лингвистики” [Серио 2001: 559]. Следовательно, интерпретация слова в рамках высказывания нередко требует от говорящего знаний об окружающей действительности, бытующих в данном национально-культурном образовании, то есть знаний национально-культурного характера. Во-первых, реципиенту требуется обыденное знание, вызываемое нейтральным контекстом. Именно такое знание конкретизирует недоопределенное ядерное значение. Это связано с выявленной концептуальной семантикой недостаточной конкретизацией значения слов, включающих в свой состав несколько семантических компонентов [Бирвиш 1981: 177-190].
Уточнение производится посредством “так называемого концептуального сдвига, который “сдвигает” значение ядра в различные концептуальные области, и с помощью концептуальной дифференциации, которая всего лишь слегка дифференцирует значение ядра внутри одной и той же концептуальной области. Другими словами, интерпретация означает превращение неточно определенных семантических значений в полностью определенные концептуальные значения на основе обыденного знания” [Бибок 1996: 157].
Все вышеприведенные рассуждения свидетельствуют в пользу того, что непосредственная языковая семантика подвержена влиянию внешних факторов, включая факторы культурологического порядка. Недостаточная конкретизация семантических компонентов денотативного значения на языковом уровне восстанавливается в процессе использования лексической единицы в различных сочетаниях. Сочетаемостные возможности обусловливают и акцентируют культурологическую маркированность данного слова. Так, именно контекст способствует выявлению различий в семантике русского слова подарок и соответствующих английских лексем gift и present. Так, для русского узуса довольно характерны высказывания следующего плана: “Сегодня неординарное, радостное событие - жители Сипайлово получают прекрасный подарок. Открытие парка - это еще одна яркая страница в жизни нашего города” (ВУ 2002, 18.07) или: «Уникальный подарок горожанам» (название статьи о газораспределительном пункте, который действует в режиме головного и обеспечивает автоматическую работу без постоянного присутствия обслуживающего персонала) (ВУ 2002, 31.08). В данном случае обыгрываются два значения: “то, что дарят” и “то, что приносит радость” (БТСР: 858). Безусловно, подарки, о которых идет речь в вышеприведенных примерах, не являются даром в юридическом смысле: это то, “что доставляет удовольствие, нравится” (БТСР: 858). Данное словоупотребление высвечивает отличие русского слова “подарок” и соответствующих английских gift и present. Слово present объясняется через лексему gift (OALD: 812). Gift с свою очередь подразумевает “thing given, present, donation (FREE gift)”, а также в юридическом смысле “voluntary transference of property without compensation” (OALD: 41)], что соответствует русскому “дар”, “дарение”. Следовательно, в английском сознании не может быть подарком погода, чей-то приезд (ср. в (БТСР: 858): Такая хорошая погода - просто подарок! Его приезд - настоящий подарок). В английском языке указанные употребления покрываются семантической структурой лексемы joy. Толковый словарь современного английского языка Лонгмэн определяет ее как: great happiness and pleasure: To Beth’s surprise and joy, she was awarded first prize (LDCE: 764) (ср.: К удивлению и радости Бет, ей дали первый приз) или something or someone that gives you happiness and pleasure: the joys and sorrows of bringing up a family (ср.: радости и горести воспитания детей); The new Merc’s a joy to drive (ср.: Новый Мерседес - подарок для водителя).
Таким образом, культурологическая маркированность, «своего рода индекс содержания культуры» [Хойер 1999: 61], может быть обусловлена разнообразными факторами и, соответственно, различным образом проявляться на уровне слова. Культурологическая маркированность может иметь источником само понятие, означаемое данной лексической единицей, может быть предметно обусловленной, а также может входить в структуру значения слова, то есть относиться к сигнификативному, денотативному и прагматическому компонентам структуры значения, и находить выражение в сочетаемостных возможностях лексической единицы, то есть в синтактике языкового знака.
Итак, очевидно, что несмотря на яркое проявление в речи, культурологическая маркированность существует и на уровне языка. На уровне речи имеет место взаимодействие культуроносных элементов разных уровней языковой системы и разной степени актуализации. В плане синхронии культурологический маркер предполагает устойчивость, т.е. высокую степень узуализации, предсказуемость культурного со-значения. Самым ярким следствием этого является наличие соответствующей пометы в словаре. Однако нередко такая помета отсутствует, несмотря на имеющуюся культурологическую маркированность. Необходимо отметить, что культурологическая маркированность относится к ряду динамических характеристик. Она может быть инкорпорирована в значение слова и быть воспринятой всеми членами социума, а может оказаться забытой. Тем не менее, слово не освобождается от культурологической маркированности. Она продолжает характеризовать его, но при этом культурологическая характеристика теряет свою социальную способность, то есть способность обслуживать всех членов социума.
Таким образом, культурологическая маркированность лексических единиц связана с особенностями лексической семантики, синтагматическими и парадигматическими характеристиками слова, его существованием в синхронии и диахронии. Однако культурологическая маркированность может быть свойственна не только единицам лексического уровня - этот показатель присущ и единицам грамматической системы. Возможность выражения национально-специфичного со-значения определяется способностью грамматической формы выражать определенное значение как таковое. В силу того, что грамматика характеризуется своей собственной семантикой, естественным является вывод о том, что грамматическая форма также обладает национальной специфичностью, как и форма лексическая. Вопрос, требующий разрешения на этом этапе исследования, заключается в определении способов и механизмов передачи этнокультурной специфики грамматических форм. Вместе с тем уже в настоящее время в результате серьезных изысканий лингвистам удается выделить культурологическую маркированность грамматической локализации. В данном случае речь идет об одной из грамматических форм прошедшего времени в башкирском языке. Она связана с передачей ностальгического оттенка меморативно- эпического прошедшего времени [Мурясов 2002: 47, 58].
Существо другого подхода к определению ЛК специфики грамматики сводится к тому, что она может быть идентифицирована в результате функционального анализа единиц грамматической системы, анализа, учитывающего ситуацию коммуникации. Учет ситуации коммуникации дает возможность дополнить и расширить классические толкования и интерпретации единиц грамматической системы новыми понятиями и выводами. Учет ситуации коммуникации посредством построения «личной сферы говорящего» [Апресян 1995б: 644-647], введения позиции наблюдателя [Апресян 1995б: 639-644] дает основания сделать вывод о культурологической маркированности грамматической системы того или иного языка. Личная сфера говорящего представляет собой “относительно самостоятельный фрагмент наивной модели мира. В эту сферу входит сам говорящий и все, что ему близко физически, морально, эмоционально или интеллектуально: некоторые люди; плоды труда человека, его неотъемлемые атрибуты и постоянно окружающие его предметы; природа, поскольку он образует с ней одно целое; дети и животные, поскольку они требуют его покровительства и защиты; боги, поскольку он пользуется их покровительством, а также все, что находится в момент высказывания в его сознании. Личная сфера говорящего подвижна - она может включать большее или меньшее число объектов в зависимости от ситуации” [Апресян 1995б: 645-646].
Таким образом, культурологическая маркированность грамматической системы языка выявляется в результате коммуникативно-функционального описания с учетом прагматики языкового знака. При этом внимание к прагматике дает возможность исследовать единицы грамматической системы в связи с говорящим, адресатом и самой ситуацией общения. В результате, классические толкования традиционных грамматик приобретают ЛК окраску в результате описания специфики действия грамматических единиц в акте коммуникации конкретного языка.
Краткий анализ возможностей языковых единиц разной системной принадлежности показывает, что культурологическая маркированность, предполагающая манифестацию результатов отражения окружающей действительности посредством языковых форм и средств хотя бы одной из составляющих культуры, может быть связана с семантическими, синтаксическими и прагматическими показателями любого знака языковой системы. Гибкость, динамичность, вариативность, многосторонность, существование в нескольких плоскостях (синтагматика ^ парадигматика, синхрония ^ диахрония, язык ^ речь) - это те обусловленные знаковой природой языка, его системностью и структурностью параметры языковой единицы, которые позволяют ей быть носителем культурной информации.
Культурологическая маркированность как явление реализуется за счет приведения в действие культурологической компоненты информативного поля, создаваемого языковой единицей. В информативном плане культурологическая компонента - это культурно-ценностная информация, совмещенная с языковым значением и локализованная в единицах языковой системы [Иванова 2003: 25], это результат сращения языкового и культурологического значения [Иванова 2002а: 25-26]

4. 
   Специфика лингво-культурного взаимодействия
   

Существование языка и культуры в общем пространстве семиозиса [Лотман 1999: 165] предполагает обращения к анализу того, каким образом коррелируют данные системы. Это означает, что рассмотрение роли каждой из составляющих лингво-культурного комплекса необходимо дополнить освещением специфики взаимодействия языка и культуры в целом в рамках единой семиотической системы.
Необходимо отметить, что, прежде всего, в корреляции культурных и языковых единиц отсутствует изоморфизм. Соответственно, не существует жесткой закрепленности в передаче культурного содержания, относящегося к определенной сфере культуры, за теми или иными единицами языковой системы, то есть не существует предопределенности в выборе средств языковой системы, которые способствовали бы выражению культурного содержания. Так, единицы лексической системы могут отсылать к любой из выше перечисленных сфер культуры. Так, лексема bungalow указывает на цивилизационную составляющую, ибо означает объект, относящийся к материальной культуре. Privacy предполагает совмещение психологической и модусной составляющих культуры, так как в своем значении содержит отсылку к значимости личного пространства и предполагает непреложность его границ: 1 the state of being alone, and not watched or disturbed, 2 the state of freedom from interference or public attention (OALD: 920). Совмещение обеих составляющих обнаруживается и в лексеме understatement, понятии, обозначающим особую культуру формулирования мысли, свойственную британцам: 1 a statement that expresses an idea in a very weak way, 2 the action or practice of understating sth (OALD 1999: 1298).
Кроме того, языковые единицы могут демонстрировать разную степень культурологической насыщенности. Так, единицы лексической системы, служащие обозначению реалий, “наполнены культурой”, поскольку порожден культурой сам денотат. Вместе с тем, анализ лексических единиц в словаре Longman Dictionary of English Language and Culture (LDELC) обнаруживает, что единицы, требующие культурного комментария, перемежаются единицами, в нем не нуждающимися и вряд ли в какой-либо степени связанными с культурными ценностями (например, предлоги, артикли).
Далее, диапазон значений, относящихся к трем сферам культуры, чрезвычайно широк, соответственно, культурное со- значение покрывает широкую область и лишено единообразия. С одной стороны, в языке может существовать слово, обозначающее некоторый культурный предмет, специфичный для данной общности (e.g., rancho, terraced house, дача, баня по-черному/ по-белому и т.п.). В данном случае единицы лексической системы отвечают за передачу культурной информации, которая осуществляется за счет культурологически маркированного денотативного значения соответствующей лексической единицы, отсылающего к некоему специфическому для данного ЛКС культурному предмету. С другой стороны, культурологически маркированными оказываются коммуникативные стратегии, выбор которых определяется правилами ведения разговора, существующими в той или культуре, неким этнокультурным этикетом. Существование этнокультурного этикета находит выражение в существовании лингвокультуры, то есть такого симбиоза языка и культуры, который обусловливает последовательное использование разноуровневых языковых и речевых средств, детерминированных культурными нормами и представлениями данного ЛКС. Так, известно, что различные грамматические структуры разных языков могут отвечать за выполнение одной и той же коммуникативной задачи (например, просьба в русском языке оформляется глаголом в повелительном наклонении с добавлением слова пожалуйста, в то время как в английском для этой цели существуют специальные конструкции Will/ Would/ Can/ Could you ...). Соответственно, неверный выбор грамматической структуры в данном случае может завершиться культурным фиаско, иначе, потерей лица в результате невыполнения культурных норм данного ЛКС.
Кроме того, и культура и язык имеют знаковый характер, и, соответственно, соотносятся как знаковые системы. Однако и в этом случае эти системы не изоморфны: культура имеет множество языков, то есть кодов культуры, и вербальный язык представляет собой лишь один из возможных кодов. С другой стороны, вербальный язык, наряду с другими семиотическими системами, обслуживает множество существующих культурных кодов. И вот в этом общем пространстве семиозиса язык и культура существуют и сосуществуют.
Для процесса взаимодействия языка и культуры чрезвычайно важным является существование дихотомии язык/речь, ибо культура может отражаться как в элементах языковой системы, так и проецироваться на речевые единицы. С одной стороны, лингвисты говорят о национальных семантических системах [Вежбицкая 1999], которые складываются под воздействием исторического опыта, развития народа, его ценностных ориентаций. С другой стороны, культура осуществляет дальнейшее воздействие на семантику уже в речевой плоскости. Так, отечественный семасиолог Л.М. Васильев указывает, что «в процессе языкового функционирования языковые значения не только реализуют свое постоянно присущее им знаковое содержание, но и как бы впитывают в себя какую-то часть не зафиксированного в них значения об обозначаемом» [Васильев 1990: 90], то, что предопределено культурным контекстом и что осознается носителями языка. Ярким примером подобного рода является одно из значений слова кухня в современном русском языке.
E.g. Сидели мы за забором, веселились на кухне. Пели в лесах, читали в метро (М. Жванецкий).
В данном случае значение слова кухня далеко не исчерпывается его привычной словарной дефиницией как помещения для приготовления пищи. Для советских людей это место было связано с тихой оппозицией режиму и государственной пропаганде, что находит отражение в культурном комментарии переводчика миниатюры М. Жванецкого «О нас»: The Soviet kitchen was the proverbial safe haven where people got together drinking and exchanging views and jokes, usually well into the night. В результате, коннотация, прозрачная для русскоязычного человека 60-80-х годов ХХ века, полностью теряется в переводе, так как приращенный лексемой кухня культурный смысл, актуальный для определенного времени и места⁸, остается нереализованным и оказывается за кадром вербального оформления, ср.: We were cooped up behind a fence, had fun in the kitchen, we sang songs in the forest, we read on the subway.
Кроме того, культура может оставлять свой след в речевых ориентациях и преференциях коммуникантов (ср.: рус. Вы не правы ^ англ. I don’t think you ’re right).
Безусловно, такой разноплановый и разноуровневый характер взаимодействия языка и культуры не способствует единодушию при определении точного характера данного сопряжения. Кроме того, неодинаковое время закрепления культурно-языковых связей в различных языках имеет результатом разную степень языковой концептуализации и категоризации объектов и явлений внеязыковой действительности. Так, week-end для носителя английского языка является безусловным концептом, закрепившимся в сознании членов культурно-языковой общности, для обозначения периода времени с вечера пятницы до понедельника (LDELC: 633, 1486). Несмотря на заимствование данной лексической единицы в русский лексикон, носители русского языка не связывают с данным словом устоявшегося концептуального содержания.
Различается и степень транспарентности культурно-языковых связей. Лингво-культурное взаимодействие может проявляться как явно, например, при обозначении реалий, во фразеологизмах с национально-культурной лексикой (e.g., to be within an inch of doing smth) или с заложенным в них образом, восходящим к специфическому фрагменту опыта народа (e.g., baker’s dozen), так и латентно, имплицитно - в структурных, семантических, функциональных особенностях языковой единицы.
Причем на разных участках культурно-языкового комплекса соотношение культурной и языковой составляющих может варьироваться. В культурно-языковом комплексе доминирующий характер может приобретать любой из его элементов, то есть доминирование языка и/или культуры порождает асимметрию их корреляции. Так, построение системы дискурса продиктовано, прежде всего, требованиями и установками культуры. С другой стороны, степень культуроносности, культурологической маркированности многих единиц лексической или грамматической системы может быть весьма низкой и стремиться к нулю.
Кроме того, варьируется глубина проникновения культуры в ткань языка и наоборот. Развитие культуры может способствовать появлению тех или иных языковых единиц, однако это не подразумевают идентичной степени освоенности их языковым сознанием, которое понимается как особенности языковой репрезентации окружающей действительности, что включает объекты и отношения между ними. Так, в России глобализм привел к повсеместному заимствованию иноязычной лексики, однако отсутствие стоящего за ней аффективно-перцептивного комплекса не позволяет данным лексическим единицам занять полноправное место в лексиконе как выражении опыта человека. Не подкрепленная чувственным опытом членов ЛСК, такая лексика не приживается или долгое время остается чужеродной. К примеру, несмотря на широкое использование журналистами инаугурации и импичмента, данные лексические единицы так и остаются иностранками для русского языкового сознания, обращая на себя внимание непривычностью своего звучания и неясностью семантики.
Наконец, знаковый характер языковой единицы предполагает, что любая из сторон знака - семантика, синтактика или прагматика - может оказаться культурологически маркированной.
Все перечисленные выше факторы способствуют формированию такого свойства культурно-языкового комплекса, как гетерогенность. Именно гетерогенность культурно-языковых связей и обусловливает появление различного рода теорий, пытающихся высветить не только точки их соприкосновения, но и определить характер данного комплекса. Так, в истории лингвистики представлены различные подходы, имеющие целью реконструкцию взаимосвязи языка и культуры. В конечном итоге выделяются три подхода в истолковании отношений между языком и культурой: «1) язык не является ни формой, ни элементом культуры; 2) язык- часть культуры; 3) язык - форма отражения культуры» [Швейцер, Никольский 1978: 37]. Современный анализ эмпирического материала, который свидетельствует о взаимодействии языка и культуры, с убедительностью доказывает, что характер этого взаимодействия гораздо сложнее. В настоящее время ученые, исследующие проблему взаимодействия языка и культуры, склоняются к признанию того, что язык выступает как элемент, часть, факт, фактор, форма, источник, хранитель, памятник, транслятор, условие существования культуры [Пассов 1998: 18].
Литература: