Рене груссэ

Разрушение Чингиз-ханом Хорезмийской империи
Империя Чингиз-хана стала отныне непосредственным соседом
Хорезмийской империи.***
На стороне Чингиз-хана находилось все монгольское,
тюркское население, шаманисты, буддисты и несторианцы
Монголии вместе, после присоединения вотчины кара-китаев,
мусульманской Кашгарии, с чисто тюркской культурой,
испытавшей незначительное иранское влияние. Со стороны
Мохаммеда 
Хорезмийского 
напротив 
существовала
мусульманская тюркская династия, полностью иранизированная, с
тюрко-иранским населением Трансок-сианы, чисто иранское, во
владениях: Хорасан, Афганистан и Ад-жемистский Ирак. С
личностной точки зрения существовал резкий контраст между
Чингиз-ханом и Мохаммедом Хорезмийским. Первый имел
уравновешенный темперамент, был осторожным, упорным и
настойчивым. Второй, будучи неистовым искателем приключений,
отличался фривольностью, был неорганизованным, несобранным,
которого первые победы над гуридами и кара-китаями наполнили
гордостью, а первое поражение его настолько деморализовало, что
он растерял все свои качества настолько, что из героя превратился
в бедолагу, почти труса. Из этих двоих персонажей,
* См. Бартольд, Туркестан, 402 по Джувейни и Рашид ад-Дину с критикой
Абуль Гази, перевод Демезона, 102.
**Pelliot, Notes sur le Tukkestan, 55.
*** В Секретной Истории монголы называют хорезмийцев сартами, сар-тул,
сартаголь, Хениш, 87.
266

---

варвар-кочевник был из когорты руководителей, в то время как ира-
низированный тюрок, император мусульман и правитель оседлых
стран обладал душой странствующего рыцаря.
В остальном, повторимся, эта империя Хорезма, которую
Чингиз-хан разрушил в 1220 г., появилась не ранее 1194 г.
Начиная с 1212 г., Мохаммед, покончив счеты с последним
караханидом Самарканда — Османом, окончательно обосновался в
Самарканде, куда он перевел столицу из Ургенча, что около Хивы.
Это была империя в самом расцвете своего создания, совершенно
новое господство с неожиданно возникшим хозяином. Странным
образом устроенное господство, у которого для поддержки не было
ничего аналогичного, что можно было бы сопоставить с ясаком
Чингиз-хана, не было ничего такого, что могло бы поколебать
солидный престиж возрожденной империи бывших каганов.
Этнически разделенная между таджиками, иранским населением
городов и культур, с одной стороны, и, с другой — тюрками,
составлявшими костяк армии, хорез-мийская империя не была
основательной. Она не опиралась, как это было у сельджуков, на
полный тюркский клан, который полностью принял ислам и был
способен создавать военную знать ата-беков. Хорезмийская
династия вышла из династии сельджукской знати без клана,
который бы стоял за ней. Даже само хорезмийское царство — Хива,
была не так велика, чтобы прокормить солидную тюркскую
феодальную знать. Результатом явилось то, что армия была
создана из случайно завербованных наемников во всех племенах
гузз или канкли из киргизских степей, беспринципных воинов,
которыми овладевала одна только мысль: предать лишь для того,
чтобы быть завербованными в великую Чингиз-ханидскую армию.
Заметим, что родня султана была раздираема бесконечной
ненавистью. Мать султана, грозная Туркан хатун, питала ко всем
отвращение и делала все для своего внука Джелал ад-Дина,
любимого сына Мохаммеда, единственного мужественного человека
этой династии, которой было суждено исчезнуть.
При такой разнородной и рыхлой структуре, знамя исламизма
могло способствовать единению и сплоченности. Подобно
наследнику великих сельджуков — Санджару, на которого он
стремился походить, Мохаммеду Хорезмийскому предстояло
сыграть особую роль. Было бы достаточным, чтобы он провозгласил
себя сторонником Ислама, чтобы он призвал к священной войне, к
джихаду против монголов-язычников, буддистов или несторианцев.
Но в результате огромной глупости, этот монарх, который
рассчитывал повторить путь великих сельджуков и стать, как они,
султаном Ислама, насмерть поссорился с Багдадским халифом,
когда в 1217 г. он на-
267

---

меревался напасть на него. Халиф ан-Насир (1180—1225) относился
к нему, как к злейшему врагу и скорее помолился бы за монголов,
чем за него. Эта смертельная ссора султана и халифа явилась
причиной того, что мусульманский мир раскололся и оказался
обессиленным перед монгольским вторжением.*
Разрыв отношений Чингиз-хана и хорезмийцев произошел по вине
последних. Чингиз-хан пытался установить нормальные торговые и
политические связи с Хорезмийской империей. Итак, в 1218 г.,
караван, отправленный из Монгольской империи и впрочем,
состоявший за исключением монгольского посланника Укуны из
мусульман, был задержан в Отраре, приграничном городе
Хорезмийской империи на средней Сырдарье. Караван был
разграблен, а все участники каравана в составе ста человек казнены
хорезмийским правителем Инальчиком, известным в истории также
под титулом Кадыр-хан.** Чингиз-хан потребовал извинения и
возмещения за причиненный ущерб. Получив отказ, Чингиз-хан
стал готовиться к войне.***
Мобилизация монгольской армии имела место летом 1219 года
на верхнем Иртыше. Осенью Чингиз-хан прибыл в Кайалык на юго-
востоке Балхаша к карлукам, правитель которых Арслан-хан
присоединился к нему. К Чингиз-хану присоединились также со
своими войсками Сукнак тегин, новый правитель Алмалыка и
идикут
* Добавим, что даже в Трансоксиане Мохаммед навлек на себя враждебность
со стороны мусульманского «духовенства», расправившись в 1216 г. с шейхом
Медж ад-Дином Багдада из ордена Суфи Кубрави. — Что касается истории
монгольского вторжения в мусульманский мир, у Бартольда имеется критика
арабо-персидских источников «Туркестан в период монгольского нашествия»,
38-58. Напомним, что тремя оригинальными источниками являются: Несса-ви, в
1223 г., секретарь шаха Хорезма — Джелал ад-Дина, жизнь которого он описал
на арабском языке. Джузджани, бежавший в 1227 г. из Афганистана в Индию от
монгольского владычества, где он написал к 1260 г. на персидском языке
Табагати Нашири, Джувейни, сын перса на службе у монголов, и ставший сам
монгольским чиновником с молодых лет. Он совершил в 1249—1251 годах, и
снова в 1251-1253 гг., путешествие в Монголию, и монголы назначили его в
1262 г. управляющим (маликом) Багдада, к 1260 г. он написал историю Чингиз-
хана («Историю Завоевателя Вселенной», Тарихи Джихан-гушай). Он умер в 1283
г. Наконец Рашид ед-Дин (1247—1318), о котором мы поговорим попозже, в ту
эпоху, отчасти, находился в зависимости от Джувейни.
** Что касается данных имен см. Pelliot, Notes sur le Turkestan, Toung pao,
1930, I, 52-53.
*** Нессави связывает эту расправу караванщиков из-за личной скупости
Инальчика. Джузджани считает, что его тайно поддерживал Мохаммед. Ибн
аль-Атир считает, что в преступлении виноват сам Мохаммад. Джувейни
сообщает, что Инальчик был оскорблен одним из караванщиков, который не
выказал ему уважения (Бартольд, 398).
268

---

Баурчук, предводитель уйгуров. Монгольская армия, по подсчетам
Бартольда, насчитывала от 150 до 200 000 человек, по количеству
уступала 
хорезмийским 
войскам, но 
отличалась
дисциплинированностью и имела весьма оперативный «штаб».
Мохаммед Хорезмийский распределил и расставил свои войска
на линии Сырдарьи и укрепленных местах Трансоксианы.
Следствием оказалось то, что, несмотря на количественное
преимущество всей армии, силы, рассредоточенные по многим
участкам, оказались в меньшинстве по количеству. Чингиз-хан
проник в Хо-резмийскую империю около Отрара на средней
Сырдарье. Одна из монгольских армий во главе с двумя
сыновьями Чингиз-хана, Чагатаем и Угэдэем, была сосредоточена
перед укрепленным городом, который был взят после длительной
осады. Другая армия под командованием Джучи, старшего сына
завоевателя, спустилась вдоль Сырдарьи, захватила Сыгнак
напротив нынешнего города Туркестана и Дженд, неподалеку от
сегодняшнего Перовска. Пять тысяч монголов, которые пошли
вверх по Сырдарье, захватили Бенакет на западе от Ташкента и
взяли в осаду Ходжент, город, правитель которого, энергичный
Тимур мелик сумел после удачной обороны уйти вниз по течению
Сырдарьи на барке. Бар-тольд справедливо замечает в связи с
этим, что в этой войне у мусульман отмечалось больше актов
личного героизма, и было больше рыцарей, чем у монголов, но
последние отличались именно высокой организованностью,
единством командования и дисциплиной, всем тем, что
обеспечивает успех в войне.
Сам же Чингиз-хан со своим младшим сыном Толуем во главе
основных сил монгольской армии пошел на Бухару, которую он
достиг в феврале 1220 г. Тюркский гарнизон сделал попытку
прорваться сквозь ряды осаждавших для того, чтобы вырваться из
окружения, но затея оказалась безуспешной, отряд был разгромлен.
Население, покинутое своими защитниками, вынуждено было
капитулировать (10 или 16 февраля 1220 г.). Крепость, в которой
укрылись четыреста человек, была взята штурмом, а ее защитники
уничтожены. Город подвергся полному и планомерному разбою.
Население было ограблено, подвержено унижениям, с ним
обошлись по-варварски грубо, с необычайным насилием, но в
принципе казни подверглись те из числа мусульманского
«духовенства», которые попытались воспрепятствовать насилию и
святотатству победителей. Бартольд считает легендой рассказ
Джувейни, в котором говорится, что Чингиз-хан якобы явился в
большую мечеть, чтобы выступить перед толпой и представить
себя наказанием божьим.*
* Бартольд, Тамерлан, 409-410.
269

---

Он также считал, что пожар, в котором Бухара была сожжена
дотла, оказался, вероятно, непроизвольным.
Из Бухары Чингиз-хан направился в Самарканд. При
подступах к Самарканду его нагнали сыновья — Чагатай и Угэдэй,
которые захватили Отрар. Население Самарканда, отчасти иранского
происхождения, осмелилось оказать сопротивление, но было
наголову разгромлено, а сам город, по свидетельству Джувейни,
сдался пять дней спустя (март 1220 г.). Самарканд был полностью
разграблен после того, как город был очищен от жителей для удобства
проведения грабежей. Многие из жителей были умерщвлены. Жители
Самарканда, представляющие ту или иную ценность, как, например
ремесленники высокой квалификации, были депортированы в
Монголию. Тюркский гарнизон, который спонтанно присоединился к
монголам, тем не менее, был полностью уничтожен. В
противоположность тому, что произошло в Бухаре, представители
мусульманского 
духовенства 
отказались 
от 
попытки 
к
сопротивлению и в принципе избежали расправы.* Те, кому удалось
спастись подобным образом, получили разрешение вернуться в
Самарканд, но, в общем, кровавая расправа была настолько
ужасающей, что едва нашлось жителей, которые могли бы разместиться
в одном квартале. Гурганджи, сегодняшний Ургенч около Хивы,
бывшая собственно столица Хорезма, была взята к апрелю 1221 г.,
после длительной осады, которая сковала силы двух сыновей
Чингиз-хана - Джучи и Чагатая, которые к концу осады запросили в
помощь третьего Чингиз-ханида — Угэдэя.** Все население города,
за исключением искусных ремесленников, депортированных в
Монголию, было полностью истреблено. Монголы завершили
разрушение города тем, что затопили его в водах Амударьи.
Во время завоевания Трансоксианы монголами султан Мохам-
мед Хорезмийский, приведенный в ужас от катастрофы, которую
спровоцировали его легкомыслие и самолюбование, начав с
бахвальства и, закончив полным крахом, оставался пассивным, а
затем сбежал в Балх. Оттуда он направился в Западный Хорасан,
на-
* То же самое, 413.
** При осаде Ургенча, участвовали Боорчу, командующий отрядом
личной гвардии Чингиз-хана и Тулун-черби, командующий тысячного
отряда правого крыла. Оба они являются известными полководцами
монгольской военной истории. В период этой довольно тяжелой осады,
Джучи проявил себя достаточно посредственным руководителем. Его
препирания с Чагата-ем, который резко его упрекал за нерешительность,
вынудили Чингиз-хана отдать их под начало их брата Угэдэя. Что касается
этой осады см. Бартольд, Туркестан, 433, 437, который проанализировал
арабские и персидские источники (Нессави, Джувейни, Рашид ад-Дин
и др.).
270

---

шел убежище в Нишапуре, а затем, все более и более охваченный
страхом бежал в Казвин на северо-западе Аджемистского Ирака на
дальней границе своего государства. Но Чингиз-хан бросил
вдогонку кавалерийский отряд под командованием своих лучших
военачальников — Джебе и Суботая. Это была безумная гонка.
При приближении Джебе и Суботая, Балх откупился и там был
назначен новый правитель. Нишапур отделался тем, что выслал
навстречу делегацию: Джебе спешил и не смог остановиться в этом
городе. Напротив Туе, Дамган и Семнан были разгромлены
Суботаем. Два 
монгольских 
военачальника 
продолжили
преследовать Мохам-меда, напали на его след в Аджемистском
Ираке и неожиданно захватили Рэй, где они уничтожили все
мужское население и взяли в плен женщин и детей. Они
кавалерийским галопом двинулись в сторону Намадхана и
достигли Каруна, где Мохаммед едва не попал в плен, но затем его
следы были потеряны. Монголы отомстили, разрушив Зенджан и
Казвин. Что касается неудачливого Мо-хаммеда, то он скрылся на
одном из островков Каспийского моря напротив Абескуна. И там,
истощенный морально и физически, он скончался к декабрю 1220
года. Далее мы увидим продолжение рейда Джебе и Суботая через
Азербайджан, Кавказ и Южную Россию.* Покончив с султаном
Хорезма, Чингиз-хан переправился через Амударью весной 1221 г.
и предпринял захват Афганистана и Хорасана, преследуя остатки
хорезмийских войск.** Он оккупировал Балх, подчинение которого
не помешало тотальному разрушению: расправа над жителями,
пожары в городе. Он направил своего сына Толуя, перед которым
капитулировал Мерв, население которого также было уничтожено
(конец февраля 1221 г.). Толуй, восседая в долине на золотом троне,
лично командовал этой коллективной резней. Мужчины, женщины,
дети были разделены по группам и отправлены по войсковым
частям и казнены: «жизнь была сохранена четыремстам
мастеровым». Мавзолей султана Санджара был сожжен, а его склеп
опустошен. (Это было в тот период, когда, следуя традициям,
огузский клан, который кочевал в регионе Мерва, направился в
Малую Азию, где сельджуки предоставили ему земли и где он
заложил основы Османской империи). Далее Толуй нанес
возмездие Нишапуру, который имел несчастье немного раньше, в
* См. Бартольд, Туркестан, 420-426, дан критический обзор данных Нес-
сави, Джувейни и Джузджани.
** И здесь я еще следую хронологии, предложенной Бартольдом,
Туркестан 427-455. Он дает критический обзор сведений, предоставленных
Нессави, Джувейни и Джузджани.
271

---

ноябре 1220 г. оказать сопротивление и убить монгольского
военачальника Токучара, зятя Чингиз-хана. 10 апреля 1221 г.
Нишапур на этот раз был взят штурмом армией Толуя и
полностью разрушен. Вдова Токучара главенствовала в резне.
Чтобы избежать симулирования, были отрублены головы трупов,
были сооружены пирамиды из человеческих голов отдельно
мужчин, женщин и детей: «умерщвлены были все, вплоть до кошек
и собак». Монголы разрушили около Туса мавзолей халифа Гарун
аль-Рашида. Могила Сан-джара, усыпальница Гарун аль-Рашида,
все то, что составляло славу этой блестящей арабо-персидской
цивилизации, было подвергнуто систематическому разрушению.
Затем Толуй захватил Герат, хорезмийский гарнизон которого
оказал сопротивление, но его гражданское население открыло
врагам ворота города. Монголы расправились с солдатами, но на
этот раз пощадили население.
В дальнейшем Толуй присоединился к Чингиз-хану около Та-
лекана. Чагатай и Угэдэй, которые захватили Ургенч, также
объединились с войсками Чингиз-хана под Талеканом.
Разрушив Талекан, Чингиз-хан перешел через Гиндукуш для
того, чтобы взять в осаду Бамиян. При осаде был убит молодой
Мутужен, сын Чагатая и любимый внук Чингиз-хана. Завоеватель
сам объявил эту новость отцу во время обеда, запретил,
основываясь на ясаке, оплакивать умершего, но устроил в его честь
кровавые похороны. Не было никакой добычи: все было разрушено,
в плен никто не был взят, «все живое было умерщвлено». Бамиян
получил имя проклятого города.*
Тем не менее, хорезмийский монарх Джелал ад-Дин Мангу-
берди,** сын покойного султана Мохаммеда, избежал катастрофы,
которая случилась в Трансоксиане и Хорасане, прорвав в Яссе
заградительные отряды монгольских войск. Скрывшись в Газни, в
сердце афганских гор, он приступил к воссозданию армии. Он
даже разбил монгольский военный корпус в Перване на севере
Кабула, которым командовал Шижи-кутуку.***
* По Джувейни и Рашид ад-Дину.- Любопытно, что Джузджани и Нессави
не упоминают осаду, но сообщают, что Чингиз-хан направился прямиком из
Талекана в Газну. См. Бартольд, Туркестан, 444.
** Тюрк Мангуберди, «Данный Богом».
*** Раверти задается вопросом, идет ли здесь речь о Перване, который
возвышается в долине Пандшира. Он указывает на другой Перван,
расположенный близ истоков Лугары, притока реки Кабул. (Raverty,
traduct. Du Tabaqut-i Naciri, 288, 1021).
272

---

Чингиз-хан, полный решимости отомстить за поражение своего
полководца, двинулся с армией в направлении Газни, где Джелал
ад-Дин не осмелился выйти к нему навстречу. Газна не оказала
никакого сопротивления, но Чингиз-хан, спешивший пленить
Джелал ад-Дина, отложил на более поздний срок ритуальное
разрушение города. Наконец, он настиг хорезмийского монарха на
берегах Инда и разрубил на куски его солдат 24 ноября 1221 г., как
об этом свидетельствует Нессави. Сам же Джелал ад-Дин сумел
вырваться в полном всеоружии верхом на лошади, и бросился в реку
под градом выпущенных в него стрел. Ему удалось здоровым и
невредимым перебраться на другой берег, откуда он направился
искать убежища у султана Дели в декабре 1221 г.*
Монголы, впрочем, не стали его тут же преследовать на
индийской земле. Только на следующий год один из отрядов
монголов под началом найона джалаира Балы, провел
рекогносцировку вплоть до Мултана, но был вынужден
ретироваться из-за наступившей жары. В итоге семья Джалал ад-
Дина без него самого попала в руки монголов, которые
уничтожили всех детей мужского пола.
Однако монгольское поражение в Перване вдохновило
последние города, не подвергшиеся нападению в Восточном Иране.
Чингиз-хан прежде всего свел счеты с жителями Газни, которые
были полностью уничтожены за исключением ремесленников,
которых отправили в Монголию. После парванского сражения
восстал Герат в ноябре 1221 г.**
14 июня 1222 г. монгольский военачальник Альжигидай
захватил Герат после шести месяцев осады. Все население
подверглось казни и кровопролитие длилось целую неделю.
«Возвращенцы», которые вновь начали заселять Мере, допустили
безумную оплошность, убив персидского префекта, оставленного
Толуем и стали приветствовать Джелал ад-Дина. Шижи-кутуку
уничтожил их всех до последнего с беспощадным деспотизмом.
Завершив кровавую бойню, монголы в целях предосторожности
сделали вид, что уходят. Они удалились на определенное
расстояние, а несчастные жители, которым удалось избегнуть
кровопролития, скрываясь в окрестностях или подвалах,
возвращались один за другим и, когда оставшиеся в живых
посчитали, что враг ушел, и поверили в хороший исход,
монгольский арьергард, как в страшной сказке, вдруг вновь
возникал и принимался за их уничтожение.
* Nessawi, trad.Houdas, 138-141.
** См. Бартольд, Туркестан, 446-449, особенно то, что связано с Нессави и
Джувейни.
273

---

Следует особо отметить, что в Трансоксиане и Восточном
Иране у монголов в общем возникло меньше трудностей, чем в
Китае при взятии укрепленных городов. Это объясняется, с одной
стороны, тем ужасом, который испытывали перед ними в
мусульманских странах, как перед «язычниками», скажем сегодня
перед дикими кочевниками, этот ужас был гораздо сильнее, чем то,
что происходило в Китае, где к их соседству привыкли с давних
времен. К тому же кажется, монголы больше чем на Дальнем
Востоке использовали местное население. Для того чтобы захватить
город, монголы насильно собирали мужское население
близлежащих районов, деревень, неукрепленных городов, а затем
они гнали множество людей, вооруженных мечами для атаки, на
рвы и крепостные стены. Что из того, что их уничтожали
собственные соотечественники, главным было то, чтобы эти рвы
наполнились трупами, а частые штурмы обессиливали защитников
крепости. Иногда они переодевали этих несчастных в монголов,
давая каждой десятке по одному монгольскому флагу, таким
образом, что гарнизон крепости считал, что имел дело с огромной
Чингиз-ханидской армией. Благодаря подобной военной хитрости
зачастую случалось, что немногочисленный монгольский отряд
одерживал победу. А затем за ненадобностью, они уничтожали эту
человеческую массу. Подобная широко распространенная гнусная
тактика, доведенная до совершенства духом дисциплины и
организованности монголов, превратилась в одну из традиционных
тактических приемов. Используя пленников Бухары, Чингиз-хан
осуществил осаду Самарканда, в свою очередь пленники
Самарканда послужили при осаде Ургенча. Нечто подобное
случилось с сельским населением Хорасана, когда Толуй захватил
Мерв. Ужас и подавленное состояние были настолько сильными, что
никто не думал о сопротивлении. Когда была захвачена Несса,
монголы собрали жителей в долине и приказали им связать друг
другу руки за спиной. Мохаммед из Нессы пишет: «Они все
подчинились. Если бы они разбежались врассыпную, убегая в
сторону соседних гор, многие из них остались бы в живых. Когда же
они повязали друг друга, монголы окружили их и выпустили в них
стрелы, не разбирая, кто мужчина, кто женщина, а кто малое
дитя».
Но у монголов постоянно ощущалось право административного
чутья, военного чувства порядка. Уничтожая четыре пятых
населения, монголы оставляли в живых администрацию, назначали
гражданскими чиновниками, даругачами или дарукачами,
зачастую из уйгур, иногда даже из персов, писарей, которые могли
бы вести деловые книги на двух языках.
274

---

Восточный Иран никогда полностью не оправился от Чингиз-
ханидского нашествия. Такой город как Балх до сегодняшних дней
носит 
отпечаток 
монгольских 
нашествий. Тимуридское
возрождение этих регионов, имевшее место в XV в. при Шах Рохе,
Улугбеке и Хусейне Байкаре, не способствовало полностью
восстановлению региона, который подвергся опустошению от края
до края. Однако если Чингиз-хан проявил себя как наиболее
злостный враг арабо-персидской культуры, если он вел себя так, что
мусульманские историографы его называли нечестивцем и
дьяволом, у него отсутствовала принципиальная враждебность по
отношению к исламизму. Если же он запрещал омовение и обычай
умерщвлять животных у мусульман, это происходило в связи с тем,
что все эти действия не согласовывались с обычаями или
предрассудками монголов. Если же он разрушал в Восточном Иране
великолепную городскую цивилизацию, в условиях которой выросли
Фирдоуси и Авиценна, то это было связано с тем, что он намеревался
создать на подступах к юго-западу нечто вроде no van s land,
искусственную степь, служившей защитной зоной для его империи.
Именно с этой целью он губил землю оседлого населения. В нем
одновременно совмещались человек с качествами разумного
государственного руководителя, не поддерживавшего религиозные
войны, и кочевника, плохо разбиравшегося в оседлой жизни,
стремящегося разрушить городскую цивилизацию и вместе с тем
уничтожить разведение сельскохозяйственных культур. Покидая
Восточный Иран, он заставил разрушить зернохранилища,
превратить пашни в степь, так она лучшим образом
соответствовала его образу жизни и избавляла от лишних хлопот
администрирования...
Чингиз-хан долгое время пробыл в Афганистане на юге Гинду-
куша. В мае 1222 г. к нему с визитом прибыл известный даосистс-
кий религиозный деятель — Кью Чанчуен, которого он запросил из
Китая в 1220 г. и который прибыл через Уйгурию, Алмалык, Талас
и Самарканд. Завоеватель проявил большой интерес к снадобьям
бессмертия, которыми обладали даосистские маги.* Однако он
намеревался вернуться в Монголию. Осенью 1222 г. он пересек
Аму-дарью, прошел через Бухару, где его заинтересовали основные
догмы мусульманской религии: он положительно оценил их за
исключением паломничества в Мекку, считая это излишним, так
как по-
* Что касается путешествия Кью Чанчуена, он же Кьеу Чук, см.
Bretschneider, Mediaval researches, 1, 35-108; Бартольд, Туркестан? 451 et Pelliot,
Toung pao, 1930,1, 56.
Чанчуен во время своего пребывания у Чингиз-хана, приобрел указ, в
котором предписывалась охрана даосистских монастырей. Его спутник монах
Ли Ченчен написал в 1228 г. донесение о своем путешествии. См. Chavannes,
Inscription et pieces de Chancellerie chinoises, Toung-pao, 1908, 298.
275

---

лагал, что вселенная это и есть дом божий (Тенгри «Вечное небо» у
монголов). В Самарканде он распорядился, чтобы был проведен
массовый мусульманский молебен в его честь, так как он сменил
султана 
Мохаммеда. Он даже освободил мусульманское
«духовенство» — имамов и судей (кади) от уплаты налогов, что
наглядно показывает, что его жестокость по отношению к
мусульманскому миру была «фактом военного времени», а не
религиозной войной. Он провел зиму в Самарканде, весну 1223 г. —
на севере Сырдарьи. В Чирчик-ской долине, у северного притока
реки Чирчик, около Ташкента, он провел совещание «имперского
двора» варваров, восседая на золотом троне среди своих найонов и
багадуров. Затем, все той же весной 1223 г., он организовал
курултай совместно со своими сыновьями в степях Уланбаши на
севере Александрийских гор. В это время его воины устроили
грандиознейшую охоту на дичь. Он также провел лето 1223 г. в степях
Таласа и Чу и вполне вероятно, лето 1224 г. — на Иртыше. В
Монголию он вернулся весной 1225 г.