Расскажи мне о море

20
Просто живи, улыбайся и люби. Это
совсем не трудно
Выхожу из дома и попадаю в мир, где почти все разговоры о кризисе,
деньгах, ценах на нефть, конфликтах с соседними государствами,
непризнанных геноцидах – о чем угодно, только не о любви.
Материальный достаток – немаловажный фактор, и кризис действительно
происходит, но источники хаоса не во внешнем мире, а внутри нас, и об
этом мало кто задумывается.
Поэтому многие не проходят и не пройдут экзамен. Потому что чем
сложнее ситуация, тем обычно злее становимся мы – на себя, людей, на все
вокруг. Бросаем вызов миру, а на самом деле воюем с собой. И
проигрываем.
В войне нет победителей. Только кажется, что есть, – это всего лишь
иллюзия ума, сердце тут ни при чем.
Ненавидеть легче, чем любить; спорить проще, чем обнимать;
разрушать незатейливее, чем возрождать. Такова природа человека –
ненастоящая, наносная, он к ней привязан который век и никак не
отцепится, хотя Вселенная не раз стучалась в двери, давая шансы
измениться.
В фильме «Собачье сердце» есть песня на стихи Юлия Кима: «За ними
другие приходят – они будут тоже трудны». Не ждите времени, когда
кризис пройдет, нефть подорожает, геноциды признают. Прямо сейчас
улыбнитесь, обнимите того, кто рядом, и мысленно – тех, кто на
расстоянии, замесите тесто для пирога, закиньте в почтовый ящик письмо с
теплом, простите того, на кого обида, закройте на минуту глаза и, открыв
их, начните жизнь заново. Не относитесь к ней слишком серьезно, не
ищите смысла, выгоды, мести.
Просто живите, улыбайтесь и любите. Это нетрудно.

---

21
Не навреди красоте, продли время её
жизни
Морозно-ветреное утро зимнего месяца, какого именно, не помню.
Помню все остальное, до мельчайших деталей. Ничего особенного в то
утро не произошло. Я вышел в сад впервые после болезни, обвязанный по
самые глаза шерстяным шарфом, осунувшийся и пропахший эвкалиптовым
маслом.
Большой эвкалипт рос на заднем дворе. По осени Сона собирала его
листву, плотно укладывала в стеклянную банку, заливала растительным
маслом и настаивала двадцать дней. Отжимала листья руками,
процеживала – получался целебный эликсир.
Это было утро долгожданной свободы, о которой мечтал все дни
вынужденного домашнего заточения. Мама и в тот день меня бы не
выпустила, но поняла: если не выйду хотя бы в сад, сбегу к морю. Со мной
можно договориться, удержать – нет.
Ботинки скользят на лестнице, под ними хрустит ледяная корка, от
морозного воздуха чуть кружится голова. Подбегает Пялянг, жмется к
моей ноге, вместе со мной делает осторожные шаги, словно страхует.
В кармане куртки пирожок с мясом, только из духовки, пес их любит.
На пятом шаге под дуновением ветерка Пялянг унюхивает знакомый
аромат, тычет носом в курточную полу. «Подожди, обжора, дай до
скамейки дойти!»
Заснеженный сад черно-белый. Светлого больше – слепит глаза,
проникает внутрь холодным вдохом, будто расширяет пространство для
нового. Например, для любви.
Над скамейкой Асад приделал навес, поэтому она сухая, слегка
заледеневшая. Надевая шерстяную варежку, расчищаю два места – себе и
Пялянгу.
Сидим,
наслаждаемся
тишиной.
Мохнатые
хлопья
в
беспорядочном метании покрывают белизной бугорки коричневой земли,
скрывая наши с Пялянгом следы.
Передо мной оливковое дерево – замерзшее, но вечнозеленое. На фоне
зимней монохромности оно выделяется жизнелюбием, напоминая

---

страдающую бессонницей красивую женщину. Пока растительность сада
глубоко спала, олива не смыкала глаз, ждала тепла, когда перестанет
дрожать.
Зимой в щели каменного забора забивались снежинки и, прячась от
солнца, жили там неделями. Смотрел на них в их сером укрытии, стараясь
дышать в сторону, только бы не навредить хрупкой недолгой красоте.
В тот день подходить к забору не хотелось. Остаток положенного мне
времени мы с псом просидели на скамейке в вихре снежного вальса. В эти
мгновения я смотрел на все будто со стороны, в деталях запоминая
происходящее. Мысленно рисовал картину, рифмующуюся со словом
«покой». Позже, когда покоя недоставало, черпал его в этом
воспоминании.

---