Расскажи мне о море

17
Торопись любить в каждом вдохе и
выдохе
Лучше всех нашу семью знала Иллюзия – в нескольких поколениях.
Многое видела, слышала, но молчала. Каждые полчаса била в свой гонг, со
стены наблюдая за жизнью тех, кому преданно служила.
В ответ Иллюзия хотела малого: от взрослых – время от времени
заводить ее механику, от детей – не бросаться игрушками. Она хорошо
помнила, как снежным вечером пятьдесят третьего племяшка прабабушки
Пярзад Саида запустила в нее мячом, вдребезги разбив стекло на изящном
ореховом корпусе. Пярзад, да упокоит ее душу Аллах, поняв, что это дело
рук шкодливой Саиды, хотела ее наказать, но ушлая девчушка свалила все
на кота Барона, и беднягу отшлепали газетой.
Иллюзией звали старинные гулко бившие настенные часы с ажурным
маятником. Как она оказалась в нашей семье, никто не знает. Создал ее
немецкий часовщик Май. Корпус из ореха редкого вида, бронзовый
маятник, позолоченный пружинный механизм с серийным номером и
выбитым на нем именем мастера.
Бабушка Сона трепетно ухаживала за Иллюзией и перед смертью
попросила: «Что бы ни случилось, не продавай часы. В Иллюзии время
наших предков. Заводи ее осторожно, не рывками, иначе механизм
обидится».
Иллюзия дружила не только с некоторыми домочадцами, но и с азаном.
Когда он доносился из ближайшей мечети, она затихала, будто невидимая
рука придерживала пальцем маятник. А вот радио и телевизора Иллюзия
не выносила: стоило их напористым звукам заглушить гонг, как она
волшебным образом била в него снова, назло технической логике.
Теперь Иллюзия живет со мной, напоминая своим боем о том, что я
дома, что время быстротечно, оттого бесценно, хотя многие из нас им
пренебрегают. Именно поэтому Сона назвала часы Иллюзией.
«Людям кажется, что они умеют контролировать время, задерживать
его или ускорять. Что время принадлежит им, а не наоборот. Финик,
бережно распоряжайся минутами. Растрачивая время, растрачиваешь

---

мечты. Торопись любить, каждую минуту, в каждом вдохе, выдохе.
Времени мало, глупо тратить его на суету, конфликты, нелюбовь.
Что будет, когда эта часть нашего путешествия завершится? О смерти
не надо думать, она все равно случится. К ней не нужно готовиться –
прими как неминуемое пробуждение ото сна».
Никто не заберет из мира ничего, кроме опыта. Зато что-то оставит
после себя. Хорошо, если полезное, вдохновляющее. Иногда за целую
жизнь достаточно посадить одно дерево, под которым однажды укроется
от дождя или зноя усталый путник.
На заре студенчества, в Париже, я попал на Монпарнасское кладбище.
В его малой части набрел на необычную могилу. Величественная
мраморная кровать с ангелом в изголовье, на каменных простынях лежат
роскошно одетые супруги. Она в платье с декольте, он в костюме-тройке и
с блокнотиком в левой руке. На могиле надпись: «Семья Пижон».
К чему такие изощрения? Недоумевал: по молодости или оттого, что
вырос на земле, где могила ничего не значит, а к физическому телу –
временной оболочке – не привязываются.
Как-то спросил у Асада, не боится ли он смерти. Дедушка улыбнулся:
«Я думаю о другом, Финик. Что полезного сделал и сделаю за отведенное
мне время. Еще Руми писал, что не надо искать могилу в земле. Знаешь,
где она? В том, что отдали в мир. Я старался жить любя, не знаю,
насколько получилось. В любви нет власти, ревности, амбиций. Чем
щедрее делишься любовью, тем ее у тебя больше».

---