Признаться, я не люблю литературные антологии

1.2. Влияние личного опыта на творчество писателя

Судьба В.Астафьева впитала в себя трагедии, драмы, фарсы и этой эпохи, и русского трагического XX столетия в целом. События родовой, семейной и личной жизни тоже, вероятно, были предельно значимы для литературной работы писателя. Но среди этих событий есть такие, которые полностью меняли и бытовую обстановку, и литературное окружение. К числу таких событий относятся переезды В.Астафьева. Они имели обусловленный бурным XX веком характер. Один из астафьевских персонажей так объясняет человеческую неприкаянность: «Время стронуло людей с отстоя. Плывут они по волне жизни, и кого куда выбросит, тот там и укореняется» (7).

Астафьевские переезды не были случайными и частыми. Писатель мог бы (известность позволяла) поселиться и в столице. Но до конца жизни живет в провинции. Сознательность такого выбора В.Астафьев (через объективированную фигуру рассказчика) объясняет в одном из рассказов «красноярского» периода: «Сожалел ли я о том, что не перебрался в столицы и не помаячил «на виду»? Я провинциален по духу своему, неторопливой походке и медленным мыслям. Слава Богу, понял это тоже сам, и понял вовремя» (9, 185). Российская провинция обширна, с ее различными частями в разное время связывает свою судьбу В.Астафьев. В заполярной Игарке пишет Астафьев свое первое литературное «сочинение» под бесхитростным названием «Жив» - о приключениях и спасении заблудившегося в заполярной тайге мальчика. Высокая оценка, данная сочинению учителем русского языка и литературы, поэтом И.Д. Рождественским, вероятно, и пробудила у Астафьева мысль о профессиональном сочинительстве. Но прежде чем эта мечта осуществилась, будущему писателю было суждено пройти через страдания и кровь войны, через мытарства и обездоленность демобилизованного солдата. Чусовой Пермской области, Пермь, Москва, Пермь (1945 - 1969), Вологда (1969 - 1980), Овсянка - Красноярск (1980 -2001). Поездки на родину, на Алтай, в Москву, за границу. Однако эти «перемещения» писателя (материальные) в пространстве и времени все же некоторым образом соответствуют эволюции его эстетических и этических приоритетов (а в ряде случаев совпадают с контурами складывающейся периодизациии литературы 50 - 90-х годов) и могут стать основой для весьма приблизительной, условной хронологии его творческого становления и последующего развития.
Знаменательно, что пространственные и временные «перемещения» имеют существенное значение и для структуры образов произведений Астафьева. Автобиографический герой в кругу потылицынского рода - это персонаж «Последнего поклона» Витька Потылицын. Автобиографический во многом персонаж, но «перемещенный» в краесветский детский дом - это уже Толя Мазов («Кража»). Автобиографический персонаж в кругу семьи в Чусовом - герой «Весёлого солдата». Персонажей военного романа «Прокляты и убиты» В.Астафьев так и не смог «увести» с полей сражений в послевоенную жизнь — как ни пытался. Там оказываются уже во многом иные персонажи его повестей и рассказов 90-х годов. Для самого писателя, таким образом, «перемещения» в пространстве и времени имеют принципиальный знаковый характер, а вовсе не являются выражением лишь «охоты к перемене мест».
Первый период (1951 - 1969) можно охарактеризовать как период становления жанрово-стилевой системы и кристаллизации проблематики В.Астафьева. Он связан с жизнью писателя в городах Чусовой (Пермская область) и Пермь, а потому условно может быть назван пермским, или уральским. Внутри этого периода можно выделить время первых опытов, ученических вещей. Сюда войдут произведения и книги, написанные и изданные с 1951 по 1958 годы: от «Гражданского человека» и сборника «До будущей весны» до романа «Тают снега» включительно. На этом этапе уже обозначилась характеризующая во многом творчество писателя тенденция отрицания лжи, схематизма, неприятия упрощенного подхода к важным жизненным и эстетическим проблемам, хотя сам писатель не избегает в это время порицаемых им просчетов в его собственном творчестве. Пермский период включает в себя и время краткого (1959 - 1961), но продуктивного пребывания писателя на Высших литературных курсах в Москве. Вторая, завершающая часть этого периода характеризуется созданием и появлением значимых оригинальных произведений писателя («Перевал», «Стародуб», «Звездопад», «Кража», первая книга «Последнего поклона», первые редакции «Пастуха и пастушки»), осознанием своих тематических пристрастий (автобиографическая тема, темы природы и войны). В это время Астафьев ощущает свою духовную близость с другими писателями и литературными течениями (К.Симонов, Ю.Нагибин, Е.Носов; «лирическая», «деревенская», «военная» проза, «тихая лирика»). Происходит осознанное отталкивание писателя от «лекал соцреализма» (В.Астафьев). Все характерные для писателя жанровые формы (рассказ, роман, повесть), все темы и мотивы его творчества (природы, искусства, поисков веры, войны, деревни, власти, злодейства, сиротства) были намечены Астафьевым уже в этот период. Мировосприятие писателя, отталкиваясь от связанного с «соцреалистическим канононом» атеизма, эволюционирует к пантеизму. Проявлением характерной для писателя тенденции отрицания на в это время станет и утверждение пародийного начала в образности произведений. На этом этапе активно идет кристаллизация собственных эстетических (русская классика), социально-этических (крестьянский традиционный консерватизм) приоритетов писателя. Рубежным между первым и вторым периодами творчества В.Астафьева стало издание повести «Последний поклон» (1968).
Второй период творчества В.Астафьева совпадает с его вологодским периодом жизни (1969 - 1980). Это время жанрово-стилевых открытий писателя. Он создает оригинальные, универсальные по жанру и стилю «современную пастораль» «Пастух и пастушка», впитавшую богатую культурную и литературную традицию; «Оду русскому огороду» и «повествование в рассказах» «Царь-рыба», синтезирующие миф с жанром рассказа и повести, с традициями лирики. Философской основой мировидения писателя наряду с пантеистическими представлениями всё более оказываются христианские идеи греха, жертвы, искупления, воскресения. Для этого периода характерно как самоотождествление В.Астафьева с «деревенской прозой», так и реализовавшееся стремление вычленить в ее рамках или вне их свой «голос» (внимание к семье и роду в «деревенских» главах «Последнего поклона» и «Царь-рыбы», лиризованный сказ как форма организация текста, усиление функции символических образов за счет ассоциирования их с мифологией, с фольклором, христианской культурой). Для стилевой манеры В.Астафьева этого периода характерно повышение роли автора, автобиографического героя. Писатель приобретает значительную известность (особенно после публикации «Последнего поклона», работ А.Н. Макарова об Астафьеве). Уже с высоты пережитого А.Солженицын так изображает «приход» «деревенской прозы»: «На рубеже 70-х и в 70-е годы в советской литературе произошел не сразу замеченный беззвучный переворот, без мятежа, без тени диссидентского вызова. Ничего не свергая и не взрывая декларативно, большая группа писателей стала писать так, как если б никакого «соцреализма» не было объявлено и диктовано, - нейтрализуя его немо, стала писать в простоте, без какого-либо угождения, кадения советскому режиму, как позабыв о нем» (8). В этом плане «деревенская проза» была проявлением нараставшего процесса вытеснения литературы «соцреализма» и своеобразной реакцией на идеологические и цензурные условия времени «застоя». Литература «диссидентская» (бурно развившаяся именно в это время) «шла на приступ», «деревенская проза» приняла тактику вытеснения и «осады» обветшавших догм и стереотипов. ³
Третий (красноярский, или сибирский) период творчества (1980 - 2001) оказался для писателя самым длительным и самым продуктивным по числу созданных произведений. Для Астафьева наиболее значимой представляется в этом периоде завершение эволюции от пантеизма к христианскому мировосприятию, обогащение поэтики и стиля за счет синтеза трагического и комического в образности произведений. Как и внутри первого периода, здесь необходимо членение на два более локальных временных отрезка. Первый (1980 - 1988) представляет собой переходное явление продолжающегося подцензурного творчества. Литература этого времени разрабатывает темы кризиса нравственности, тональность её приобретает «мрачные» свойства (Ч.Айтматов, В.Крупин, В.Распутин, А.Рыбаков и другие). В.Астафьев находит в себе силы и возможности для мощной критики социальных и политических устоев, для национальной самокритики, выразившейся в усилении тенденции отрицания, сатирической образности в произведениях той поры. «Кумирами» Астафьева этого времени стали русские классики. В «Зрячем посохе» о начале 80-х годов В.Астафьев пишет: «Сейчас вот кумир мой - Достоевский, начинаю серьезней вчитываться в Гоголя, Льва Толстого» (8, 201). Их влиянием возможно объяснить интенсивную эволюцию В.Астафьева от пантеизма к христианскому мировосприятию в это время.
1989 - 2001-й годы характеризуются ослаблением идеологического давления государства на писателей в целом. «Деревенская проза» в это время продолжает существовать, но уже не продуцирует новых интегрирующих общественное сознание и литературу идей. Больший вес и влияние в литературном процессе приобретает «возвращенная» литература (И.Бунин, А.Солженицын, В.Максимов, Г.Владимов, В.Аксенов и другие) В этих условиях, придерживаясь традиционалистских, консервативных взглядов в оценке фактов и явлений русской истории, Астафьев, тем не менее, приветствует утверждение либеральных принципов в современном обществе и государственной жизни. Астафьев воспринимает происходящее как события, позволяющие вернуть русской жизни ее христианские нравственные основы. В области поэтики и стилистики В.Астафьев эволюционирует к апокалиптической образности, к проповедническим интонациям, но вместе с тем - к эпатирующей его прежних почитателей «свободе» тем и выражений, сближающих его внешне с литературным постмодернизмом, ставшим своеобразным «знамением» литературы 90-х годов. По убеждению литературоведа С.И.Тиминой, именно «девяностые годы подвергли реализм серьезному испытанию, посягнув на его господствующие традиции и абсолютный авторитет» (9).В отличие от значительно повлиявших на его позицию А.Солженицына и В.Максимова В. Астафьев воздерживается всё это время от резких выпадов в адрес утвердившейся после распада СССР власти, оставляя за собой право на беспристрастный анализ новых, в том числе и уродливых, жизненных явлений и новых модификаций «русского характера».
Выход полного академического собрания сочинений писателя - дело отдаленного будущего. Осуществленное еще при жизни В.Астафьева издание пятнадцатитомного собрания его сочинений (Красноярск, 1997 - 1998), безусловно, помогает представить в целостности и эволюции все его творчество. Но и в связи с этим появляются новые проблемы для изучения (хронологии и периодизации - тоже) его произведений. Так, писатель включил в собрание оба варианта «Стародуба» (Тт.2, 13), оба варианта рассказа «Ловля пескарей в Грузии» (Тт. 9, 13), но лишь одну редакцию (1989 года) повести «Пастух и пастушка» (Т. 3), тяготеющую по стилистике к прозе 90-х годов. Перед исследователями творчества Астафьева теперь неизбежно возникает вопрос, как воспринимать первую и последующие редакции повести, насколько правомерно относить это произведение к «пермскому», «вологодскому»,«сибирскому» периодам. ⁴