Посвящаю моёй матери

Я слышу звук металла и копыт
И крики битвы в зареве багряном —
То ваша кровь чужую сталь поит,
То вас зовет Свобода в бой с тираном!
Месть, месть врагам, от вашей крови пьяным!
И нет копца увечиям и ранам,
Как буря, смерть летит во весь опор,
И ярый бог войны приветствует раздор.
(38)
В подлиннике все это еще усилено вопросами, возгла-
сами, призывами к сражающимся. Тут и ужасные звуки
(йгеа(1Ги1 по!е), и грохот боя (с1ап^ оГ сопШс1), и дымя-
щийся от крови меч (гееЫпд заЪге), тираны и рабы тира-
нов (1угап1з апс! 1угап1з’ з]ауез), огпи смерти (Пгез о?
(1еаШ), высоко пылающие костры (Ьа1е-Пгез !1азЪ оп Ы^Ъ);
«С каждым залпом тысячи перестают дышать» (еасЬ Уо11еу
1е11з 1Ьа1 1Ьоизапс15 сеазе 1о ЬгеаШе); смерть скачет в буре
верного дыма, Кровавый Бой топает погой, и пароды ощу-
щают удар (БеаШ пйез ироп 1Ье зи]рЬигу 81гос, Вес! ВаШе
з1атрз Ыз !оо1, апй па^опз 1ее1 И1е зЬоск). Тирапы и рабы
(38), победа разбоя и падение Испании, искусство Ветера-
на и огонь Молодости (53), Добродетель и Убийство, ги-
бель и ппр (45), мирные воды и злейшие враги (33),
побежденные и победители (26), кровь и роскошь (29) —
таков излюбленный тип противопоставлений у Байрона.
Иногда эти противопоставления более развернуты. От-
мечая стойкость простого народа Испании и предательство
знати, Байрон говорит: «За свободу бьется тот, кто никог-
да не был свободен... вассалы сражаются, когда бегут ко-
мандиры» (86); «когда все изменяли, ты (Кадпкс) один
был верен, ты первым стал свободен и последпим покорен...
здесь все были благородны, кроме благородно рожденпых»
(85); «он надеялся заслужить Небо, превратив землю в
Ад» (20).
Образы Байрона обладают большой силой. Напавшая
па испанцев Галлия (Франция) сравнивается то с саран-
чой (15')','ТО"с коршуном с распростертыми крыльями (52);
сражающиеся армии — с псами, обнажившими клыки и
с воем требующими добычи (40). У бога войпы огпенные
полосы, сверкающие на солнце, огпенные руки и глаза,
которые опаляют все, па что падает их взор (39). Утверж-
дения поэта неизменно категорические, абсолютные: все.
никто, никогда, пичто, вечно, миллионы, огромные, ги-
гантские, самые (ранние), более всех (любимый), крова-
пейший, навсегда, всюду, везде, ничего кроме, первый,
последний — эти и другие усилительные слова придают
рассказу Байрона особенную энергию.
В описаниях Байропа нет оттенков и полутонов; все
передано простейшими контрастными средствами, образа-
ми, которые уже бытовали в литературном языке и выра-
зительность черпают в контексте. Повышенная экспрес-
сивность способствует тому, что образ автора-повествова-
тсля, частично совпадающего с заглавным героем, частпчпо
возвышающегося над ним, все более овладевает сознанием

читателя. Рядом с памеченным пунктиром профилем Га-

рольда, слабого, грешного, во всем изверившегося, не во-
одушевленного никакими целями, ложится резко очерчен-
ный смелый профиль самого поэта, человека, которому
судьбы парода и свободы в любой страпе, не только соб-
ственной, внушают самые сильные чувства — ненависть и
восторг, ликование и ужас, жажду подвига и безмерную
печаль о павших и покорившихся.
3
Вторая песиь «Чайльд-Гарольда» написана во время пре-
бывания Байрона в Греции, в первые месяцы 1810 г. (за-
кончена 28 марта). Минуя остров Мальту, который в от-
личие от его героя посетил сам поэт, Чайльд-Гарольд на-
правляется к берегам Эпира, в области, населенные в то
время греками и албанцами, подчиненные Оттоманской
Турции, а фактически — полусамостоятельпому авантю-
ристу и вожаку вооруженных шаек, янпнскому паше Али
Тепелепскому. Главная же часть второй песни посвящена
пребыванию Гарольда в Греции, где больше всего жил сам
Байрон.
Лирическое начало и здесь остается определяющим и
неотъемлемым от объективно-повествовательного. Гарольд
занимает в этой песпе больше места, поэт не так часто
о нем забывает: