Посвящаю моёй матери

Стыдилась страсть шептать моленья.
Терпеть, прощать — меня учи,
Как в дни, когда была со мною.
И пусть любви земной лучи
Надеждой - станут леземпою.
(Перевод Т. Щепкиной-Куперпик)
Как и в восточных поэмах, в стихах к Тпрзе потеря
возлюбленной воспринимается одиноким героем как утра-
та единственного утешения в безотрадности существо-
вания;
О Тпрза, явь ли или соп,
Ты стала для меня мечтой —
Ушедшей вдаль, за небосклон,
Звездой над зыбкой глубиной.
И кто сквозь горе и беду
Шагает, бурями гоним,
Тот помнит яркую звезду,
В ночи снявшую пад ним.
(«Пет_у ие хочу ни горьких слоя» —
Аи?ау, атау, уе N0168 о/ УУое, 1811.
Перевод В. Левина)
Речь идет не просто о совпадении тех или иных строк
или мотивов³⁸. Очень явной была тождественность общего










Пьюстедское аббатство




V]





Графини Тереза Гипччоли



Анпабелла Мплбэпк (леди Байрон)






Томас Мур

Кореи Пиш Шелли
С:>р Вальтер Скотт





Джон К:ш Хоохауе


Пуря в Гибралтарском проливе (начало XIX в.)





Озеро Леман (Женевское озеро). XIX в.





Внутренним вид церкви в деревне Хпкнслл








настроения и, пожалуй, еще более явной — одинаковая
безмерность, безбрежность чувства. О Ларе Байрон писал:
«Его способность к любви была больше, чем та, которая
на земле становится уделом смертных, его ранние мечты
о добре выходили за пределы возможного, и беспокойная
прелость сменила бурпую юность» (1,18). Эти строки мог-
ли бы послужить эпиграфом ко многим стихотворениям
поэта, как современным восточным повестям, так и им
предшествовавшим.
«Муки, раздирающие сердце пополам», «свобода, слиш-
ком поздно доставшаяся рабу», «сердце, холодное, как
мертвец» и готовое разорваться, «любовь, на которую пе-
чать наложила смерть», «Ночь, последовавшая за рассве-
том», «Вечность, сквозь которую сияет все, 1то в возлюб-
ленной было бессмертным»,— все эти и многие, многие дру-
гие выражения непостижимо сильных эмоций не могли не
паиоминать о героях восточных поэм:
В тоске ие гаснет жар мятежный,
Горит за сепыо гробопой,
И к мертвой пламень безнадежный
Святее, чем любовь к живой.
(«Решусь,— пора освободиться» —
Опе 81ги^^1е тоге пп'1 I пт !гее.—
Перевод Ив. Козлова)
автора быть веселым» — «ЕрЫ1е 1о а Гпегк1, т Апз\уег 1о зоте
Ьлпез ехЬогИгш 1Ье АиЬЬог 1о Ье сЬеегГи] апг! 1о ЬатзЬ Саге» (на-
писано в октябре 4811 г.; опубликовано в 18Я0 г.). Одна из строчек
(I ага по1 \уЬаЬ I \уаз) очень напоминает слова Селима в «Аби-
досской невесте»: ТНои 1<по\у’з1 I заМ I \уаз по1 \уЬаЬ I зеетес!).
А дальше поэт, вероятно невполне серьезно, набрасывает контуры
своего возможиого будущего, в котором нельзя ие узнать судьбу
героев его поэм:
По если через много лет Кого и кровь не устрашит,
Кго внес себя рукой своей
Тебе расскажут невзначай, В число злодеев наших дней,—
Что чьих-то преступлений ряд Ты догадаешься — кто он...
Пернул времен давнишний ад, Но пусть не будет заклеймен
Когда услышишь ты о том, Он осуждением твоим.
Кому все в мире нипочем — Ты знаешь, как оп стал таким.
. 1юбовь, молва, известность,
стыд, (Перевод В. Мазуркевича)

VI
Разумеется, Байрон ничуть не собирался стать преступником,
но эту программу вполне осуществили его персонажи с такой же
ссылкой на «смягчающие обстоятельства».

4. 
   Н. Я. Дьяконова
   

Под такими стихами без колебания подписался бы Гяур
или Корсар.
Так и читали стихи Байрона его современники: они
иска пи приметы Конрада п Лары в лирических признани-
ях поэта (ни на минуту пе сомневаясь в их личном харак-
тере), а в мрачных чертах персонажей впдслп их созда-
теля, человека необыкновенного внешнего облика и
судьбы.
Смелость в высказывании чувств, о которых никто еще
никогда не говорил, сочеталась у Байрона с политиче-
ским бесстрашием: кроме стихов, уже упомянутых, он
сперва анонимно в 1812 г., а затем под своим именем
в 1814 г. опубликовал «Строки к плачущей девушке» —
дочери припца-регента (Глпсз 1о а Ьа<1у ДУеертд):