План Введение Основная часть: «Крещение Руси»

4. Крещение киевлян князем Владимиром

Большой интерес представляет сам процесс обращения в христианство киевских горожан. Как видно из «Повести временных лет», ему предшествовала особая психологическая подготовка населения. Вернувшись домой, Владимир Святославич прежде всего стал уничтожать идолов языческих богов: «…повеле кумиры испроврещи, овы исещи, а другия огневи предати». Наибольшему надругательству подвергалась статуя Перуна - самого могущественного бога, по представлениям славян-язычников. Ее сбросили с пьедестала, привязали к конскому хвосту, проволокли вниз по Боричеву ввозу до Ручья, спустили по Ручью в Днепр и отправили плыть по течению. Причем до погружения ее в воду 12 мужей били по статуе жезлами, а после того как она попала в Днепр, специально приставленные люди должны были отталкивать ее от берегов до тех пор, пока она не выплывет за пределы Руси.

Данные действия были рассчитаны на дискредитацию Перуна и других «поганьских» богов в глазах языческого населения Поднепровья. Это была яркая демонстрация жителями Руси бессилия языческих богов, показ того, что они не в состоянии отомстить Владимиру и его людям за нанесенные им оскорбления.
Летом 990 г. после захвата русским войском Херсонеса и прибытия в этот город принцессы Анны с группой священнослужителей там приняли крещение многие русские дружинники.
Летом того же года, по прибытии русского войска из корсунского похода в Киев, Владимир Святославич крестил своих сыновей и некоторых вельмож.
Затем, после ниспровержения языческих идолов в Киеве, произошло обращение в христианство многих знатных людей столицы.
1 августа 990 г. состоялось крещение киевлян «Вошли в воду и стояли там одни до шеи, другие по грудь, молодые же у берега по грудь, некоторые держали младенцев, а уже взрослые бродили, попы же совершали молитвы, стоя на месте» - так увидел Летописец это «крещение Руси», тысячелетие которого недавно торжественно отмечала Русская православная церковь. День этот, по тексту «Повести временных лет», самому раннему дошедшему до нас летописному своду, можно восстановить достаточно полно. Киевляне начали собираться на Днепр еще на заре. Накануне христианские миссионеры объехали город: объявили - на утро назначено крещение. Явиться должны были все - княжеские слуги громко и внятно передавали слова князя Владимира: «Если не придет, кто завтра на реку - будь то богатый, или бедный, или нищий, или раб,- да будет мне враг!» Владимир вроде бы не обязывал идти на Днепр, но мало кто в открытую рискнул бы принять княжеский вызов ... Так что Летописец записал точно: «И сошлось там людей без числа». Итак, массовое действо, государственный акт, первый церковно-государственный акт в Древней Руси. Священники, дьяконы, дружина князя готовились с вечера. Одни должны были поститься, чтобы поутру отслужить литургию, пока еще без особого стечения христиан, потом торжественно, крестным ходом с хоругвями и образами идти на Днепр. Другие отвечали за сбор народа. Княжеское войско, скорее всего отроки (младшая дружина), постарались согнать киевлян и раньше назначенного. Пусть лучше постоят, подождут - час не ровен, вдруг князю покажется, что приказ его исполнялся без усердия? Стало быть, распределили районы, пошли спозаранку будить киевлян-язычников, колотить дубьем в двери и заборы: «Вставайте: князь на реку велит!..»
Согнали на Подол, под гору. На горке, ее потом назовут Владимирской, не пройдет и девяти веков, встанет на высоком постаменте бронзовый Владимир с большим крестом. Но это потом, потом, а сейчас - толпы на низком берегу под кручей, цепочка охранения - мера необходимая; не то чтобы разбегутся, но так порядка больше. Прибывают все новые и новые язычники, согнали сколько могли. По реке тянет ладаном: идет служба, смуглые чужеземные попы в сияющих на солнце - ох и дорогих - ризах с пением погружают в воду крест ... Никто в толпе толком не понимает ни что с ним будут делать, ни что делать ему самому. Знают только, что загонят в воду. Наконец наверху показалась группа всадников: «Владимир, Владимир!..» Он, наверное, в парадном плаще, повоински опоясан, при бедре - меч. Не то чтобы нужен был меч на крещении, наряд князя подчеркивает торжественность события. С коня не слез - сверху виднее. Может быть, даже не столько ему виднее, сколько виднее его самого - это важно. За князем, вплотную, небольшой отряд. Тоже на всякий случай. На этот день отбирали, вероятно, особо: только христиан. И, желательно, из варягов: не свои, в случае чего - проще будет. Дружина особого любопытства не проявляет - эти всякого навидались и только опытным глазом иногда окидывают толпу: может, надо кого конем потеснить, плетью огладить. Но пока порядок. Рядом с князем - могучий Добрыня, умница, военачальник, друг и к тому же родня - брат матери, дядя. На Добрыню во всем можно положиться как на каменную стену. Впрочем, каменной стены еще нет. Стену вокруг города сложат позднее, а пока, пока следует признать - ландшафт вовсе не отвечает ни торжественности момента, ни парадности дружины и духовенства на реке. Подол - еще не город. Бревенчатая крепость, рубленые терема, среди них даже один каменный, княжий; жилые дома, караульни, мастерские, конюшни, амбары-склады, казармы, рынки - все это наверху, на горе. С Подола виднеется даже верх старой Ильинской церкви - в Киеве издавна немало христиан. Здесь же, на низком берегу Днепра, несколько хибарок вразброс, щепье валяется, лыко. Наверно, что-то тесали, короба плели под всякий торг купеческий. Дегтем тянет, где-то ладью смолят, и ладаном - раздули кадила попы греческие. Словом, пора начинать.
Наверное, ходом церемонии распоряжался Добрыня. Дело ответственное, да и нужно ему войти в курс: по весне следующего года Добрыня княжьим посадником отправится крестить Новгород, свою вторую родину ... Князь кивнул, и Добрыня поскакал вниз, к попам, распорядиться.
Вот тут вернемся к «Повести временных лет». Все, о чем в ней рассказано, происходило в Киеве впервые. Никто не представлял себе, что и как нужно делать. Да и трудно понять, как массу самого разного народа можно было окрестить. Попы-то знают, но они где-то там поют, далеко и непонятно ... Несомненно – сумятица. Кто залез по грудь, кто - по шею, младенцев держат на руках - не держать же их в воде, кто-то там и на месте не стоит, ходит. Нарушает таинство или нет? Неясно. Крестят но греческому обряду в три погружения ... Как это все сделалось? Приседали они там, что ли? С головой ли окунались? – понять невозможно. Ясно: происходило что-то путаное, какая-то не очень сообразная история вышла.
Наконец разрешили вылезать. Все в мокрой одежде. Разошлись по домам. Но теперь князь знал, что в каждой киевской хижине – его «брат во Христе». И в каждой, самой бедной хижине тоже знали, что в палатах крепкого города тоже есть «брат во Христе» - великий князь.
Вот только не знаем точно мы, в каком это было году. Тысячелетие 1988 года – дата условная. Историки всерьез и аргументировано спорят о ней уже более ста лет, но с полной уверенностью и сегодня никто не может сказать, произошло это в 988 или в 989 году, может быть, в 990-м, а может, и позже.