Глава 1. Теории воли
С. Л. Рубинштейн полагал, что «зачатки воли заключены уже в потребностях
как в исходных побуждениях человека к действию» [там же, с. 588]. Но если при'
знать правоту такого понимания воли (или, по определению С. Л. Рубинштейна,
волевого компонента психического процесса, в данном случае — потребности) как
динамического напряжения, побуждения, стремления, то и инстинкты нужно рас'
сматривать как волевые действия: ведь в них тоже есть как чувственное пережи'
вание потребности, так и стремление к удовлетворению нужды. Однако тогда
исчезает специфика воли как произвольного способа регуляции в отличие от не'
произвольного. Недаром Ш. Н. Чхартишвили [1958б; 1967] отделял поведение,
побуждаемое потребностями, от волевого поведения, называя первое импульсив'
ным. Кроме того, потребностное побуждение у человека дает только толчок к раз'
вертыванию первого компонента волевого акта, т. е. мотивации, но не приводит
непосредственно к действию. Об этом писал и сам С. Л. Рубинштейн: «Будучи в
своих первоначальных истоках связано с потребностями, волевое действие чело'
века никогда, однако, не вытекает непосредственно из них. Волевое действие все'
гда опосредовано более или менее сложной работой сознания — осознанием по'
буждений к действию как мотивов и его результата как цели». И еще: «...В волевом
действии сами побуждения не действуют непосредственно в виде слепого импуль'
са, а опосредованно через осознанную цель» [1946, с. 589]. Так что положение
С. Л. Рубинштейна о зачатках воли, заключенных уже в потребностях, можно по'
нять, только приняв точку зрения, что воля — это произвольная мотивация и что
развертывание мотивации как начала произвольного акта начинается с возникно'
вения потребностного побуждения.
Cобственно, о таком понимании воли он пишет и в другой работе: «“Волю”, соб'
ственно, образует непосредственно лишь высший, верхний или верхушечный слой
этих тенденций – желания, определяемые идейным содержанием, выступающим
в качестве осознанной цели» [1957, с. 269].
Негативное отношение к воле... обернулось для автора (С. Л. Рубинштейна. —
Е. И.) самым
коварным образом. Искусственное деление единой регуляции поведения на побудительную
и исполнительную не оставило места воле человека в самих действиях. Непонятно, почему
в таком случае люди связывают испытание своей воли не с желаниями и стремлениями,
а прежде всего с преодолением трудностей исполнения.
Селиванов В. И. 1992. С. 170
Связь мотивации и воли исследовалась и другими московскими психологами
(К. М. Гуревич [1940]; Л. И. Божович [1969]; А. Н. Леонтьев [1981]; В. А. Иванни'
ков [1991]). Например, А. Н. Леонтьев изучал развитие произвольного поведения
в связи с развитием и дифференциацией мотивационной сферы. Произвольное
действие, по А. Н. Леонтьеву, характеризуется тем, что содержание мотива и цели
в нем не совпадает. Многие ученые рассматривали и рассматривают механизм
мотивации как волевой. Отмечая это, Б. В. Зейгарник с соавторами писала: «Про'
блема овладения своим поведением (на уровне овладения собственной мотива'
33
1.3. Воля как произвольная мотивация
цией)... традиционно ставится в психологии как проблема воли. Волевое поведе'
ние рассматривается различными авторами как процесс производства новых мо'
тивационных образований, способствующих развертыванию поведения в выбран'
ном направлении» [Зейгарник, Холмогорова, Мазур, 1989, с. 122–123].
Несмотря на то, что связь мотивации с волей является общепризнанным фак'
том, это, однако, не означает, что такая связь понимается всеми учеными одним и
тем же образом. Можно выделить по крайней мере три направления в рассмотре'
нии этого вопроса.
Первое из этих направлений практически отождествляет мотивацию и волю,
тем самым по существу отрицая последнюю (такой подход характерен для амери'
канской психологии; не случайно в западных психологических словарях отсут'
ствует само понятие «воля»). При этом сторонники данного направления ссыла'
ются на то, что если у человека есть сильное желание (мотив), то не требуется
никакого психологического механизма, дополнительного по отношению к моти'
ву, который вызывал бы активность человека для достижения цели; само жела'
ние организует эту активность.
Современная буржуазная психология претендует на то, чтобы объяснить все сложнейшие
явления психики человека, не обращаясь к понятию воли. Как пишут Д. Миллер, Ю. Галантер
и К. Прибрам [1965, с. 24], « в наши дни категория воли исчезла из психологических теорий,
слившись с более широкой теорией мотивации». Это «слияние» оказалось пагубным для раз
вития позитивных исследований воли человека. Аналогичные тенденции имеют место
и в советской психологии.
Некоторые наши психологи как огня боятся самого термина «воля», предпочитая такие
неопределенные и широкие понятия, как «произвольные процессы» и «активность», хотя каж
дому из них хорошо известно, что активность и произвольность бывают разные: на уровне
привычки или эмоционального порыва, когда от субъекта не требуется мобилизации наме
ренных усилий, и на уровне сознательноволевой напряженности, связанной с необходимо
стью намеренного преодоления встретившихся трудностей.
Селиванов В. И. 1992. С. 190
Однако еще Д. Локк считал, что неверно отождествлять волю и желания (потреб'
ности) человека. Связывая волю с механизмами порождения действий, философ,
наряду с мотивацией, выделял особую способность, позволяющую осуществлять
действия, и эту способность он называл волей. Воля, преодолевая неудовольствие,
может выступать, по мнению Д. Локка, и против желания, формируя у человека
хотение или воление.
Не сводил волю к мотиву и П. В. Симонов, который справедливо полагал, что
невозможно считать волей доминирующую в данный момент потребность. Воля —
это не просто господствующая потребность, — писал он, — а некоторый специаль'
ный механизм, дополнительный к одной из конкурирующих мотиваций [1982].
Сведение воли к мотиву, побуждающему к активности, неправомерно хотя бы
потому, что встречающиеся на пути к достижению цели препятствия вызывают
Do'stlaringiz bilan baham: |