* * *
Мой дядя Уильям (теперь, увы, покойный) говаривал, что хороший конь хорош до тех
пор,
пока не закусил удила, а хорошие часы – пока не побывали в починке. Он все
допытывался, куда деваются неудавшиеся паяльщики, оружейники, сапожники, механики и
кузнецы, но никто так и не мог ему этого объяснить.
* * *
Когда у вас портятся часы, есть два выхода: бросить их в огонь или отнести к часовому
мастеру. Первое – быстрее.
ОБ УЖАСАЮЩЕЙ ТРУДНОСТИ НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКА
Иные считают, что лучше смерть, чем немецкий язык. Мне трудно с ходу, без
подготовки решить этот вопрос. Тут важно, о какой смерти идет речь. Если о медленной и
мучительной... Скажем, лет двести тому назад в Канаде индейцы ловили миссионера,
сдирали с
него кожу, приносили раскаленной золы, потом кипящую воду, и мало-помалу
миссионер...
В общем, я думаю, что ему немецкий язык показался бы приятной переменой.
* * *
Некоторые немецкие слова настолько длинны, что их можно наблюдать в перспективе.
Когда
смотришь вдоль такого слова, оно сужается к концу, как рельсы железнодорожного
пути.
* * *
Я упразднил бы в немецком языке непомерно длинные составные слова или потребовал
бы, чтобы они преподносились по частям – с перерывами на завтрак, обед и ужин.
* * *
Если уж немецкий писатель нырнет во фразу, так вы не увидите его до тех пор, пока он
не вынырнет на другой стороне своего Атлантического океана с глаголом во рту.
* * *
У глагола достаточно тяжелая жизнь в этом мире, даже если он совершенно цел. В
высшей степени негуманно резать его на куски. Но именно так поступают немцы.
* * *
Немцы берут одну половину глагола и ставят ее как верстовой столб, берут другую и
ставят второй столб. Между этими столбами они наваливают груду слов. И как наваливают!
Полными лопатами!
* * *
У немцев
глагол делят на две части, из которых первая ставится в начале
увлекательного пассажа, а вторая приберегается к концу. Поясню на цитате:
«Наконец чемоданы были уложены, и он – У – , поцеловав мать и сестер и снова
прижав к груди возлюбленную Гретхен, которая в своем простеньком кисейном платьице, с
единственной туберозой в пышных волнах густых волос, неровным, спотыкающимся шагом
спустилась по
лестнице, все еще бледная от ужасов и волнений вчерашнего вечера, но
мечтая еще хоть раз приникнуть к груди того, кого она любила больше жизни, – ЕХАЛ».
* * *
Твичелл знает цену моему немецкому языку. Недавно я в присутствии нескольких
немцев заговорил с ним по-английски по одному личному делу. Он прервал меня и сказал:
«Марк,
перейдите, пожалуйста, на немецкий; вдруг кто-нибудь из этих немцев знает
английский язык!»
* * *
Глубокие филологические изыскания
привели меня к выводу, что человек, не
лишенный способностей, может изучить английский язык в тридцать часов (исключая
произношение и правописание), французский – в тридцать дней, а немецкий – в
тридцать
лет. Отсюда как будто следует, что не мешало бы этот последний язык пообкорнать и
навести в нем порядок. Если же он останется в своем нынешнем виде, как бы не пришлось
почтительно и деликатно сдать его в архив, причислив к мертвым языкам. Ибо,
поистине,
только у мертвецов найдется время изучать его.
Do'stlaringiz bilan baham: