А. И. Дя тл ов о жи зни, на уке и чуме

часть зверьков погибает от острой чумы через 5–10 дней после заражения, 
другая часть переболевает и выздоравливает или погибает в отдаленные 
сроки, третья часть вообще не заражается и даже при введении очень боль-

---

— 20 —
ших доз возбудителя, т.е. они устойчивы к чумной инфекции. А ведь эта 
устойчивость (и чувствительность) обусловлена не предшествующим кон-
тактом с возбудителем (все зверьки в опытах были интактными), а консти-
туциональными причинами, т.е. наследственны.
Имелись наблюдения, что эпизоотии среди песчанок чаще отмечаются 
весной и осенью, с прекращением летом и полной неясностью, что проис-
ходит с чумой зимой. При этом возникали вопросы о механизме передачи 
возбудителя через неэпизоотические сезоны.
Вместе с этими и рядом других вопросов, возникших у меня при зна-
комстве с литературой о чуме и по биологии населяющих пустыню живот-
ных, возникли и свои собственные. Поэтому, когда я впервые поехал в 
очаг, то уже имел обоснованный и необъятный интерес к работе.
Приближался обследовательский сезон. В сентябре станция впервые 
должна была выставить Чабан-казганский эпидотряд. Чабан-Казган – 
350 км от Нукуса на восток, вглубь пустыни. Считалось, что это – самая 
тяжелая командировка. С.К. Щукарев, который должен был ехать в Чабан-
Казган зоологом, с большим неудовольствием готовился к этой более чем 
двухмесячной командировке. Видя это, я при случае спросил у П.А. Гре-
кова, нельзя ли мне туда поехать. Он ответил отрицательно, мотивируя 
это, прежде всего тем, что я еще не проходил курсы специализации для 
зоологов. Только после них я буду иметь право работать в очаге. Но через 
несколько дней такая возможность не стала казаться безусловно непри-
емлемой. Петр Андреевич попугал меня предстоящими трудностями, 
Сергей Константинович возрадовался и, само собой, я стал собираться в 
эпидотряд.
Начальником эпидотряда был назначен врач А.Г. Фишер – мой ровес-
ник. Помощниками в лабораторной работе у него были один лаборант и 
две санитарки. Зоологическая группа состояла кроме меня из двух инс-
трукторов-дератизаторов и четырех рабочих-ловцов грызунов. В состав 
эпидотряда входили также два шофера на автомашинах ГАЗ-51. Таким 
образом всего насчитывалось 13 человек.
В середине сентября мы выехали. Я лежал с ружьем в высокогруженом 
кузове автомашины. Быстро промелькнула так называемая «культурная 
зона» и сразу после Тахта-Купыра началась пустыня. Слева, с севера, рас-
полагалась возвышенность Бельтау, невысоким размытым чинком обры-
вающаяся на юг. Под Бельтау – цепь обширных такыров, местами пере-
крываемых узкими и невысокими грядами песков, поросших саксаулом и 
ежеголовником – джузгуном (коллигонум). На такырах возникали миражи. 
Иногда казалось, что в десяти метрах впереди машины начинается кромка 

---

— 21 —
воды. Я даже постучал по кабине и остановил машину, опасаясь въехать 
в воду, чем вызвал искренний восторг у нашего шофера Колдыбая. Почти 
постоянно в поле зрения были небольшие стайки джейранов. Они с удо-
вольствием соревновались в скорости с машиной и старались обязатель-
но пересечь ей дорогу. По настойчивому требованию Колдыбая и Саши 
Фишера я все же убил одного джейрана, что сделать было не очень трудно. 
В суровую зиму 1954–55 годов из-за длительного джута (гололеда) поч-
ти все джейраны, видимо, сотни тысяч голов, погибли. Численность этих 
животных до уровня 50-х годов уже никогда не восстанавливалась.
От колодца Чагыр, расположенного в котловине между высокими бар-
ханами с редкими кустиками селина, и до Чабан-Казгана 25 км. Такыры 
сменились пухлыми солончаками. Машина ныряла в лужи пыли, нахо-
дящейся в переходной фазе между твердым и газообразным состоянием. 
Волны ее захлестывали и меня наверху кузова и быстро перекрасили пес-
трую городскую одежду и все остальное, кроме зубов и глаз, в серый цвет. 
Поздно вечером мы прибыли в Чабан-Казган. Расположились на метео-
станции, где экспедиция арендовала одну большую комнату. Зоологичес-
кая группа жила в палатках. Лабораторию организовали в юрте, которую 
сняли у одинокой казашки Бибигуль с новорожденной дочкой Урунчой, и 
в десятиместной палатке. Бибигуль – красивая женщина лет 25 с совсем 
не казахским лицом, почти всегда широким и плоским, похожая больше 
на арабку или египтянку. В дальнейшем ее судьба была связана с Чабан-
казганским эпидотрядом на протяжении почти сорока лет. Она, а лет через 
пятнадцать и Урунча, работали в отряде санитарками и охраняли имущес-
тво во время отсутствия эпидотряда.
Уже на следующий день я выехал с зоогруппой на работу. Первая обсле-
довательская точка – Каска-Тау (Лысая гора) в 10 км от Чабан-Казгана. В 
этом сезоне у нас были три маленькие двухместные палатки, в которых рас-
полагались по 2–3 человека. Кроватей и матрацев не было, выдавали нам 
матрасные наволочки (иногда и их не было). Тут же у палаток заготавли-
вали охапки полыни (джусан – повсеместное небольшое, очень душистое 
растение, кустики которого обычно занимают нижние части склонов пес-
чаных бугров и гряд и все межгрядовые понижения), которая служила нам 
постелью и прекрасной растопкой. Из-за эфирных масел джусан вспыхива-
ет от спички и горит как бенгальские огни. Запах джусана незабываем. Это 
растение вошло составной частью в ностальгические чувства о пустыне. 
Позже, через 3–4 года быт наш в экспедициях усовершенствовался. Поя-
вились десятиместные палатки, (а это уже дом, а не конура), раскладушки 
и матрацы, автомашины ГАЗ-63, полувездеход, значительно расширивший 

---

— 22 —
возможность проезда в пустыне по тропам и межгрядовым понижениям. В 
1953 г. мы выкопали и построили в Чабан-Казгане землянку комнат на 20, 
где разместились и лаборатория, и общежитие, и склад.
Уже в 1952 году мы арендовали самолеты. Были у нас ПО-2. Причем в 
Чабан-Казгане, поскольку это более 100 км от базового аэропорта, а само-
леты не имели радиосвязи, работали они по два борта: если необходимо 
было лететь одному самолету куда-нибудь за 30–50 км от Чабан-Казгана, 
то все равно летели оба самолета. Использовались опытные летчики, так 
как летали мы на дальние точки, труднодоступные для машины, и садились 
«с подбором площадки с воздуха», то есть летчик с воздуха выбирал мес-
то посадки. Если поблизости были 
такыры, проблема решалась просто, 
в других же местах эта задача была 
сложной. Если летчики попадались 
не очень «формалисты» (а таким там 
вообще делать нечего), то бывало, 
что-сесть-то мы сели, а чтобы потом 
взлететь, целый день всей бригадой 
делали площадку – выламывали сак-
саул, сбивали кочки, засыпали про-
моины и т.д. И даже после этого при-
ходилось заносить хвост самолета на 
бугор. Под колеса укладывали сакса-
ул – тормозов-то у этих самолетов 
вообще не было. Мотор набирал мак-
симальные обороты, срывался с сак-
саульного тормоза и через 60–80 м 
уходил в воздух, чиркая колесами и 
крыльями по верхушкам саксаула. 
Лет через 5 появились более совер-
шенные и грузоподъемные, но значительно более зарегулированные всевоз-
можными требованиями безопасности АН-2. При большей маневренности 
этих самолетов количество возможных пунктов посадки сократилось.
Как и автомашины, самолеты доставляли нас на точки вместе с палат-
ками, кухней, капканами и всем необходимым. Ежедневно в лабораторию 
мы отправляли отсадники (ведра-бачки с крышками) с выловленными и 
умерщвленными грызунами и живыми блохами в пробирках для исследо-
вания. Зоологическая работа на точках заключалась в определении числен-
ности больших песчанок и некоторых других видов грызунов: полуденной, 
И.А. Дятлов в эпидотряде.
Конец 50-х годов

---

— 23 —
гребенщиковой и краснохвостой песчанок, тушканчиков. Определение 
относительных показателей их численности производилось по специаль-
ным, иногда очень трудоемким методикам. Так, для того, чтобы иметь 
данные о численности больших песчанок, нужно было пройти с саженкой 
маршрут в 12 км. В жаркое время года, когда человек за час ходьбы налег-
ке при скорости 4,5 км по физиологическим нормам теряет 1 литр воды, 
пройти этот маршрут по грядово-ячеистым пескам было нелегко. Кроме 
этого, нужно было определить численность блох в норах (индекс обилия) 
больших и полуденных песчанок: 30–50 нор первых и 200 – вторых.
Обязательными, «режимными» элементами одежды были кирзовые 
сапоги и комбинезон. Остальное – по сезону. Возвращаясь с работы к 
палаткам, мы должны были снять эту «режимную» одежду и одеть дру-
гую. Обработать руки 3%-ым лизолом и вымыть их.
Основная работа на точке, которой были заняты техники и рабочие 
состояла в отлове грызунов и блох для исследования. Здесь нужно кое-что 
рассказать о грызунах и блохах.
Большая песчанка – грызун, величиной со среднюю крысу (очень дале-
кая, но родственница ей по происхождению), но более пушистая, со светло-
палевой шерсткой и с кисточкой загнутых вперед черных волос на длин-
ном хвосте. Часто сидит на задних лапках, ловко заправляя в рот обеими 
«ручками» обгрызаемую веточку саксаула. Легко залазит даже на высокие 
(два метра) кусты саксаула. На местах сгрыза веточек растение образует 
мутовку новых побегов, наиболее любимых песчанкой. Поэтому у норы 
кусты саксаула имеют необычный вид – молодые побеги образуют мно-
жество пучков. При малейшей опасности зверек издает крик, похожий на 
свист. Особенно интересна нора больших песчанок, называемая «колони-
ей» из-за больших размеров и, возможно, часто из-за того, что населена 
она несколькими семьями. Нора обычно занимает площадь 50–200 кв. м и 
состоит из множества входов, расположенных в 0,5–2 метрах друг от друга. 
Причем, входы находятся чаще в центре и реже на периферии. Наиболее 
часто песчанками используются центральные входы в нору. Песок осыпа-
ется, и зверьки постоянно чистят ходы. Вокруг них образуется общая при-
поднятость, определяющая характерный облик сложной норы большой 
песчанки. Вокруг норы на расстоянии до 50 м и более по направлению к 
кормовому кусту саксаула устраивается цепочка, не обязательно связан-
ных между собой подземными ходами нор, а у самого куста – группа нор 
– выселок. Таких выселок бывает 1–3. Общее же количество входов в нору 
нередко составляет несколько сотен. В песчаной пустыне, где грунт легкий, 
нора по площади и по количеству входов больше, чем в условиях с плот-

---

— 24 —
ным грунтом. Разные участки норы отличаются функционально. В жиз-
ненном центре норы, обычно приуроченном к подножию бугра или гряды, 
устраивается глубокий, до 2,5 м, гнездовой ход. В центре же норы, но в 
поверхностных ходах, устраиваются кормовые камеры, обычно 1–3. В этих 
камерах зверьки проводят большую часть времени. Поедают принесен-
ный корм, ведь на поверхности это не всегда возможно: зимой – холодно, а 
летом – через 10 минут солнце убьет зверька, находящегося в неподвижном 
положении. Песчанка заносит в кормовую камеру съедобную ветку (сакса-
ул, ферула ассафетида, матрикария, сенецио и др.) и тут же рассекает ее на 
кусочки, чем достигается освобождение прохода. После этого она поедает 
съедобные тонкие веточки растений, а те, что потолще, обгрызает вокруг. 
Очень любит семена саксаула, но это в октябре-ноябре. В кормовых каме-
рах скапливаются остатки растений, помет песчанок. Так как зверьки в кор-
мовых камерах бывают чаще, чем в других местах, то здесь преимущест-
венно обитают и блохи, кормящиеся на зверьках кровью, часть которой они 
срыгивают, а также оставляют экскременты с полупереваренной кровью. 
Этими остатками с кровяной основой питаются личинки блох.
Нора большой песчанки – это важный элемент ландшафта. С этим 
подземным сооружением связана жизнь многих обитателей пустыни. Без 
больших песчанок ее фауна была бы значительно беднее. Нора большой 
песчанки является основным местом обитания для многочисленных видов 
блох. Этих эктопаразитов теплокровных животных, обитающих в пус-
тыне, для простоты изложения можно разделить на две группы. Первая, 
наиболее важная группа, служащая основным переносчиком чумы, состо-
ит из блох рода ксенопсилля (