гией — это обвинение в том, что сказанное не соответствует истине,
что оно неправдоподобно, следовательно, это решительное нападе
ние.
Наша эпоха создала идеологии и вместе с тем выявила их сущ
ность. Однако то глубокое проникновение, которое было достигну
то в этой области от Гегеля до Маркса и Ницше, превратилось в
грубое оружие ораторов в их разрывающей коммуникацию борьбе.
Метод такого нападения направлен против противника как таково
го, против всех воззрений, которые не совпадают с собственными.
Между тем именно те, кто клеймит как идеологию все, во что верят,
что мыслят, что представляют себе другие, часто сами являются по
своему мышлению наиболее рьяными сторонниками какой-либо
идеологии.
Высокое дерзновение саморефлексии — эта необходимая пред
посылка истины — перерождается в рамках учения об идеологии.
Не подлежит сомнению, что под влиянием психологических факто
ров происходят многочисленные искажения, вытеснения, маски
ровки и что в качестве типа мышления целых слоев они обретают
социологическое значение. В качестве примера можно привести
сокрытие истины в буржуазную эпоху во всем, что относится к
сексуальной сфере, оправдание перед самим собой своих
хозяйственных успехов, легитимизацию существующего порядка
привилегированными слоями общества. Однако вскоре оказы
вается, что самый способ разоблачения может быть подверг
нут разоблачению. Если в нашу эпоху, после Кьеркегора и Ницше,
разоблачающее мышление доходит в своем срывании масок до
крайности, то это уже не разоблачение, а злонамеренное нападе
ние, не критическое исследование, а внушение, не эмпирическое
установление фактов, а просто более или менее убедительное утвер
ждение. Так, метод проникновенного познания истины опустился
до уровня психоанализа и вульгарного марксизма. В этом разоб
лачающем мышлении, которое само стало догматическим, истина
полностью теряется. Все становится идеологией, в том числе и само
это утверждение. Не остается более ничего.
Впрочем, весьма вероятно, что в наше время сфера идеологии
действительно достигла наивысшего объема. Ведь безнадежность
всегда вызывает потребность в иллюзиях, пустота жизни — по
требность в сенсации, бессилие — потребность в насилии над более
слабыми.
Как при этом подлость людей успокаивает их совесть, показы
вает аргументация в следующих примерах.
В тех случаях, когда государство прибегает к явно преступным
действиям, эта аргументация гласит: государство греховно по са
мой своей природе, я тоже грешен; я повинуюсь требованиям го
сударства, даже если они греховны, потому что я
и сам не лучше
и потому, что это мой долг перед родиной. Однако, по существу,
все это выгодно для того, кто таким образом оправдывает свои
действия, он — соучастник и извлекает из этого пользу; его иска
женное лицо говорит о терзаниях, которых он в действительности
147
торые становятся козлами о т п у щ е н и я , — во всем виноваты евреи,
немцы и т. д.
Все то, что играет известную роль в нерасторжимом сплетении
вины в смысле причинности или ответственности, некритически ни
велируется в качестве вины некоего определенного другого, кото
рым мы не являемся. Дело только в том, чтобы вообще найти ка
кое-либо средство выражения для своего отрицания и своего на
падения. При этом духовные понятия становятся знамением и зна
ком. Слова используются как фальшивая монета для употребле
ния в совершенно измененном смысле при сохранении связанных с
ними прежде чувств (свобода, отчизна, государство, народ, рейх
и т. д.). В испорченном пропагандистской софистикой языке в кон
це концов вообще перестает быть понятным значение слов. Речь
превращается в хаос неопределенностей — все для того, чтобы
выразить в каждом данном случае свое «анти-», которое отнюдь не
следует из какого-либо действительного «про-».
Do'stlaringiz bilan baham: