|
УТРАЧЕННОЕ «Я»
Выше мы рассмотрели одну из важных черт обширного, но скрытого
мира, который мы называем
неосознанным партнерством.
Это багаж
неудовлетворенных в детстве потребностей, несбывшееся желание, чтобы
о нас заботились, защищали и при этом не мешали идти к зрелости. Сейчас
мы обратимся к детской ране другого рода, еще более тонкой
разновидности психической травмы. Это «социализация»: совокупность
сигналов, получаемых от родителей и общества, которая говорит, кто мы
такие и как себя вести. Она играет мощную, но незаметную роль в наших
отношениях с партнером.
Приравнивание социализации к психической травме может показаться
странным. Чтобы объяснить, почему это уместно, мы расскажем вам
о Саре. Сара – привлекательная общительная женщина около тридцати
пяти. Ее главная проблема – явная неспособность ясно и логично мыслить.
«Я не умею думать, – снова и снова повторяет она. – Я просто не умею
думать». Сара уже пятнадцать лет прилежно трудится рядовым
менеджером в компьютерной фирме. Она поднялась бы намного выше по
карьерной лестнице, если бы умела эффективно решать задачи. Но,
попадая в сложную ситуацию, Сара всякий раз начинает паниковать и
бежит к начальству за помощью, и руководители дают ей мудрый совет,
только укрепляя веру в неспособность самостоятельно принимать решения.
Не нужно далеко идти, чтобы обнаружить один из истоков
тревожности. С раннего детства мать недвусмысленно давала Саре понять,
что не считает ее умной. «Ты глупее старшего брата, – говорила мать. –
Тебе лучше выйти замуж за какого-нибудь умника, иначе будет сложно.
Только сомневаюсь, что умный мужчина тебя выберет». Конечно, это были
очень грубые замечания, но причина невысокого мнения Сары о своих
интеллектуальных способностях не только в них. Мнение матери
усиливалось бытующим в пятидесятые годы представлением, что
маленькие девочки обязаны быть сладкими, милыми и послушными, а их
последующая карьера должна ограничиваться благотворительностью.
Сарины
одноклассницы
мечтали
стать
женами,
медсестрами
и
учительницами, а не директорами, астронавтами и врачами.
Еще на умение Сары решать проблемы повлияло то, что ее мать не
была уверена в собственной способности мыслить. Она занималась домом
и заботилась о детях, а все серьезные решения перекладывала на мужа.
Такая зависимая, пассивная модель стала для девочки образцом женского
поведения.
Когда Саре было пятнадцать, ей очень повезло. Один учитель разглядел
в ней природные способности и помог приложить больше усилий к учебе.
Первый раз в жизни она принесла домой табель, в котором были в
основном пятерки. Реакцию матери девушка запомнила навсегда. «Как это
вообще произошло? У тебя наверняка так больше не получится». И у Сары
действительно не получилось. В конце концов она поддалась и усыпила
спокойно и рационально мыслящую часть своего мозга.
Трагедия была не только в том, что она утратила способность
рассуждать. У нее сложилось подсознательное убеждение, что мыслить
опасно. Почему? Дело в том, что мать резко отвергала ее интеллектуальные
способности, а умение четко мыслить означало бы, что Сара перечит маме,
которая утверждала, что ее дочь глупа. Сара не могла рисковать и
отталкивать маму, от которой зависело ее выживание. Таким образом,
считать себя умной для нее было просто опасно. В то же время она не
смогла полностью отречься от собственного ума. Девушка завидовала
людям, которые умеют думать, да и замуж вышла за исключительно
умного человека. Это была неосознанная уловка, чтобы восполнить
нанесенный в детстве психологический урон.
Как и Сара, все мы скрыли от сознания какую-то часть себя. Мы
называем эти недостающие элементы «утраченным “я”». Когда мы
жалуемся, что «плохо соображаем», «ничего не чувствуем», «не умеем
танцевать», «не можем испытать оргазм» и «не очень креативны», мы
определяем те самые природные способности, мысли и чувства, которые
сами хирургически вырезали. Они никуда не делись и по-прежнему есть у
нас, но сейчас не функционируют как часть нашего сознания. Они для нас
будто вообще не существуют.
Как и в случае с Сарой, наше утраченное «я» формировалось в раннем
детстве. Во многом эта утрата связана с тем, что взрослые из лучших
побуждений старались научить нас ладить с окружающими. В любом
обществе ребенок должен усвоить некий набор практик, законов,
убеждений и ценностей. Все это передается прежде всего через родителей.
Индоктринация есть в любой семье и каждой культуре. По-видимому,
повсеместно считается, что, если не поставить человека в определенные
рамки, он будет представлять опасность для коллектива. Как говорил
Фрейд, «желание иметь мощное и несдерживаемое “я” может показаться
понятным, но наше время говорит о том, что это в глубочайшем смысле
несовместимо с цивилизацией».
Родители искренне желают нам добра, но часто смысл подаваемого ими
сигнала состоит в следующем: иметь определенные мысли и чувства
запрещено, некоторые естественные виды поведения придется подавить, а
какие-то таланты и способности – отрицать. Тысячами явных и незаметных
способов взрослые давали понять, что одобряют лишь какую-то часть
нашей личности. В сущности, говорили, что культура нас не примет, мы не
сможем в ней существовать.
Довольно много родителей доводят этот процесс обесценивания до
предела и отрицают не только чувства и поведение ребенка, но и его
самого в целом. «Тебя не существует. Ты не нужен семье. Нас не
интересуют твои потребности, чувства и желания». Такие сигналы
оказывают разрушительное воздействие, и в результате человек всю жизнь
борется за то, чтобы ощущать себя ценным, нужным, любимым. Часто
такие люди прикидываются кем-то, подавляя в себе гнев, страх и
депрессию, или утоляют душевную боль, впадая в зависимость.
Do'stlaringiz bilan baham: |
