Лекция №1. Общественно-политическая жизнь конца XIX нач. XX вв

Лекция №11. АКМЕИЗМ 
Основные принципы акмеизма: 
— освобождение поэзии от символистских призывов к идеальному, возвращение ей 
ясности;
— отказ от мистической туманности, принятие земного мира в его многообразии, зримой 
конкретности, звучности, красочности;
— стремление придать слову определенное, точное значение;
— предметность и четкость образов, отточенность деталей;
— обращение к человеку, к «подлинности» его чувств;
— поэтизация мира первозданных эмоций, первобытно-биологического природного 
начала;
— перекличка с минувшими литературными эпохами, широчайшие эстетические 
ассоциации, «тоска по мировой культуре».

---

Акмеизм, в ряду других литературных течений русского модернизма, стал поиском 
своего пути в поэзии XX века. С его творческими открытиями связано возникновение в 
русской литературе нового характера художественного мышления, новых поэтических 
принципов, определивших перспективу развития искусства слова. Творчество 
крупнейших поэтов нашего столетия A.Ахматовой и О.Мандельштама неразрывно 
связано с течением акмеизма, в лоне которого сформировались их эстетические и 
поэтические установки. 
В литературе проблема акмеизма рассматривается в нескольких аспектах. Первый связан с 
изучением общих проблем литературного и культурного процессов начала века (см. труды 
B.М.Жирмунского, 
Е.Б.Тагера, 
А.Г.Соколова, 
А.Л.Григорьева, 
В.В.Тимофеевой, 
Е.Ермиловой, Л.Силард, Е.Паплы, И.А.Есаулова, Х.Гюнтера, В.И.Тюпы, и др.). В этом 
случае акмеизм рассматривается как одно из поэтических течений, именно здесь 
актуализируются проблемы определения временных рамок течения, определения 
эстетической платформы, а также выявления конкретных поэтов, работающих в рамках 
акмеизма. 
Второй аспект изучения акмеизма затрагивается в работах, связанных с исследованием 
творчества отдельных поэтов. В этом случае в центре внимания исследователей находятся 
особенности художественного метода того или иного автора, для раскрытия которых 
неизбежно приходится обращаться к эстетическим принципам, выработанным в рамках 
школы. Наиболее ярко этот аспект представлен в исследованиях, посвященных творчеству 
Мандельштама и Ахматовой. 
Проблема критического осмысления акмеизма как поэтической школы по времени 
совпадает с периодом его возникновения. Мы выделяем три "изначальные" концепции 
течения, сформировавшиеся в 1910-1920 годы, и получившие развитие в наше время. 
Первая концепция представлена в позднесимволиских оценках акмеизма - прежде 
всего в статьях В.Брюсова "Новые течения в русской поэзии. Акмеизм" (1913), "Вчера, 
сегодня и завтра русской поэзии" (1922) и А.Блока "Без божества, без вдохновенья" 
(1921). 
С позиций литературных предшественников деятельность новой школы оценивается 
негативно - как отклонение от магистрального пути искусства (понимаемого как 
жизнестроение). Отсюда упреки в отсутствии серьезных целей творчества, бездуховности, 
эстетизме (см.: А.Блок, 1962. Т.б. С.174-184) [1] . 
При этом символисты отказывают акмеизму в поэтической оригинальности: его 
поэтические и эстетические новации трактуются как простое повторение уже бывшего в 
искусстве, в частности, в том же символизме (В.Брюсов, 1975. Т. б. С.472, 510; А.Блок, 
1962. Т.б, С.178). Исходной точкой этих суждений об акмеизме служат программные 
заявления его мэтров, что сразу же выявляет несоответствия между акмеистической 
теорией и практикой. Оценивая акмеизм в свете этих несоответствий, некоторые 
современные исследователи отказывают ему в статусе литературного течения и 
объявляют его "мнимой школой" (Вл.Орлов, 1982). 
Данную оценку акмеизма можно отнести скорее к постановке проблемы, чем к ее 
решению. Замеченное несоответствие между теорией и практикой безусловно имеет место 
по отношению к творчеству Гумилева, поэтика которого "отставала" от его теоретических 
тезисов (и по своей типологии скорее напоминала брюсовскую поэтику). Подобное 
внимание к творчеству Гумилева вполне понятно, если вспомнить, что он один из авторов 
акмеистических манифестов. Однако безусловной ошибкой является распространение 
этого вывода на школу в целом. 
Таким образом, уже в на рубеже 20-х годов обозначились проблемы, связанные с 
идентификацией нового течения. На наш взгляд, это связано прежде всего с тем, что 
акмеизм - школа малочисленная и неоднородная по своему составу. Так, например, 
В.Нарбут в 1913 году писал М.Зенкевичу: "Знаешь, я уверен, что акмеистов только два: я 

---

да ты" [2]. Стало быть, у Нарбута с Зенкевичем была своя модель акмеизма, отклонение от 
которой расценивалось как "цеховое ренегатство". В то же время, статья Мандельштама 
"Утро акмеизма", написанная как акмеистический манифест, была отвергнута в этом 
качестве Гумилевым и Городецким, что практически вывело ее из контекста литературной 
полемики 10-х годов. Кроме того, следует иметь в виду, что теоретические декларации не 
всегда совпадают с творческой практикой конкретных художников. 
Отсюда и возникает проблема идентификации течения, выявления его внутреннего 
содержания, которое в общем случае может включать в себя элементы, несовпадающие 
как с декларациями, так и с художественной практикой. 
Вторая концепция акмеизма (как "арьергардной" школы) представлена 
Б.Эйхенбаумом в известной статье "Анна Ахматова. Опыт анализа" (1923) (Б.Эйхенбаум, 
1986. С.374-440) . По мнению Эйхенбаума, и символизм, и акмеизм - это явления одного 
порядка. Символизм, эволюционируя, превратился в акмеизм, и оба течения противостоят 
футуризму, как искусства арьергарда авангарду. Полемизируя с В.М.Жирмунским, 
Эйхенбаум отказывает новой школе в "преодолении символизма", трактуя акмеистов как 
завершителей" символистского движения, корректирующих его противоречия и перегибы. 
В рамках данной концепции нивелируется художественно-эстетическое своеобразие 
акмеизма как течения, игнорируется тот факт, что в недрах традиционалистской поэтики 
происходило кардинальное обновление поэтического мышления и языка. Среди 
современных ислледователей, типологически не разграничивающих символизм и 
акмеизм, укажем С.Н.Бройтмана (С.Н.Бройтман, 1995) , который относит оба течения к 
"неклассическому", "нетрадиционалистскому" типу поэзии. Таким образом, в настоящее 
время проблема разграничения этих течений остается открытой. 
Третья концепция акмеизма (как преодоления символизма) оказалась наиболее 
продуктивной, как по полученным результатам, так и по количеству последователей. 
В.М.Жирмунский в статье "Преодолевшие символизм" (1916) (В.М.Жирмунский, 1977. 
С.106-133) обосновывает мысль, что акмеизм по своим эстетическим принципам и 
поэтике является направлением, усвоившим и переработавшим опыт предшествующего 
поколения поэтов, но кардинально отличным от него. 
Жирмунский один из первых отметил новый душевный строй молодых поэтов, 
"преодолевших символизм", но трактовал его как обеднение эмоционального, 
лирического начала, как уход от философски-углубленного осмысления бытия. 
Ученый типологически сближает акмеизм и символизм, соответственно, - с классицизмом 
и романтизмом. Причем классицизм и романтизм у него выступают в статусе 
литературных методов, жестко не связанных с определенным историческим периодом. В 
статье "О поэзии классической и романтической" (1920) В.М.Жирмунский разграничивает 
два типа словесного искусства - классицистский и романтический - по ряду оснований 
(материалу художественной конструкции, отношению к жанрово-стилевому канону, 
представлению о функции литературы и роли писателя, ориентации на смежные 
искусства). По логике его рассуждений, символизм - это новая ипостась романтизма. А 
его "преодоление" акмеизмом мыслится как "неоклассицистическая реакция" на 
романтизм, в результате чего происходит возврат к классическому литературному канону. 
При всей оригинальности и известной убедительности "цикличной" концепции 
Жирмунского (а также его последователей, в частности, В.Маркова, Ю.Гальперина) 
следует отметить, что поэтика акмеизма базируется на собственных эстетических 
основаниях и лишь частично сводится к художественному знаменителю классицизма в 
том специфическом значении, в котором это понимает Жирмунский. 
Трактовка акмеизма как направления, "преодолевшего символизм", развита рядом 
современных исследователей, причем одни (А.Г.Соколов, Е.Б.Тагер, А.Л.Григорьев, 
Л.Силард), рассматривают его в традиционной парадигме модернизма, а другие ( 
И.Смирнов, Х.Гюнтер, В.И.Тюпа) - в иных парадигмах: постсимволизма, 
неотрадиционализма. 

---

О.Ронен (O.Ronen, 1983; О.Ронен, 1991) вписывает акмеизм в эволюционный ряд: 
реализм, модернизм, акмеизм. Он считает акмеизм "типично финальной школой", но 
именно функция "завершения", полагает исследователь, позволила акмеизму стать 
истинно "синтетическим" течением, преодолевшим не только модернизм, но и реализм. 
Миссия "завершения", по логике О.Ронена, обусловливала акмеистическую' установку на 
цитату. Более того: память акмеистов о литературных текстах прошлых эпох ученый 
считает изначальной предпосылкой эстетики и поэтики акмеизма. Отметим, что сами 
акмеисты "тоску по мировой культуре" действительно связывали с идеей культурно-
исторического синтеза (вспомним рассуждения Мандельштама о "синтетическом поэте 
современности"), но вовсе не считали акмеизм "завершающим" направлением. 
Основным тропом акмеистического языка, согласно Ронену, является "элиптическая 
цитата" или некий "гибрид метафоры и метонимии", раскрывающий "поэтический и 
семантический потенциал, накопленный словом за всю историю его бытования в других 
поэтических контекстах" (О.Ронен, 1991. С. 12). . 
Польская исследовательница Е.Папла (Е.Рар1а, 1980), рассмотрев эстетическую и 
поэтическую платформу акмеизма, напротив, приходит к выводу, что акмеизм скорее был 
"зачинающей" школой, поскольку . в мировой практике акмеистический опыт получил 
дальнейшее развитие. Она полагает, что акмеизм в качестве эстетической основы 
выдвигает понятие автономии творчества: поэзия для акмеистов - прежде всего искусство 
слова, ее предмет - реальные земные ценности. В качестве основных категорий поэтики 
акмеизма Е.Папла выдвигает категорию равновесия, которая трактуется ею как 
равновесие формы и содержания (означающего и означаемого); согласование 
стилистических 
компонентов 
произведения; 
совмещение 
интелектуального 
и 
эмоционального начал и, наконец, равновесие сил между субъектом и объектом. 
Наиболее продуктивной чертой акмеистической поэтики исследовательница считает 
"объективированное" воспроизведение переживания через нахождение повествовательных 
эквивалентов. В заключение автор приходит к выводу, что акмеисты создали собственную 
поэтику, имеющую аналоги с европейскими поэтическими течениями, такими как 
неоклассицизм и имажизм. 
Основная тенденция изучения акмеизма сегодня - это выявление специфических 
признаков, относящихся, в основном, к области поэтики. Следует отметить, что акмеисты 
сами отчасти "спровоцировали" подобный подход. Мандельштам как-то в полемическом 
запале заметил: "Акмеизм мировоззрением не занимался; он принес с собой ряд новых 
вкусовых ощущений, гораздо более ценных, чем идеи, а главным образом, вкус к 
целостному словесному представлению, образу, в новом органическом понимании". 
С его "легкой" руки это утверждение было подхвачено критикой, и в дальнейшем 
специфика акмеизма как течения связывалась со своеобразием поэтического языка. (См.: 
М.В.Панов, 1962. С.101-107; И.П.Смирнов, 1977. С.144-154; Р.Д.Тименчик, 1974. С.23-46; 
В.Вейдле, 1990. С.108-127). 
Но по справедливому утверждению Ю.Тынянова, "изучение эволюции литературы 
возможно только при отношении к литературе как ряду, системе, соотнесенной с другими 
рядами, системами, ими обусловленной" (Ю.Н.Тынянов, 1977. С.281). Развитие этой 
мысли находим у В.М.Жирмунского. "Эволюция стиля как единства художественно-
выразительных средств или приемов, - пишет ученый, - тесно связана с изменением 
художественно-психологического задания, эстетических навыков и вкусов, но также всего 
мироощущения эпохи" (В.М.Жирмунский, 1977. С.100). 
Следовательно, чтобы понять, что такое акмеизм, недостаточно выявить специфику его 
языка по сравнению, например, с языком символистов или футуристов. Несмотря на 
интересные изыскания в этом направлении, результаты, полученные исследователями, как 
бы повисают в воздухе. 
Прежде всего это обусловлено тем, что нерешен ключевой вопрос - о мировоззренческом 
фундаменте акмеизма. Мы исходим из идеи, что художественная новизна (а каждое 

---

течение на нее претендует) невозможна без нового умонастроения, новых 
гносиологических, аксиологических, эстетических установок. 
Выявление последних сопряжено с рядом трудностей, вытекающих прежде всего из 
специфики 
художественного 
мышления 
как 
мышления 
артистического, 
непоследовательного, ' порою противоречивого. Все это необходимо учитывать при 
подходе к проблеме и не искать у представителей поэтического течения стройной 
философской ситемы, строгости определений и т.п. 
Очевидно, акмеизм следует рассматривать в рамах системно-типологического подхода: не 
столько как статическую данность, сколько как конструктивную тенденцию развития 
поэзии, общую для ряда авторов. Феномен школы или течения, очевидно, образуется 
динамической совокупностью творческих индивидуальностей, объединенных общим 
умонастроением, философией творчества, общим стилем художественного мышления 
(вкусом, по определению Мандельштама) и включенных в диалогичское пространство 
"цехового" самосознания". Последний момент требует пояснения: поэт, принадлежащий к 
той или иной школе, должен эту принадлежность осознавать , и она должна осознаваться 
собратьями по перу. В противном случае следует говорить о типологической близости, а 
не принадлежности художника (например, М.Кузмина) к течению. 
Подобный подход позволяет по-новому взглянуть на проблему эволюции и границ 
течения. Конечно, если рассматривать акмеизм в статике, взяв за основу манифестации 
1912-1913 годов, то акмеизм просуществовал год или два. Но если взглянуть на акмеизм 
как на живой процесс, обусловленный массой входящих компонентов (эволюцией 
творческих представлений поэтов, сменой социокультурных моделей, философскими и 
поэтическими влияниями, личными и литературными взаимоотношениями), то в нем 
самом уже по определению (ср. внутреннюю форму термина течение") заложена 
тенденция изменчивости. 
Поэтому не следует отклонения от первоначальных манифестаций (подчас довольно 
легкомыленных, типа: "Мы немного лесные звери") расценивать как выход за рамки 
течения. По сути дела, и рамок-то жестких нет, а есть общая тенденция или парадигма 
художественного мышления. Эту мысль выразил Мандельштам в письме к Л.Горнунгу: 
"Ощущение времени меняется. Акмеизм двадцать третьего года - не тот, что в 1913 году." 
О.Мандельштам, 1987. С.298) [4]. 
Как правило, деятельность школы акмеизма связывают с манифестами 1912-1913 годов и 
с творчеством, проходившем непосредственно под знаком этих деклараций. Как 
творческая организация акмеизм просуществовал до начала 1920-х годов. Однако даже на 
протяжении этого времени акмеистические установки претерпевали изменения. И это не 
надо рассматривать как выход за рамки течения. Сами акмеистические декларации по 
сути дела не ставили жестких рамок, а только намечали некоторую парадигму или 
тенденцию художественного мышления. Поэтому не следует думать, что, противореча 
теории, практика поэтов размывала акмеистическую платформу, подготавливая 
самоликвидацию школы. В творчестве Гумилева акмеистическая теория вообще 
опережает практику, которая долгое время оставалась позднесимволистской. Можно 
сказать, что в этом случае именно теоретическое обоснование нового мировидения и 
новой поэтики (не только в манифесте, но и в многочисленных рецензиях) 
сориентировало поэта на практическую разработку соответствующих художественных 
форм и методов. 
Не следует забывать так же и о том, что отход от принципов раннего акмеизма, 
декларированных в манифестах Гумилева и Городецкого, был в начале 1920-х годов 
теоретически мотивирован в статьях Мандельштама, сознательно преподнесенных им как 
разработка акмеистической поэтики и философии творчества. Таким образом, не просто 
практика выходила за рамки программы, изменялась как живое явление, пересознавала 
себя и сама теория акмеизма, прочерчивая новые пути. 

---

Важным моментом для конституирования акмеизма было "цеховое самосознание" самих 
поэтов, принадлежащих к школе. Поскольку у ведущих поэтов Ахматовой и 
Мандельштама это самосознание сохранялось до конца жизни, ориентируя их в 
творческой эволюции, то с начала 20-х годов (собственно, с расстрела Гумилева, 
единственного крупного организатора среди всей этой группы) можно говорить о 
посторганизационной фазе истории акмеизма. 
Именно в это время глубокие аналогии между творческими методами этих крупных 
художников в полной мере выявляют изначальную общность "генетической" программы 
течения, заключавшей в себе уже в ранних своих заявках возможности и предпосылки 
определенного усложняющего развития. В этом смысле весьма показательно, что 
"Огненный столп" Гумилева, поздние произведения Нарбута - оборванные, 
нереализованные до конца творческие линии акмеизма, определенно указывающие на те 
же самые интенции, которые развернуто воплотились в поэзии Ахматовой и 
Мандельштама посторганизационного периода. 
Речь идет не о "причесывании" поэтов под одну гребенку, но именно о типе эволюции, 
образующем в творчестве названных поэтов типологические ряды сходных явлений, 
разумеется, опосредованных их художественной индивидуальностью. 
В частности, можно видеть, как особый типологический ряд образуется мотивом 
распавшейся связи времен, разрушенным единством мира, восстановить который 
становится сверхзадачей художника. Этой сверхзадаче, собственно, и подчиняется 
поэтика обоих авторов, вырабатывающая "технические" приемы интегрирования 
культурно-исторической памяти, в том числе апелляции к мифологическим прототипам. 
К таким приемам относится "встраивание" жанрово-стилевых и содержательных 
реминисценций в структуру своих произведений, использование их в качестве 
художественных "доказательств", прецедентов, архетипов. Отличительной чертой поздней 
акмеистической образности является то, что в одном семантическом блоке могут 
соединяться в органическое целое явления и ситуации, имеющие разную смысловую 
модальность или протекающие в разные времена. 
Установка на скрытое цитирование обусловливает своеобразную центонную организацию 
поздних акмеистических текстов и тем определяет особый статус читателя. Если ему 
удается найти "цитатные ключи", то он становится дешифровщиком, для которого 
прозрачны все "домашние" намеки. Собственно, в ориентации на такого читателя-
дешифровщика проявилось на этой поздней фазе изначально заданное, программное 
стремление акмеистов к "одомашниванию" мировой культуры. 
И наконец, единство акмеизма как течения на раннем и позднем этапах обусловлено тем, 
что акмеистическое творчество неизменно, на протяжении десятилетий выступает по 
своей фундаментальной художественной онтологии (с ее выходами в философию поэзии) 
глубоким поэтическим аналогом трем, казалось бы, очень разным направлениям 
философской мысли XX века - русской православной философии, "философии жизни" 
Бергсона и феноменологии (включая ее поздние экзистенциальные переработки). 
В конечном итоге, именно эта онтология акмеистов и определила "генетическую" 
программу поэтики, реализовавшуюся в творческой практике этих художников, 
мотивируя их ответы на вызовы эпохи.