Книжный вор

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ГИТЛЕРА, 1940 г.
Вопреки всей безнадежности Лизель каждый день проверяла почтовый ящик — весь март с
заходом далеко в апрель. Все это несмотря на испрошенный Гансом визит фрау Генрих из
государственной опеки, которая объяснила Хуберманам, что ее учреждение полностью утратило
связь с Паулой Мемингер. А девочка все равно упрямилась и, как вы можете представить, день за
днем, проверяя почту, не находила ничего.
Молькинг, как и всю остальную Германию, захватила подготовка ко дню рождения фюрера.
В том году при сложившемся положении на фронтах и всех победах Гитлера местные партийные
активисты хотели, чтобы празднование вышло особенно достойным. Будет парад. Марши.
Музыка. Песни. Будет костер.
Пока Лизель обходила улицы Молькинга, доставляя и собирая стирку-глажку, национал-
социалисты копили топливо. Пару раз Лизель своими глазами видела, как мужчины и женщины
стучали в двери и спрашивали, нету ли чего такого, с чем, хозяину кажется, нужно покончить
или что нужно уничтожить. В «Молькингском Экспрессе» у Папы было написано, что на
городской площади состоится праздничный костер, туда придут все местные отряды
Гитлерюгенда. Костер ознаменует не только день рождения фюрера, но и победу над его

---

врагами и освобождение от уз, которые удерживали Германию со времен окончания Первой
мировой.
* * *
«Любые материалы с тех времен, — советовали в статье, — плакаты, книги, флаги, газеты
— и любую найденную вражескую пропаганду нужно сразу нести в местный штаб НСДАП на
Мюнхен-штрассе».
Даже Шиллер-штрассе, улицу желтых звезд, которая еще ждала перестройки, обшарили еще
раз напоследок, выискивая что-нибудь, хоть что-то, дабы сжечь во имя и во славу фюрера. Не
вызвало бы удивления, даже если бы кое-кто из партийных поехал и где-нибудь отпечатал
тысячу-другую книжек или плакатов морально-разлагающего содержания, только ради того
чтобы их предать огню.
Все было готово для великолепного 20 апреля. Это будет день сожжений и радостных
воплей.
И книжного воровства.
В доме Хуберманов в то утро все снова шло как обычно.
— Этот свинух опять смотрит в окно, — ругалась Роза Хуберман. — Каждый божий
день, — не замолкала она. — Ну что ты там теперь высматриваешь?
— О-о, — простонал Папа с восторгом. На спину ему сверху окна свисал флаг. — Надо и
тебе взглянуть на эту даму. — Он оглянулся через плечо и ухмыльнулся Лизель. — Прямо хоть
выскочить и бежать за ней. Ты ей в подметки не годишься, Мама.
— Schwein! — Мама погрозила Папе деревянной ложкой. — Вот свинья!
А тот продолжал смотреть в окно на несуществующую даму и очень даже существующий
коридор из германских флагов.
В тот день каждое окно на улицах Молькинга украсилось во славу фюрера. В некоторых
местах, вроде лавки фрау Диллер, окна были рьяно вымыты, флаги новехоньки, а свастика
смотрелась как брильянт на красно-белом одеяле. В других флаги свисали с подоконников, как
сохнущее белье. Но все же были.
С утра случился небольшой переполох. Хуберманы не могли найти свой флаг.
— За нами придут, — заверила Мама мужа. — Нас заберут. — Кто? Они. — Надо найти!
Уже казалось, что Папе придется пойти в подвал и нарисовать флаг на холстине. К счастью,
флаг все-таки нашелся, похороненный в шкафу за аккордеоном.
— Этот адский аккордеон, загораживал мне всю видимость! — Мама крутанулась на
пятках. — Лизель!
Девочке доверили честь приколоть флаг к оконной раме.
Ближе к полудню приехали Ганс-младший и Труди — на домашний обед, как они это
делали на Рождество и Пасху. По-моему, теперь подходящий момент представить их
пообстоятельнее:
У Ганса-младшего были отцовские глаза и рост. Вот только серебро в его глазах было не
теплое, как у Папы, — там уже профюрерили. Еще у него было побольше мяса на костях,

---

колючие светлые волосы и кожа, как белесая краска.
Труди, или Трудель, как ее часто называли, была лишь на пару-другую сантиметров выше
Мамы. Ей досталась плачевная утиная походка Розы Хуберман, но в остальном она была заметно
тоньше. Живя прислугой в богатой части Мюнхена, она, скорее всего, уставала от детей, но
всегда умела найти хотя бы несколько улыбчивых слов для Лизель. У нее были мягкие губы.
Тихий голос.
Ганс и Труди приехали вместе на мюнхенском поезде, и совсем скоро ожили старые трения.