«Ей
чудилось, что вся квартира от полу до потолка занята громадным куском
железа и что стоит только вынести вон железо, как всем станет весело и
легко. Очнувшись, она вспомнила, что это не железо, а болезнь Дымова»
(«Попрыгунья») [Есин 1988: 165]
Внимание сосредоточено на сердцевине переживания, а не на нюансах
и подробностях душевных движений; психологическое состояние схвачено
разом, мгновенно, одной деталью. В этом состоит одна из главных
особенностей чеховского психологизма (как, впрочем, и поэтики в целом):
психологическое повествование необычайно концентрировано, сжато,
избегает развернутого описания внутреннего мира, наглядного установления
причинно-следственных и ассоциативных связей между мыслями, эмоциями,
впечатлениями – словом, той самой «диалектики души», которая составляла
главную особенность его ближайшего предшественника Л. Н. Толстого.
А. П. Чехову удается достичь глубины и тонкости психологического
изображения и сочетать эти качества с экономностью и ненавязчивостью
50
своего психологизма за счет активного обращения к читательскому
сопереживанию, сотворчеству. В чеховской художественной системе особая
авторская и читательская позиция по отношению к персонажу. А. П. Чехов
стремится к тому, чтобы читатель невольно поставил себя на место
персонажа, отчасти даже отождествил себя с ним, почувствовал себя в той
психологической ситуации, в которой оказался персонаж в рассказе.
Писатель активно подключает ассоциации, воспоминания, впечатления –
словом, весь читательский опыт для создания психологического образа.
Например, в повести «Мужики»:
«Николай, который не спал всю ночь, слез с
печи. Он достал из зеленого сундучка свой фрак, надел его и, подойдя к окну,
погладил рукава, подержался за фалдочки – и улыбнулся. Потом осторожно
снял фрак, спрятал в сундук и опять лег»
[Есин 1988: 166].
Скрытность и неакцентированность чеховского психологизма не
помешали здесь писателю изобразить довольно сложный комплекс эмоций.
Психологическое изображение получилось необычайно емким: в нем
сосредоточены и воспоминания Николая о жизни в Москве, и грусть, и
сожаление, и мысль о том, что его жизнь уже кончилась, и еще множество
других оттенков. Но все это присутствует в отрывке не прямо, а в подтексте,
душевное состояние героя изображено при помощи скрытых форм
психологизма.
Читатель,
активно
сопереживая
герою,
получает
художественной информации о его внутреннем мире больше, чем ее
формально содержится в тексте; видя только отдельные штрихи, он может по
ним дорисовать всю картину в своем воображении.
Эффект сопереживания и сотворчества в прозе А. П. Чехова
достигается с помощью ряда художественных приемов. Система элементов
его стиля организована таким образом, что стимулирует читательскую
активность, намечая лишь основные контуры психологического состояния, а
в остальном вполне полагаясь на читателя. Одной из таких форм является
несобственно-прямая внутренняя речь, во многом потеснившая ту форму
внутреннего монолога, которая была характерна для предшественников А. П.
51
Чехова и получила наиболее совершенное воплощение в творчестве Л. Н.
Толстого. Например, в рассказе «Невеста» вся гамма оттенков
эмоционального состояния передана исключительно отчетливо, ощутимо, но
не прямо, а через обращение к сопереживанию читателя:
«Ей казалось, что в
городе все давно уже состарилось, отжило и все только ждет не то конца,
не то начала чего-то молодого, свежего. О, если бы поскорее наступила эта
Do'stlaringiz bilan baham: |