Исай Калашников Жестокий век Гонители

Глава 5 
Ветер ошелушивал желтые листья с осин и берез, ронял на землю, 
сметал в Уду, они плыли, покачиваясь на мелкой волне, кружась в 
водоворотах, вниз, к Селенге, по ней дальше, к Байкалу. На берегу 
под темнохвойной елью горел огонь. Возле него снимал с кабарги 
шкуру Чиледу. Ветер крутил дым, и Чиледу жмурил глаза, 
отворачивался. Время от времени он посматривал в ту сторону, где 
пасся расседланный конь. Сняв шкуру, бросил ее на траву, отрезал 
кусок мяса, кинул на угли. 

---

Березовый лес на взгорье был чист и светел. Казалось, белое пламя 
поднималось из земли и сияло холодноватым немеркнущим светом, 
рождая в душе тихое удивление. Чиледу все больше любил леса 
своих предков. В них человек никогда не бывает одинок, он может 
говорить с соснами, елями, березами. Они отзовутся шелестом 
ветвей, трепетом клочьев отставшей коры. 
В степи человек, если он один, – он один. А тут кругом друзья. 
Деревья заслоняют человека от холодного ветра, от глаз людей… 
Правда, Чиледу бояться за свою жизнь нечего. Она прожита. Все, 
что у него можно было отнять, люди давно отняли. Осталась 
маленькая радость – одиноко бродить по лесам, спать на земле под 
баюкающий шум друзей-деревьев и потрескивание сушняка в огне. 
И ничего иного ему не надо. Ему бы и умереть хотелось среди 
деревьев… Пусть его последний вздох сольется с шелестом ветвей, 
пронесется над страдающей землей, и, может быть, дрогнет чья-то 
ожесточенная душа, смягчится чье-то зачерствелое сердце… 
Бронзовые листья неслись по течению, прибивались к берегу, 
запутывались в траве, намокали, тонули и плыли дальше по 
песчаному дну. 

---

Чиледу подумал, что все люди как эти листья. Несет, кружит их 
река жизни. 
Одни прыгают на гребне волны, другие катятся по дну. Но конец у 
всех один… 
Ветер был не сильный, но по-осеннему холодный. Приближается 
самая хорошая пора в жизни хори-туматов – охота. Они будут бить 
коз, изюбров, лосей, добывать белку, соболя, колонка, рысь… 
Только бы все обошлось и в этом году. С той поры, как хори-
туматы побили воинов сына Есугея, Чиледу каждое лето ждал 
возмездия. Он был уверен, что хан ничего не забудет и не простит. 
Но время шло, на хори-туматов никто не нападал. Потом узнал, что 
сын Есугея ушел воевать Алтан-хана. Эта весть поразила Чиледу. С 
тех пор как он помнит себя, о стране Алтан-хана все говорили со 
страхом и уважением, ни один из владетелей не мог и помыслить о 
единоборстве, а вот сын Есугея дерзнул… Для хори-туматов это 
счастье. Если Тэмуджина растреплет Алтан-хан, ему будет не до 
хори-туматов. Если Тэмуджин осилит Алтан-хана, добыча будет 
так велика, что бедные жилища хори-туматов перестанут его 
прельщать. 
Мясо изжарилось, но было жестким, кабарга попалась старая. 
Чиледу проговорил вслух: 

---

– 
Кабарга старая… Сам я тоже старый. Зубы стали худыми. Из рук 
ушла сила. 
После смерти Дайдухул-Сохора Ботохой-Толстая хотела, чтобы он 
стал вождем племени. Чиледу отказался. Он не из тех, кто может 
править другими. 
Но его советами Ботохой-Толстая не пренебрегает и сейчас. Гибель 
Дайдухул-Сохора ожесточила ее, она возненавидела всех 
иноплеменников. 
Когда пришел Хорчи набирать себе тридцать жен, Ботохой-Толстая 
хотела его убить. «Ничтожному говоруну нужно тридцать жен. А у 
меня был один муж, и того отняли!» Чиледу едва ее уговорил. А 
позднее, когда стало известно, что хан ушел в Китай, Чиледу 
упросил ее отпустить и Хорчи, и пленных воинов хана. Пусть идут 
в свои степи, к своим семьям. Насилие никому не приносит счастья. 
Чиледу достал из седельной сумы железный котелок, вскипятил в 
нем воду, заварил листья брусники. Терпкий, горьковатый навар 
согрел нутро. 

---

Теперь можно и вздремнуть. Чиледу постлал под бок седельный 
войлок, прилег. От огня шло сухое тепло. Успокоительно 
поскрипывала ель. Человеку нужно немножко пищи, немножко 
тепла – и все. Что же его заставляет мучить себя и мучить других? 
Или надо потерять все, как потерял он, Чиледу, чтобы 
удовольствоваться тем немногим, что доступно каждому? 
Он задремал и увидел знойную степь, крытый возок, услышал 
гудение мух над потными спинами волов и тоскующую, как бы 
рвущуюся сквозь рыдания песню Оэлун. Песню оборвало ржание 
коня. Едет рыжий Есугей. Но теперь-то он знает, что надо с ним 
сделать. Его надо убить. Тогда все будет иначе. 
Конь ржал, и ему откликнулись другие. Надо успеть. Чиледу 
рванулся. И сон ушел от него. 
Огонь прогорел. Ветер кружил пушистый пепел. Призывно ржал 
его конь. 
Издали, с верховьев реки, доносилось ответное ржание. Хори-
туматов там как будто не должно быть… Чиледу пошел к коню. На 
другом берегу за кустами черемухи промелькнули всадники. Он 

---

хотел их окликнуть, но что-то его остановило. Вгляделся. Всадники 
показались вновь. Они ехали оглядываясь. 
На голове у них были железные шлемы. Чужие. Воины. 
Пригибаясь, он побежал к коню. Надел узду, снял с ног путы, тихо 
повел в лес. Только бы не заметили. Только бы успеть 
предупредить. 
Но всадники, слышавшие ржание его коня, были настороже. 
Заметили. 
Бросились через реку, закричали. Он вскочил на коня, оглянулся. 
Из леса на берег Уды выскакивали новые всадники. Сколько же их 
– 
тысяча, две, три? 
Стрела просвистела над его головой, ударилась впереди в сосну, 
отщепив от ствола кусок коры. Лошадь прянула в сторону. Вторая 
стрела ударила ей в бок, Чиледу соскочил на землю, побежал в 
гору, сквозь прозрачный березняк. 

---

Всадники настигли его, чем-то тяжелым ударили по голове. Он 
ткнулся лицом в опавшие листья. 
Очнулся на берегу реки, у своего огня. Чужие воины спешивались, 
подкладывали в огонь дрова, разрезали на куски мясо кабарги. Над 
ним наклонился пожилой воин. 
– 
Смотрите, он живой! 
– 
Если бы и сдох – ничего. Я эти места знаю. 
Голос говорившего показался знакомым. Чиледу приподнял 
тяжелую голову и увидел Хорчи. Тот приблизился к Чиледу, 
круглое лицо расплылось в довольной ухмылке. 
– 
Не ждал меня, Чиледу? А я вот, видишь, прибыл. И теперь уже 
никто не помешает набрать мне тридцать самых красивых женщин 
вашего племени. 
Чиледу сел. Перед глазами покачивались, расплывались лица 
людей, деревья, морды лошадей. Он закрыл глаза, долго сидел так. 
И когда снова открыл глаза, стал видеть более отчетливо. 

---

– 
Хорчи, мы и тебе, и всем другим сохранили жизнь… Зачем 
пришел снова? – Говорить ему было трудно, в голове что-то 
гремело, стучало. 
– 
Чингисхан с помощью неба покорил все народы, – сказал Хорчи. 
– 
Люди должны жить так, как они сами желают, а не так, как этого 
хочет сын Есугея или кто-то другой. Ты низкий человек, Хорчи. 
Тебе подарили жизнь. А ты несешь смерть. 
– 
Кто не покоряется Чингисхану, того само небо обрекает на 
смерть. 
– 
Хватит с ним разговаривать! – сердито сказал высокий нойон. – 
Пусть садится на коня и указывает дорогу. 
– 
Слышишь? – спросил Хорчи. 
Чиледу ненавидел этого человека с довольной усмешкой. Если бы 
враги были без него, их можно было увести куда-нибудь в глубь 

---

леса, но с ним это не удастся. А хори-туматы ничего не знают. И он 
ничем не может им помочь. 
– 
Я не поведу вас… 
– 
Тогда мы тебя убьем. – Хорчи хохотнул, будто сказал что-то 
забавное. 
– 
На коней! – приказал нойон. – Хорчи, прикончи его. 
Хорчи взял у воина копье, ударил в грудь. Чиледу опрокинулся на 
спину. Горячая боль хлынула к горлу, перехватила дыхание. Но 
сознание не покинуло его. Он слышал, как Хорчи выдернул из 
груди острие копья, как застучали копыта коней. Пошевелился, 
передохнул, и боль ушла, но тело стало словно бы чужим. С 
большим трудом он подтолкнул под полу халата руку, зажал рану 
ладонью, почувствовал слабый ток крови сквозь пальцы. Но ни 
прижать ладонь плотнее, ни сжать пальцами уже не мог. И понял, 
что это конец. 
Все было так, как он хотел. Над ним тихо шумел лес, качались 
ветви деревьев, косо падали желтые листья, и под берегом 
плескалась река. 

---

Сбылось его давнее желание, может быть, единственный раз в 
жизни… Но должно сбыться и другое. Его душа отлетит к 
небесным кочевьям и соединится с душой Оэлун. Ждать осталось 
недолго.