Основной стилевой признак романа «Кысь» это его интертекстуальность

1. О стиле Татьяны Толстой
Мысль о том, что художественное слово существует не само по себе, а в ряду других слов (в внутритекстовых отношениях и окружении слов контекста1), известна еще с древних времен. Литературная практика, а вслед за ней и развитие науки о словесности идут по линии усложнения и углубления представлений о связях художественного слова с чужим высказыванием. В последние десятилетия внимание многих филологов (и литературоведов, и лингвистов), культурологов, философов и ученых других гуманитарных наук направлено в сторону изучения диалогических отношений между (или внутри) текстами, восходящих к идеям М. М. Бахтина. В литературоведении и лингвистике особую актуальность приобрел интерес к «чужому слову», в частности, к такой разновидности его, как цитата. В произведениях постмодернистской ориентации цитатность приобрела тотальный характер, и интерес специалистов по изучению текста сместился в сторону такого свойства последнего, как интертекстуальность. Интерес к по-новому преломленной проблеме диалогичности в тексте, идущий от западного литературоведения (Ю. Кристева и Р. Барт), подхватили и отечественные ученые. Результаты превзошли ожидаемое: свойство интертекстуальности стало приписываться и текстам давно минувших веков. Выяснилось, что интертекстуальность стара как мир, а мир - сплошной текст, в котором, куда ни ступи - везде цитата, везде «чужое», уже известное или припоминаемое.
Цитата как термин стала уступать место новоявленному «интертексту» и в понятие интертекстуальности стало включаться все многообразие проявлений текстовых отношений, вплоть до поэтических парадигм и архетипов. В то же время привычное, всем понятное слово цитата стало расширять свое значение: теперь оно применяется для номинации любой переклички, связывающей памятники культуры (не только литературные).
1 «Для литературоведа контекст - это бескрайне широкая область связей литературного произведения с внешними ему фактами как литературными, так и внехудожественными» (Хализев 2002: 327).
Расширение значения понятия происходит на самых разных уровнях, порой это нее сразу бросается в глаза. Объясняется это не только развитием теоретической мысли, но в первую очередь эволюцией самого языка художественного произведения, связанного с усложнением картины мира и изменением способов воплощения сознания художника. Диссертация посвящена изучению проблемы цитаты в художественном тексте, многообразию ее видовых проявлений и функций. Рассмотрение этих аспектов теории цитаты производится на материале прозы последней трети XX века.
Актуальность исследования
Теоретики по-разному пытаются объяснить происходящие процессы в литературной и культурной практике (кратко описанные выше). Об этом свидетельствует множество работ, в которых подходы к изучению цитаты или интертекста не отличаются единством. За исключением нескольких авторов, серьезных попыток представления концепции цитаты не было предпринято до недавнего времени. Весомый вклад в развитие теории внесла работа Н. В. Семеновой1, на наш взгляд, единственная в последнее время появившаяся теоретическая разработка цитаты и особенностей ее функционирования, проведенная на материале произведений В. Набокова. Значительное количество материалов по теме посвящены отдельным аспектам: исследуются виды цитат в творчестве того или иного автора, интертексты культуры, функционирование цитат и интертекстов, механизмы создания цитатных отсылок, источники цитат и другие. Большинство исследований имеют целью не теоретическую разработку, а историко-литературное описание определенных фактов заимствований и цитат; проводятся интертекстуальные анализы текстов без углубления в суть явления; и многие другие недостатки при работе с этой областью исследования обнаруживаются в сборниках научных трудов и статьях. Кроме того, на волне интереса к теории интертекста проблема цитаты остается на периферии исследований. Необходимо провести комплексное исследование состояния науки в
1 Семенова Н. В. Цитата в художественной прозе (На материале произведений В. Набокова). Тверь, 2001. области теории цитаты и теории интертекстуальности (последняя буквально впитала в себя все достижения науки и цитату рассматривает несколько иначе, чем традиционное литературоведение: теперь это неотъемлемая часть культурного сознания человека XX века). Вопрос о том, где расходятся эти теории (цитаты и интертекстуальности), а в чем согласуются или, быть может, перепевают одна другую - также актуален, так как практически отсутствуют исследования, в которых ставится вопрос об отношениях цитаты и интертекста (зачастую просто одно понятие подменяется другим, понятие «цитата» употребляется как метафора).
Литература новейшего времени не обходится без приемов постмодернизма, а цитатность - свойство текста, активировавшееся именно в последние десятилетия. У каждого писателя свои приемы и цели работы с предшествующими текстами культуры, но заметна тенденция к отказу от классики и вообще любой установленной нормы. В текстах постмодернистов и писателей, в творчестве которых находят отражение (большее или меньшее) приемы, новаторские в своем существе (их называют постмодернистскими) - цитата и другие виды «чужого слова» выполняют множество функций, в том числе и не свойственные им до последнего времени. Выбор автором типа интертекстуальной связи определяет и соответствующую ей функцию. Видов цитат - огромное количество и они полифункциональны. Каждый конкретный случай проявления цитаты индивидуален, поэтому исследовательская работа с материалом, богатым различными видами цитат, может привести к выявлению определенной закономерности. Последнее, в свою очередь, позволит составить типологию и модель функционирования цитаты. Таким образом, актуальностью на сегодняшний день и недостаточной изученностью проблемы цитаты и места ее в современном культурном сознании (особенно таких ее аспектов, как типология и функционирование в текстах современной литературной практики) определяется выбор темы для диссертационного исследования.
Предметом исследования является цитата в широком смысле этого слова, включающая различные формы проявления: от цитаты как буквального воспроизведения «чужих» слов до цитаты в виде имени или слова-темы. Это сопровождается осмыслением различных теоретических подходов к такому сложному явлению, как цитата, специфике включения и функционирования «чужого слова».
Объектом исследования выступают, с одной стороны, существующие исследования по теме, различные концепции цитаты, с другой - произведения русской литературы новейшего времени, признанные критиками не только одними из лучших романов последней трети XX века, но и классическими образцами - это роман Андрея Битова «Пушкинский дом» и роман Владимира Мака-нина «Андеграунд, или Герой нашего времени». Выбор текстов для анализа продиктован несколькими причинами. Во-первых, роман Битова считается одним из «открывающих» эпоху постмодернизма в России, а роман Маканина -одним из итоговых, завершающих эпоху, соответственно, в каждом из них по-особому преломилось сознание писателя, чувствующего потоки времени и изменение отношения к традиции. Во-вторых, оба произведения содержат богатейший материал для анализа, ведь они построены по принципу постмодернистского текста, в котором цитатность - ведущий прием. Наконец, выбор произведений обусловлен поставленными целями и задачами.
Цель и задачи исследования. Целью исследовательской работы является обобщение теоретических зарубежных и, в основном, отечественных разработок вокруг проблемы цитаты и смежных с ней явлений, установление соотношения теории цитаты и теории интертекстуальности, а также составление типологии цитаты и выяснение общих и частных функциональных возможностей различных видов цитат. Для достижения цели в работе решается выполнить следующие задачи:
1) выявить степень изученности в современной науке проблемы межтекстовых отношений и обосновать необходимость разработки актуальных проблем, требующих разрешения;
2) определить объем понятия «цитата» и описать соотношение цитаты с другими (смежными или близкими по значению) терминами, входящими в «парадигму диалогического бытия текста»;
3) дать терминологическую дефиницию понятию «цитата», опираясь на словарные статьи и определения, даваемые исследователями;
4) выявить положение цитаты в теории интертекстуальности, вывести новые характеристики цитаты, получаемые ею в различных подтеориях;
5) составить типологию цитаты с учетом уже имеющихся типологий художественных взаимодействий и интертекстуальных элементов, а также на основе литературного материала;
6) определить механизм функционирования «интертекстовой цепочки», учитывая уже существующие исследования и опираясь на литературный материал; установить функции цитаты в текстах современных прозаиков. Методологические и теоретические принципы работы базируются на исследованиях XX века, посвященных или касающихся отдельных аспектов проблемы цитаты и других видов «чужого слова» и межтекстовых связей. Основой практически всех исследователей в этой области (и данная работа не будет в этом исключением) является концепция диалога М. М. Бахтина, которую мы используем как напрямую, так и опосредованно, то есть отрефлектированную последующими учеными, в частности Ю. Кристевой, Р. Бартом и др. Подробно мы останавливаемся на проблеме «чужого слова» в теориях М. М. Бахтина, Ю. М. Лотмана, а также осмыслении ее в работах 3. Г. Минц, А. Ранчина и др. Идеи отечественных ученых А. Н. Веселовского, Б. В. Томашевского, Г. А. Гу-ковского, В. М. Жирмунского, Ю. Н. Тынянова, Л. С. Выготского, К. Ф. Тара-новского, Л. Я. Гинзбург рассматриваются как подготовившие базу для изучения цитаты как одного из основных способов фиксации связи с традицией, а также для осмысления теории интертекстуальности в отечественной филологии. В работе мы опираемся на традицию изучения интертекста в литературоведческом структурализме и постструктурализме Запада: труды Ю. Кристевой, Р. Барта, Ж. Деррида, М. Риффатера, Ж. Женетта; X. Блума, теорию интекста и перевода тартуского ученого П. X. Торопа. Среди новейших направлений исследования проблемы цитаты отмечаем как принципиально важные в теоретическом плане работы И. В. Арнольд, Н. Н. Белозеровой, М. Л. Гаспарова, Г. В. Денисовой, А. К. Жолковского, Е. А. Козицкой, Н. А. Кузьминой, Г. И. Лу-шниковой, Н. В. Павлович, И. В. Силантьева, И. П. Смирнова, Р. Д. Тименчика, И. В. Толочина, Н. А. Фатеевой, М. Б. Ямпольского. В трактовке цитаты как родового понятия для сопутствующих ей терминов (аллюзия, реминисценция и др.) и в некоторых других суждениях по проблеме, рассматриваемой в диссертационном исследовании, автор следует концепции цитаты, выработанной И. В. Фоменко и его школой. Поскольку цитата и интертекст - предметы и лингвистических исследований, учитываются работы А. Вежбицкой, Н. Д. Арутюновой, В. А. Лукина. Источниками определения ключевых теоретических понятий и методологической базой анализа и интерпретации художественных текстов для автора явились труды Ю. Н. Тынянова, М. М. Бахтина, Ю. М. Лотмана, 3. Г. Минц, В. Е. Хализева, О. А. Клинга, А. Я. Эсалнек, Л. В. Чернец, В. И. Тю-пы, А. Б. Есина. Теоретические и эстетические принципы постмодернизма исследовались с опорой на труды Г. К. Косикова, И. С. Скоропановой,
A

Как отмечают критики, Толстая поразила читателей не содержанием своих рассказов, а изысканной сложностью и красотой их поэтики. Обращает на себя внимание демонстративная сказочность ее поэтики. Эта черта особенно заметна в рассказах о детстве, таких, «Любишь – не любишь», «На золотом крыльце сидели», «Свидание с птицей». Для детей в ее рассказах лицо сказки и есть лицо, никакого зазора между фантазией и реальностью не возникает. У Толстой сказочность, прежде всего, непрерывно эстетически-детские впечатления, подчиняя все, даже страшное и неподвластное эстетической доминанте. Важно отметить, что именно сказочность придает стилю Толстой особого рода праздничность, кающуюся, прежде всего, в неожиданных сравнениях и метафорах. Метафоры Толстой театрализованно одушевляют все вокруг.

Во всей прозе Толстой абстрактные понятия, примелькавшиеся вещи, детали небогатого городского пейзажа, так вольно одухотворенные автором, непременно попадают в унисон с внутренним состоянием персонажа. Эти ожившие картины, напоминающие барочные аллегории, говорят о герое даже больше, чем всезнающий автор, они становятся инобытием человеческой души, они как бы кричат: мы – это тоже ты!
Как видим, сказочность у Толстой гораздо шире собственно фольклорной традиции. Она парадоксально подчеркивает вымышленность, праздничную фантастичность в качестве первоначально открывающихся ребенку, а следовательно, самых подлинных черт реальности. По логике прозы Толстой, сказки детства во многом адекватны сказкам культуры – вроде тех, которыми живет Марьиванна, или Симеонов из рассказа «Река Оккервиль», или Соня, или Милая Шура, или Петер из одноименных рассказов. Сказочное мироотношение предстает в этих рассказах как универсальная модель созидания индивидуальной поэтической утопии, в к торой единственно и можно жить, спасаясь от одиночества, житейстейской неустроенности, кошмара коммуналок и т.д., и т.п.
Как правило, у Толстой именно в концовке новеллы обнаруживается расхождение между Автором и любимым героем. Помимо «Факира», такие финалы можно найти в «Петерсе», «Реке Оккервиль», «Круге», «Милой Шуре», «Пламени небесном», «Сонамбуле в тумане». Концовка всегда очень показательна для формы художественной целостности, избранной автором. Приверженность Толстой именно этим приемам в финалах рассказов можно объяснить стремлением автора отменить безысходную ситуацию жизни чисто литературными средствами (эту мысль наиболее последовательно развивает М. Золотоносов) [1, c. 34] Однако же есть и иная логика. Поскольку каждый из героев Толстой живет в сотворенной им реальности (все равно, мифологической или сказочной по своей семантике), то сознание aвтора оказывается родственным сознаниям героев. Концовки, в которых голос Автора выходит на первый план, не противостоят сознаниям героев, а как бы вбирают их в себя, как некая общая философия творчества вбирает в себя его частные случаи, обогащаясь и усложняясь благодаря этим частностям. Мир в прозе Толстой предстает как бесконечное множество разноречивых сказок о мире, условных, знающих о своей условности, всегда фантастических и потому поэтичных. Относительную целостность этой калейдоскопически пестрой картине придают языки культуры – тоже разные и противоречивые, но тем не менее основанные на некой единой логике творчества, с помощью которых эти сказки непрерывно создаются и воспроизводятся каждым человеком, в каждый миг его жизни. Красота взаимных превращений и переливов этих сказок и позволяет благодарно улыбнуться жизни – бегущей мимо, равнодушной, неблагодарной, обманной, насмешливой, бессмысленной, чужой – но прекрасной.
Такая философия снимает модернистское противопоставление одинокого творца живых индивидуальных реальностей – толпе, Рвущей безличными, а потому мертвыми, стереотипами. Разумеется, истоки этой трансформации в поздних версиях модернизма и, в особенности, модернистской метапрозы. Происходящая в прозе Толстой метаморфоза культурных мифов в сказки культуры не только преодолевает иерархичность модернистского сознания, но и снимает его трагизм. Трагизм непонимания, разделяющего творца гармонических порядков и мир, пребывающий в состоянии хаоса и стремящийся подчинить творца своему бессмысленному закону, сменяется самоироничным сознанием, с одной стороны, сказочной условности всяких попыток гармонизации, а с другой – того, что и сам хаос образован броуновским движением не понимающих друг друга и накладывающихся друг на друга призрачных порядков.