Н. Игнатьев миссия в хиву и бухару в 1858 году

[188]
Построение крепостей начнется немедленно после
 
ухода миссии в 
Бухару. 
Мне кажётся, что в случае ежели предположение хивинцев об 
отправлении в Россию нового посольства будет приведено в исполнение, то 
следовало бы высказать посланцу, что он не может быть принят, пока не 
доставлен будет в С.-Петербург ханский фирман, удостоверяющий в принятии 
хивинцами всех предложенных нами условий и решительно ему объявить, что 
рр. Сыр и Эмба не составляют уже границ ханства и что хивинцы должны 
отказаться от взимания зякета с киргиз — наших подданных. Всего лучше 
было бы ежели бы посольство хивинское вернулось в Хиву из форта № 1, а 
наша флотилия вслед затем подошла бы в полном составе к южному берегу 
Аральского моря, с тем, чтобы начать плавание вверх по р. Аму, не дожидаясь 
ханского позволения. Посольства из среднеазиатских владений, принимаемые 
нами, не имеют никаких выводных для нас последствий, а стоят нам между 
тем очень дорого. Весьма мало пользы могут принести также России и наши 

---

миссии, посылаемые временно в ханства. Это напрасная трата денег, которые 
могут быть употреблены для достижения той же цели, в этой же части Азии, 
но иным образом, с несравненно большим вероятием успевшего результата». 
В самый день выступления нашего из Хивы, я, желая объяснить 
директору 
Азиатского 
Департамента 
действительное 
значение 
дипломатических актов в Средней Азии, которых прежде Министерство 
Иностранных Дел так напрасно добивалось, писал следующее: «договор, 
заключенный Данилевским в 1841 году политический пуф, потому что 
договор в Хиве не имеет значения европейского. Он никогда соблюдаем не 
был и даже малоизвестен в Хиве. Если хотите- уступки, вынужденные у 
хивинцев в настоящее время, могли бы считаться несравненно важнее и 
существеннее, нежели те, которые были сделаны нам в 1841 г., но стоило ли 
заключать дипломатический акт без права свободного плавания по р. Аму и 
собственно только для того, 
[189] 
чтобы представить Министерству 
Иностранных Дел клочок бумаги, скрепленный ханскою печатью, но не 
представляющий существенного для нас значения по отсутствию гарантии 
исполнения. Надеюсь, что Ваше Превосходительство меня не осудите. Может 
быть, в Петербурге найдут, что я ошибся в своих действиях, но я сохраню 
убеждение, что поступал добросовестно, сообразно с чувствен долга, по 
крайнему моему разумению, и не гоняясь за мишурными результатами». 
Несмотря на то, что вое косвенные сведения о Бухаре, доходившие до 
меня со времени переправы нашей через Айбугирский залив, были для нас 
крайне неблагоприятны, что неприязненные вам внушения и намеки эмира 
хану хивинскому в вопросе о судоходстве по р. Аму их подтверждали и что 
мне самому приходили на ум многие доводы против непосредственного и 
безотлагательного перехода из Хивы в Бухару, но я твердо решился испытать 
до конца все зависящие от меня средства для выполнения Высочайше 
возложенного на меня поручения и утвержденной Государем программы 
экспедиции. 
В этих видах мне было необходимо удостовериться прежде всего в 
действительном расположении относительно принятия посольства бухарским 
правительством и в своевременности появления моего в бухарской столице 
при отсутствии эмира. Достигнуть этого было довольно трудно, так как 
хивинцы нас зорко и тесно стерегли и приняли меры для воспрепятствования 
нам прямых сношений с Бухарою. Чрез приказчика Панфилова и двух 
преданных нам киргиз удалось мне однако же найти двух расторопных, 
предприимчивых и верных России киргиз, не бывших еще в подозрении у 
хивинцев, и я их отправил в Бухару о письмами моими, — официальным и 
конфиденциальным, частным, к бухарскому визирю, Тохсабе-Мирзе-Азизу. 
Киргизам этим поручено было, — как я предупредил Тохсабу в частном 
письме, — передать многое бухарскому правительству для расположения его 
в нашу пользу и рассказать о действиях наших в Хиве и о происходящем в 

---

ханстве, с таким 
[190] 
освещением фактов, которое должно было произвести 
благоприятное нам впечатление на эмира и раздражить его против хивинцев. 
Мы раскрыли Тохсабе происки сих последних, клонившиеся к тому, чтобы 
внушить нам подозрение и опасение относительно намерений эмира, свалить 
на него всю ответственность за не пропуск судов и помешать посольству 
вручить Наср-Улле письмо Государя Императора и Царские подарки. Тохсаба, 
вскоре после прибытия моих посланцев, отвечал мне самым 
предупредительным образом и заявил, что эмир поручил ему пригласить меня 
формально в Бухару. Ответ этот был послан мне бухарским визирем не 
прямым путем, а, для большей верности, кружным, через форт № 1, и я 
получил его слишком поздно, т.е. тогда уже был в бухарских прёделах. Но 
посланцы наши успели вернуться прежде, прямым путем, в Хиву и на словах 
рассказали мне о ласковом приеме Тохсабы и доставили все нужные сведения, 
которые укрепили меня в решимости, несмотря на все препятствия и коварные 
замыслы хивинцев, попытаться пройти в Бухару путем неизвестным в России 
и по которому никто еще из образованных европейских путешественников до 
нас не проходил. 
Для перехода этого нужно было преодолеть немало затруднений, кроме 
обыкновенных естественных препятствий среднеазиатского караванного 
движения: 
1) переправу через широкую реку Аму (почти против шеста, где после 
построено Петро-Александровское укрепление) без других перевозочных 
средств, как одна лодка, которую мы успели захватить; 
2) Неимение каких либо топографических сведений и малейших 
указаний касательно пути, на котором мы с трудом находили удобные биваки 
для ночлегов; 
3) Недоброжелательное отношение хивинцев, которые исчерпали 
всевозможные ухищрения, чтобы побудить нас отказаться от нашего 
намерения и напугать нас нападениями туркмен, шайки Джан-Ходжи, 
бродившей в Кизыл-куме и т. и. и даже нежеланием бухарцев, чтобы русские 
пришли долиною р. Аму, недоступною до 
[191] 
того времени для европейцев. 
Нас не остановили не только предостережения хана и хивинских сановников 
и распущенные для устрашения нас слухи, но и затруднения, встреченные для 
найма верблюдов в Хиве и снаряжения каравана. 
Все уже было готово к выступлению, когда пришлось еще. отложить на 
два для, т.е. до 31 Августа, чтобы выдержать бурную сцену с ханским 
сановником и дополнить наши военные приготовления на случай, если бы 
пришлось пробиваться в пути через шайки грабителей или отбиваться от 
вероломных хивинцев. 28 Августа некоторые из наших киргизов и два 
бухарца, бывшие по торговые делан в Хиве и побывавшие в России, тайно 

---

предупредили меня, что будто бы несколько сот туркменского племени 
Чаудур подговорены разгневанным Сеид-Мохаммедом напасть на наш 
караван, когда он будет уже на правом берегу р. Аму, с целью ограбить нас и 
поживиться мнимыми богатствами, предполагавшимися в каждом из 
многочисленных ящиков, навьюченных на верблюдах, и отучить таким 
образом русских заходить в этот край и дерзко противиться воле хана, который 
настаивал, чтобы посольство, для своей безопасности, вернулось на Усть-Урт. 
Сеид-Мохаммед полагал, вероятно, что с него лично будет снята 
ответственность за последствия, так как гости его, выйдя благополучно из 
Хивы, «не послушались однако же его советов и предостережений». Мехтера 
хан сменил, посадил в тюрьму и, как носились слухи, ослепил за то, что 
уполномоченный им на заключение со мною дружественного акта, он 
убедился моими доводами, принял предложения и готов был подписать 
заготовленный проект. Заступивший его в управлении дел с иностранцами 
куш-беги прислал мне, без всяких объяснений, письмо на имя Министра 
Иностранных Дел, и подарки князю Горчакову и Ковалевскому. Мне присланы 
были халаты для раздачи членам посольства и конвоя по степени их важности. 
Почетный конвой, под начальством мин-баши, был назначен для 
сопровождения посольства и охранения его от туркмен, в пределах ханства, 
так как караванный путь в Бухару считался 
[192] 
не безопасным и перед самым 
выступлением нашим два торговых каравана были разграблены шайкою 
туркменской, пришедшею из-под Мерва и переправившеюся для 
грабительского набега через р. Аму. Впрочем хивинский конвой не мог 
внушить нам, по составу своему, большого доверия и обратился бы в бегство 
при нападении туркмен иди скорее присоединился бы к грабителям, чем 
честным образом исполнил долг свой. Киргизы предупреждали нас, что 
таковы были истинные намерения этого конвоя и что Мин-баша будет в 
сообществе с рыскающими по правому берегу р. Аму туркменскими шайками. 
Как мы впоследствии могли убедиться, сама бухарцы не ожидали, что мы 
решимся пройти в Бухару прямо из Хивы, долиною р. Аму, и полагали, что мы 
предпочтем путь через форт № 1 и р. Яны-Дарью. 
Несомненным признаком сего предположения было то, что, — несмотря 
на извещение мое Тохсабы и приглашение эмира, — никто из пограничных 
властей, ни передовые караулы Бухарии на пути нашего следования не были 
предупреждены о нашем появлении, а Чарджуйский губернатор, 
известившись о выступлении моем из Хивы в этом направлении, прислал 
спешных гонцов предупредить меня (в 3 или 4 переходах от переправы), как 
гостя эмира, о грозящей нам опасности со стороны туркмен, прослышавших о 
мнимых богатствах нашего каравана и собиравшихся напасть на нас. 
Чарджуйский начальник убедительно просил меня задержать путешествие 
посольства, пока он успеет снарядить и выслать на границу бухарскую 
достаточный конвой для нашего охранения. Не обращая внимания на все эти 
проделки азиатцев, на угрозы хивинцев и предостережения киргиз и 
решившись преодолеть ожидавшиеся испытания, я с трудом нанял 

---

достаточное для подъема наших тяжестей количество верблюдов у 
возвращавшихся в Бухару, по сдаче товаров в Хиве, киргиз и принял все 
надлежащие меры для охранения нашего каравана, собственными нашими 
средствами, от внезапного нападения во время нашего следования и ночлегов. 
В виду возможности быть вынужденным принять неравный бой, без надежды 
на 
[193] 
подкрепление, в дальнем и пустынном крае, из которого и весть о 
нашей участи достигла бы с трудом, своевременно, до русской границы, я 
предварил оставшихся со мною спутников о предстоящих нам опасностях и 
трудах и предложил тем, которые пожелают или не чувствуют в себе 
достаточной силы, чтобы выдержать до конца, присоединиться к 
отправляемым на флотилию больным; но никто не пожелал сим 
воспользоваться, несмотря на то, что в числе нижних чинов было не менее 16 
человек ослабевших от местной лихорадки и дизентерии. Отпраздновав 
царское тезоименитство и выпив за здоровье Государя последнюю чарку 
водки, привезенной с собою из Оренбурга 
124
, мы на другой день, не предваряя 
хивинцев, не внушавших своим обращением никакого доверия, выступили с 
заряженными ружьями и пистолетами, готовые на неравный бой, если бы 
вздумали, — как носились в городе слухи, — остановить нас, по приказанию 
хана насильственно. Трудная переправа на противоположный берег Аму 
совершилась благополучно: Бородина послал я, с частью конвоя, занять бивак 
на правом берегу, освещая местность для своевременного предупреждения 
какого либо нападения во время переправы, тогда как я оставался с другою