Мирослав Хрох

Проблематика перехода из фазы B в фазу С
Ученые выдвигали много теорий, которые объясняли переход национальных движений в фазу национального государства. Например, Эрнест Геллнер связывает корни роста национализма с необходимостью индустриализации, на что Хрох довольно логично отвечает, что подавляющее большинство национальных движений в Европе зародилось до появления таких потребностей и формировались они в преимущественно аграрных условиях.
Но чем же он тогда обусловлен? Хрох объясняет его факторами социальной мобильности и коммуникацией. Группы, обладающие высокой вертикальной социальной мобильностью и возможностью обмениваться сложной идеологической информацией, сформировали ядро национальной интеллигенции.
Благодаря высокому порогу вхождения, туда не попадали люди с низкой социальной мобильностью, неспособные обмениваться сложной идеологической информацией, — крестьяне, рабочие и другие.
В этом узком кругу происходила разработка планов и национальных программ на случай кризиса, которые продвигались «наверх» различными способами (в зависимости от типа национального движения). Такие группы, однако, не всегда могли встроиться в действующую элиту, несмотря на их высокую социальную мобильность — иногда по воле случая, а порой просто потому, что путь в элиту довольно сложен и туманен — и для его прохождения не существует универсального способа.
Также обязательным условием для достижения успеха является не только наличие трех вышеуказанных предпосылок (чтобы программы, выработанные кругом интеллектуалов, были применимы и обеспечивали им всеобщую поддержку), но и наличие состояния всеобщей трансформации общества, в рамках которой этот круг и развивается.

Националисты второй волны ошибочно истолковали Хроха, приняв как модель то, что работало в случае малых национальных движений в Восточной Европе. Российское государство и русская нация давно прошли все три этапа национального строительства по Хроху. Оно обладает памятью об общем прошлом, на законодательном уровне провозглашено равноправие, и плотность связей внутри него многократно превосходит плотность связей внешних.
Источник проблем лежит в том, что неверная постановка целей заставила потратить ресурсы, — время, деньги и умственные усилия — на то, чтобы отсечь российское общество от его элит путем установления дихотомии «русский — советский», с помощью которой атаковать стремительно устаревающие советские идеологические конструкты, которые более не работали по причине изменившегося идеологического, политического, экономического и территориального состава российского государства.
Работы, пересматривающие историю с этой точки зрения, стремительно завладели массами, принеся националистам второй волны популярность и широкое распространение их идей.
Но от обретения популярности ключевая проблема нацеленности на атаку устаревших идеологических конструктов никуда не делась; увеличение количества зевак, наблюдающих за дракой с прошлой версией официальной истории, не способно принести победу одной из сторон. Она скорее выступила раскалывающим фактором для русского общества по линии «действующая элита — русское общество».
Дихотомия «русский — советский» стала основным приемом для того, чтобы позиционировать нынешние элиты как этнически чужеродные и перенести националистический дискурс в поле национализма второго типа по Хроху. То, что такой национализм применим в России только крайне узком спектре задач, националистами второй волны игнорировалось, что и привело к нынешнему печальному состоянию движения.
Проблема состояла в том, что предпосылки политического кризиса 2011–2012 годов, связанные с завершением складывания и формализацией сложившейся сверхцентрализованной системы управления Российской Федерацией, были истолкованы неверно. Российское общество (а вместе с ним и русские националисты) думало, что может усложнить складывание этой системы, но, к началу третьего срока Путина, элиты — как силовые, так и экономические, — были уже целостным механизмом, который выдержал общественное давление и возмущение. Надежда на то, что внутри элит начнется конфликт и они подхватят созданные инструменты для борьбы внутри себя, не оправдались.
Вместо этого протест был организованно взят под контроль, дискредитирован, активисты — посажены, лидеры — нейтрализованы, а медиа — заблокированы.
Последствия для легитимности и репутации российской власти были купированы возвращением Крыма и начавшимися боевыми действиями в Новороссии.
Русскому обществу просто и доходчиво объяснили, зачем ему нужна централизованная модель управления страной и какие плюсы содержит в себе этот подход. Русское общество в своем большинстве эти новые политические условия приняло.
Попытка разжигать конфликт на смысловом поле «русский — советский» свелась на нет блокировкой медиаресурсов и зачисткой информационного поля. Идеологическое сражение закончилось ничем и все стороны остались при своем мнении, точка зрения русских националистов так и осталась на обочине дискурса и не стала конвенциональной для всего общества.
С точки зрения «строителей РНГ», ситуация выглядела так, словно они победили в аргументационной части спора, «у советских закончились аргументы, поэтому они нас заблокировали».
С точки зрения элиты, ситуация выглядела так, словно они прикрыли логово ещё одних экстремистов.
Все дальнейшие попытки позиционирования власти как этнически чуждой провалились из-за того, что эта риторика стала «сигнальной» — и потеряла всякое смысловое содержание. Поэтому и тот, кто отказывался принимать идеологический компакт националистов полностью, всё равно объявлялся «запутинцем», даже если он таковым не являлся.
Это отсекло даже ту немногочисленную прослойку колебавшихся людей, которые находились в стане нынешней элиты или просто понимали принципы, в соответствии с которыми действует власть.
Из-за этой трансформации риторики были утеряны все шансы на возвращение на путь диалога с действующей властью. И если националисты первой волны смогли на различных уровнях закрепиться в зоне видимости элит, то вторая волна погребла себя под излишним радикализмом и недоговороспособностью даже в кругу единомышленников.
Попытки выработать новую систему аргументации и риторики, а так же решить проблемы с финансированием на данный момент успеха не нашли, хотя и продолжают предприниматься. Национализм второй волны пытался строиться, опираясь на Хроха — но строительство шло с опорой не на основную часть его теории классификации национализма, а лишь на некоторые выводы, изначально непригодные для России.
За подобную «ставку на зеро» движению пришлось дорого заплатить. Из-за проблем со стратегией и недооценки уровня консолидации элит, излишний радикализм не дал национальному движению ощутимых побед, которые поспособствовали бы его развитию.