глаВа XI
Раздвоение Ивана
Бор на противоположном берегу реки, еще час назад ос-
вещенный майским солнцем, помутнел, размазался и раство-
рился.
Вода сплошной пеленой валила за окном. В небе то и дело
вспыхивали нити, небо лопалось, комнату больного заливало
трепетным пугающим светом.
иван тихо плакал, сидя на кровати и глядя на мутную, ки-
пящую в пузырях реку. При каждом ударе грома он жалобно
вскрикивал и закрывал лицо руками. исписанные иваном ли-
стки валялись на полу; их сдуло ветром, влетевшим в комнату
перед началом грозы.
Попытки поэта сочинить заявление насчет страшного кон-
сультанта не привели ни к чему. лишь только он получил от тол-
стой фельдшерицы, которую звали Прасковьей Федоровной,
огрызок карандаша и бумагу, он деловито потер руки и то-
ропливо пристроился к столику. Начало он вывел довольно
бойко:
«В милицию. Члена МассОлита ивана Николаевича
Бездомного. Заявление. Вчера вечером я пришел с покойным
М. а. Берлиозом на Патриаршие пруды…»
и сразу поэт запутался, главным образом из-за слова «по-
койным». с места выходила какая-то безлепица: как это так
– пришел с покойным? Не ходят покойники! Действительно,
чего доброго, за сумасшедшего примут!
Подумав так, иван Николаевич начал исправлять написан-
ное. Вышло следующее: «… с М. а. Берлиозом, впоследствии
покойным…». и это не удовлетворило автора. Пришлось
применить третью редакцию, а та оказалась еще хуже первых
двух: «… Берлиозом, который попал под трамвай…» – а здесь
еще прицепился этот никому не известный композитор-одно-
фамилец, и пришлось вписать: «… не композитором…»
Намучавшись с этими двумя Берлиозами, иван все зачерк-
нул и решил начать сразу с чего-то очень сильного, чтобы не-
132
медленно привлечь внимание читающего, и написал, что кот
садился в трамвай, а потом вернулся к эпизоду с отрезанной
головой. голова и предсказание консультанта привели его
к мысли о Понтии Пилате, и для вящей убедительности иван
решил весь рассказ о прокураторе изложить полностью с того
самого момента, как тот в белом плаще с кровавым подбоем
вышел в колоннаду иродова дворца.
иван работал усердно и перечеркивал написанное, и встав-
лял новые слова, и даже попытался нарисовать Понтия Пилата,
а затем кота на задних лапах. Но и рисунки не помогли, и чем
дальше – тем путанее и непонятнее становилось заявление
поэта.
К тому времени, как появилась издалека пугающая туча
с дымящимися краями и накрыла бор и дунул ветер, иван по-
чувствовал, что обессилел, что с заявлением ему не совладать,
не стал поднимать разлетевшихся листков и тихо и горько
заплакал.
Добродушная фельдшерица Прасковья Федоровна навести-
ла поэта во время грозы, встревожилась, видя, что он плачет,
закрыла штору, чтобы молнии не пугали больного, листки
подняла с полу и с ними побежала за врачом.
тот явился, сделал укол в руку ивана и уверил его, что он
больше плакать не будет, что теперь все пройдет, все изменится
и все забудется.
Врач оказался прав. Вскоре заречный бор стал прежним. Он
вырисовался до последнего дерева под небом, рассчистившим-
ся до прежней полной голубизны, а река успокоилась. тоска
начала покидать ивана тотчас после укола, и теперь поэт лежал
спокойно и глядел на радугу, раскинувшуюся по небу.
так продолжалось до вечера, и он даже не заметил, как ра-
дуга растаяла и как загрустило и полиняло небо, как почер-
нел бор.
Напившись горячего молока, иван опять прилег и сам по-
дивился тому, как изменились его мысли. Как-то смягчился
в памяти проклятый бесовский кот, не пугала более отрезанная
голова, и, покинув мысль о ней, стал размышлять иван о том,
что, по сути дела, в клинике очень неплохо, что стравинский
133
умница и знаменитость и что иметь с ним дело чрезвычайно
приятно. Вечерний воздух к тому же и сладостен и свеж после
грозы.
Дом скорби засыпал. В тихих коридорах потухли матовые
белые лампы, и вместо них согласно распорядку зажглись
слабые голубые ночники, и все реже за дверями слышались
осторожные шажки фельдшериц на резиновых половиках
коридора.
теперь иван лежал в сладкой истоме и поглядывал то на лам-
почку под абажуром, льющую с потолка смягченный свет,
то на луну, выходящую из-за черного бора, и беседовал сам
с собою.
– Почему, собственно, я так взволновался из-за того,
что Берлиоз попал под трамвай? – рассуждал поэт. – В ко-
нечном счете, ну его в болото! Кто я, в самом деле, кум ему
или сват? если как следует провентилировать этот вопрос,
выходит, что я, в сущности, даже и не знал как следует покой-
ника. В самом деле, что мне о нем было известно? Да ничего,
кроме того, что он был лыс и красноречив до ужаса. и далее,
граждане, – продолжал свою речь иван, обращаясь к кому-
то, – разберемся вот в чем: чего это я, объясните, взбесился
на этого загадочного консультанта, мага и профессора с пус-
тым и черным глазом? К чему вся нелепая погоня за ним в под-
штанниках и со свечкой в руках, а затем и дикая Петрушка
в ресторане?
– Но-но-но, – вдруг сурово сказал где-то, не то внутри, не то
над ухом, прежний иван ивану новому, – про то, что голову
Берлиозу-то отрежет, ведь он все-таки знал заранее? Как же
не взволноваться?
– О чем, товарищи, разговор! – возражал новый иван вет-
хому, прежнему ивану, – что здесь дело нечисто, это понятно
даже ребенку. Он личность незаурядная и таинственная на все
сто. Но ведь в этом-то самое интересное и есть! Человек лично
был знаком с Понтием Пилатом, чего же вам еще интереснее
надобно? и вместо того, чтобы поднимать глупейшую бузу
на Патриарших, не умнее ли было бы вежливо расспросить
134
о том, что было далее с Пилатом и этим арестованным га-
Ноцри?
а я черт знает чем занялся! Важное, в самом деле, происше-
ствие – редактора журнала задавило! Да что от этого, журнал,
что ли, закроется? Ну, что ж поделаешь: человек смертен и,
как справедливо сказано было, внезапно смертен. Ну, царство
небесное ему! Ну, будет другой редактор и даже, может быть,
еще красноречивее прежнего.
Подремав немного, иван новый ехидно спросил у старого
ивана:
– так кто же я такой выхожу в этом случае?
– Дурак! – отчетливо сказал где-то бас, не принадлежащий
ни одному из иванов и чрезвычайно похожий на бас консуль-
танта.
иван, почему-то не обидевшись на слово «дурак», но даже
приятно изумившись ему, усмехнулся и в полусне затих. сон
крался к ивану, и уж померещилась ему и пальма на слоновой
ноге, и кот прошел мимо – не страшный, а веселый, и, словом,
вот-вот накроет сон ивана, как вдруг решетка беззвучно по-
ехала в сторону, и на балконе возникла таинственная фигура,
прячущаяся от лунного света, и погрозила ивану пальцем.
иван без всякого испуга приподнялся на кровати и увидел,
что на балконе находится мужчина. и этот мужчина, прижи-
мая палец к губам, прошептал:
– тссс!
135
Do'stlaringiz bilan baham: |