Курсовая работа по дисциплине: Восточные мотивы в русской литературе I половины XIX века в примере творчества А. С. Пушкина

Грубого американца

Почитать меня нельзя. ( 7:273)
И.С.Брагинский склонен считать случайными. По его мнению, в стихотворении ("К Наталье") восточного ничего нет. Оно написано под влиянием европейского романтизма. В исследовании вокруг этого тезиса развернут подробный спор ученых с выдвижением своей точки зрения.
Наша точка зрения заключается в том, что А.С.Пушкин в этом стихотворении пародирует европейский "ориентализм", под "маской' благосклонности которого была скрыта настоящая европейская натура. В процессе поиска путей открытого разговора А.С.Пушкин снимает "маску" с европейских "ориенталистов". Свое несогласие с мнимым "ориентализмом" Европы А.С.Пушкин выражает в эпиграфе, который гласит: Почему мне бояться сказать это? Марго пленила мой вкус. [ 15:273 ]
На основе детального анализа стихотворения "К Наталье" И.С.Брагинский делает вывод о том, что А.С.Пушкин выступает здесь с позиций критического реализма, обнажая пороки дворянского общества. Как поэт-"ориенталист" без "маски" для выражения своих внутренних переживаний А.С.Пушкин смело порывает с замкнутостью и прибегает к излюбленным приемам Хафиза, мастерски используя смысловое многообразие слов и фраз. Он, как и Хафиз, обращается к иносказанию, через изображение безумной любви графа В. В.Толстого к своей крепостной актрисе выражает любовь к земной Наталье, объявляя ее небесной, подняться до которой невозможно. На пути к его неземной любви большие преграды – "море, которое не перешагнуть", "стены возвышенны", через которые "не перелезть", "царит вечный мрак", т.е. она – Наталья – божество, а он – искатель бога, т.е. монах.
Проведенные наблюдения подводят нас к выводу о том, что уже в стихотворении "К Наталье" чувствуется влияние Хафиза, его суфийских приемов. Углубленное прочтение соответствующих стихотворений А.С.Пушкина – в данном случае "Смертный! Век твой сновиденье" и "К Наталье" – позволило убедиться в том, что под фразой поэта "Я – монах" скрывается любитель и поклонник подлинной красоты.
При анализе стихотворения "Я видел Азии бесплодные пределы" отмечена его оптимистическая направленность, каждый орнамент, каждая "виньетка" в котором "вставляются" целенаправленно и несут разделенную смысловую нагрузку.
Дальнейшее исследование лирики А.С.Пушкина показало, что к "виньеточным украшениям" А.С.Пушкин прибегал не только в стихотворениях лицейско-петербургского периодов творчества, как это отмечал И.С.Брагинский, они встречаются и в стихах последующих периодов ("Талисман", 1827, "Господин Дао", 1828, "Из Гафиза", 1829 и т.д.). Это убеждает нас в том, что "виньеточные украшения" есть средство, помогающее самовыражению автора, одна из особенностей в богатейшей палитре художественных средств, используемых поэтом.
В работе проводится анализ "Восточных мотивов в лирике и поэмах А.С.Пушкина" (1820-1824 гг.).
Соответствующий период творчества А.С.Пушкина связан с пребыванием поэта на Кавказе, где его покоряет красота неведомого ему доселе края. Он знакомится с историей Кавказа, с жизнью и обычаями местного населения. Это, так называемый период южной ссылки (май 1820- июль 1824), начало нового романтического этапа в творчестве А.С.Пушкина, имевшего очень важное значение для дальнейшего его развития. Именно в это время проявляются предпосылки последующей "поэзии действительности". Поэт не только отвергает рассудочные "правила" классицизма; регламентирующие и выбор объекта изображения, и жанры, и стиль, но и преодолевает салонно-литературную узость "нового слога" Карамзина, а также во многом связанные с ним условности и штампы элегического стиля Жуковского – Батюшкова. Он открывает более широкий доступ в поэзию национальной народной стихии – "просторечья" ("Телега жизни", 1823). Поэт уверенно выходит на самостоятельный путь, открывая тем самым качественно новый "пушкинский период" (но терминологии Белинского) в раскрытии русской литературы.
Новый настрой А.С.Пушкина проявляется в стихах периода "северной" ссылки в Михайловском (1822 – первая половина 1824 г.г.). Здесь он попадает в мир русской народной жизни, и в его творчестве прочно укрепляется "поэзия действительности", то есть – реализм. Обо всем этом проводится подробный анализ.
Изменения, происшедшие в творчестве А.С.Пушкина, особенно ярко отражаются в его стихах и поэмах, содержащих восточные мотивы. Как утверждает И.С.Брагинский, поэтические впечатления А.С.Пушкина от встречи с "живым Востоком" (Кавказ, Крым, Кишинев) отражены в стихотворениях "Погасло дневное светило..." (1820), "Я видел Азии бесплодные пределы" (1820), "Свободы сеятель пустынный..." (1821), "Десятая заповедь" (1821), "Зачем ты послан был и кто тебя послал...?" (1824), а также в поэмах "Кавказский пленник" (1821-1821), "Бахчисарайский фонтан'" (1821-1823) и "Гавриилиада" (1821). К произведениям этого периода, где "присутствует" живой "Восток", на наш взгляд, следует отнести и поэму "Руслан и Людмила" (1820).
В эти годы А.С.Пушкин в противовес своим современникам К.Н. Батюшкову и В.А.Жуковскому, изображающих в основном традиции, обычаи и нравы русской жизни, выступает как сторонник синтеза разнохарактерных литературно – художественных традиций и на этой основе создает произведение, отвечающее по своему идейному замыслу вкусам русского народа. О стиле своей работы над восточной тематикой А.С.Пушкин писал: "Европеец и в упоении восточной роскошью должен сохранить вкус и взор европейца".(15,107) Вот почему Байрон так прелестен в "Гяуре", в "Абидосской невесте" и прочее.
Многие авторы работ о творчестве А.С.Пушкина, такие, как И.С.Брагинский, Ю.Н.Тынянов, Б.Мейлах, Б.В.Томашевский и др., сходятся в мнении о том, что поэт в совершенстве знал арабскую и персидскую литературу, внимательно изучал библейские сказания.
А.С.Пушкина интересовали не только книги древнего и средневекового Востока, но и поэтика их произведений, древняя мифология и религия мусульман. Уже в первый период своего творчества (Петербургский 1817-1820 г.г.) А.С.Пушкин глубоко вникает в национальную сущность культур других народов и, обогатившись многообразием сказочных фантазий, пытается создать такой поэтический сплав, такое художественное произведение, которое, являясь чисто русским, национальным по духу и содержанию, было бы в то же время носителем общечеловеческих идей, близких и понятных всем людям мира. Это "характернейшая черта художественного гения А.С.Пушкина" [6:17], в чем убеждают нас "Руслан и Людмила", "Кавказский пленник", Бахчисарайский фонтан" и стихотворения "Свободы сеятель пустынный", "Кто, волны, вас остановил...", "Зачем ты послан был и кто тебя послал?-..». Появление поэмы "Руслан и Людмила" в русской литературе начала XIX века вызвало различные отзывы. В.Г.Белинский писал, что "слишком немногим гениальным творениям удавалось производить столько шума, сколько произвела эта детская и нисколько не гениальная поэма" [4:358]. В.К.Кюхельбекер отмечал, что "Руслан и Людмила" – поэма, в которой при всех ее недостатках более творческого воображения, нежели во всей остальной современной русской словесности"[18:67]. Е.А.Майман подчеркивает исконность русского происхождения имен героев поэмы, сказочность ее сюжета ироничность и пародийность основы произведения [3:36]. Д.Благой появление героя произведения – Руслана считает исторически оправданным и называет поэму "Руслан и Людмила" первой несомненной попыткой проникнуть в дух "существо другой национальности". [6:212] Л.Гроссман, подобно Л.Поливанову, указывает на то, что в "Руслане и Людмиле" "Восток имеет своего представителя в лице Черномора" [18:177]. И.С.Брагинский, основываясь на том, что поэма как бы завершала первый этап творческого пути А.С.Пушкина (1813-1820), отмечает, что "ориентализма по существу в поэме нет" [5,312]. Н.Лобикова в своей работе "А.С.Пушкин и Восток" Отмечает, что в ней ясно ощущаются "традиции русского фольклора, народных сказок и сказочных поэм в народном духе ("Добрыня" Н.Львова, "Илья Муромец" Н.М.Карамзина, "Царь-девица" Г.Р.Державина, "Бова" А.Н.Радищева, поэмы Радищева-сына "Алеша Попович" и "Чурилла Пленкович", пародийно-комических поэм западно-европейской и русской литератур: "Неистовый Ролан" Ариосто, "Орлеанская девственница" Вольтера, "Елисей" А.А.Майкова и, наконец, восточная ("Тысяча и одна ночь") (11,17). В нашем исследовании поэма "Руслан и Людмила" проанализирована в сопоставительном плане с поэмой "Бой Рустама с белым дивом" из знаменитой "Шах-наме" Фирдоуси. В процессе сравнения выявлены сходства в сюжетах и поступках героев произведений.
Поэмы "Кавказский пленник", "Бахчисарайский фонтан" и перечисленные выше стихотворения подвергнуты анализу по отдельности. На конкретных примерах отмечено наличие восточных мотивов и их место в каждом из этих произведений.
Анализ вышеуказанных произведений подтверждает правоту И.С.Брагинского в том, что "поэт (А.С.Пушкин) в этот период своего творчества еще полностью не освоил восточные приемы описания событий, для него предпочтительнее была пока орнаментика. А.С.Пушкин в это время только начинает вводить в свое творчество "восточные мотивы" [7:313].
В дипломной работе рассматривается новое восприятие А.С.Пушкиным культуры Востока, его приход к реализму. Здесь выдвинуто нами предположение о новом термине – "восточно-западный синтез" наряду с распространенным "западно-восточный синтез". Здесь подчеркивается, что "южный период" жизни и творчества дал А.С.Пушкину очень много: освободил его от элегического направления и анакреонтического настроения, позволил близко познакомиться с жизнью и бытом народов Кавказа и Молдавии, культурой, литературой, историей, с окружающей их действительностью. Поэт порывает с романтическими настроениями и осваивает реализм, анализируются пути, приведшие его к новому творческому методу-- к утверждению реализма в русской литературе во всех родах и видах искусства.
Материалом для анализа послужили "Подражания Корану" в котором особенно ярко отразились новый подход поэта к изображаемому, его новое мышление и мироощущение. Исследователи подробно рассматривают различные точки зрения в оценке "Подражаний Корану". Автор И.С.Брагинский приходит к заключению, что вернее всех охарактеризовал свои "Подражания Корану" сам поэт: "Коран – это плохая физика, но зато какая смелая поэзия" [7:249]. Совершенно ясно, что в Коране А.С.Пушкина привлекает не его религиозное содержание, а прекрасный слог, ибо для него "слог восточный был образцом". Несмотря на свое "упоение восточной роскошью", автор все же оставался прежде всего русским поэтом, о чем свидетельствует этот цикл.
Исследователь дает подробное описание всех девяти стихотворений "Подражаний Корану". Особое внимание уделяется мастерству А.С.Пушкина, сумевшего тонко передать в "Подражаниях" не только содержание и дух Корана, но и его художественное своеобразие. В результате своих наблюдений автор исследования приходит к заключению, что в "Подражаниях Корану" для А.С.Пушкина главное – это отбор и обобщение нравственных ценностей в поучениях Востока, таких, как щедрость, великодушие, скромность, благонравие, чистоплотность, гостеприимство, честность, правдивость и неприятие признаков, оскорбляющих достоинство человека: скупость, зависть, обман, ложь, клевета, лицемерие, высокомерие...
В этом разделе рассматриваются также три цикла стихов А.С.Пушкина, в которых, по определению И.С.Брагинского, восточные мотивы органически соединились с западными. По И.С.Брагинскому , к первому циклу отнесены стихотворения: "Друзьям", "Нет, я не льстец", "Поэт и толпа", "Поэту" и "Пророк", ко второму - "Вертоград моей сестры...", "Во мне горит огонь желанья", "Песнь песней", "О, дева роза, я в оковах...", "Фонтану Бахчисарайского дворца", "Соловей и роза", "Из Гафиза", "Стамбул, гяуры нынче славят..." и, наконец, в третий цикл вошли стихи о Кавказе: "На холмах Грузии лежит ночная мгла...", "Кавказ", "Обвал", "Монастырь на Казбеке". Классификацию И.С.Брагинский дополняет своими наблюдениями над ними и выводами.
Обращение А.С.Пушкина к сказкам совпадает с началом большой дискуссии среди его современников вокруг проблемы народности в русской литературе. Главные романтики его эпохи А.А.Бестужев-Марлинский, В.К.Кюхельбекер, К.Ф.Рылеев, О.М.Сомов, П.А.Вяземский, Н.А.Попов и другие проблему народности отождествляли с понятием местного колорита, что вскоре нашло теоретическое подтверждение в критических статьях В.Г.Белинского, по мнению которого истинная народность не может быть достигнута искусственными усилиями. Литературные сказки он относит к плодам таких стараний. В своих суждениях о литературной сказке О.М.Сенковский, Е.А.Баратынский, Н.В.Станкевич, B.C.Межевич и другие писатели и критики были близки к мнению В.Г.Белинского. По их мнению, А.С.Пушкин пытается создать эквивалент фольклорной сказки. И лишь Гоголь видел в них залог обновления литературы и построения "здания чисто русской поэзии" [15:70].
Полемизируя с современниками, А.С.Пушкин в своих статьях 1825-1830 гг. предлагал новый подход к решению данной проблемы. Для А.С.Пушкина народность понятие емкое, объемное, многозначное. Важнейшей составной частью этого понятия, по А.С.Пушкину, является национальная самостоятельность "отражения в литературе духа нации’’. Местный колорит для А.С.Пушкина также имеет немаловажное значение, хотя он выступает в качестве внешних примет самобытности. А.С.Пушкин не склонен совершенствовать внешние приметы, для него не совпадают такие понятия как "народность" и "простонародность". Тем не менее, он не отрицает, что грубые простонародные сцены и характер в какой-то степени отражают в литературе "дух народный". Под "народностью" А.С.Пушкин подразумевает не столько национальный характер творчества того или иного автора, сколько его всеобщее значение.
Критическое изучение исследований, посвященных сказкам в творчестве поэта да и самих сказок привело нас к некоторым новым выводам об их истоках, в особенности, о наличии восточного элемента, мотивов и сюжетов в них.
Подробно прослеживая рост интереса А.С.Пушкина к восточным сказкам, в первую очередь, к арабским, прослеживая историю их проникновения в Россию и знакомства А.С.Пушкина с ними, мы пришли к выводу о том, что первой арабской сказкой, которую А.С.Пушкин узнал в раннем детстве, оказалась сказка "Царевич и три девушки". Впоследствии она легла в основу пушкинской сказки "О царе Салтане...'". Методом сопоставительного анализа в дипломной работе устанавливается идентичность завязки и развития действия до момента рождения ребенка. И в том, и другом сюжете отмечается восточное происхождение имени "Салтан" ("Султан"); факт быстрого физического роста Гвидона (не по дням, а по часам), что сближает его с богатырем Рустамом из "Шахнаме" Фирдоуси и вообще с аналогичными героями из устного народного творчества; изображение фантастического города благополучия и достатка, где нет ни бедных, ни богатых, где у всех горожан радостные лица – сближает творение А.С.Пушкина с гениальной "Пятерицей" Низами Гянджеви, в частности с поэмой "Искандар-наме". Много сходных моментов в развитии сюжетов сказок, аналогичны в них финалы. И там и тут царица рожает сына, сестры признаются в своих злодеяниях, царь на радостях не наказывает, а прощает их. Отмечено также, что "бочка", в которую заколачивают Гвидона с матерью, напоминает "сундук" из распространенной среди народов Средней Азии сказки "Тахир и Зухра".
По нашему мнению, следует остановить внимание на образе волшебной птицы "Лебедь". Этот образ в рассмотренных выше работах не встречается. В пушкинской сказке "Лебедь", однажды спасенная князем Гвидоном, в знак благодарности каждый раз в трудную минуту приходит ему на помощь, а в конце сказки становится его женой. Этот образ птицы во многом напоминает золотую птицу из таджикской сказки "О трех девицах". Как свидетельствуют источники, "Лебедь" считалась тотемом для многих тюркоязычных народов Сибири. И, наконец, "Лебедь" является постоянной участницей всех русских былин. Лебедь – дочь Черниговского князя упоминается в русской былине об Иване Годиновиче; сестра легендарных основателей Киева, братьев Кия, Щека и Хорива звалась также Лебедь.
Приведенные примеры показывают, что Лебедь у А.С.Пушкина не случайный образ. В своей сказке поэт использовал сюжеты и образы устного творчества народов Востока и Запада и построил истинно национальную русскую сказку. "Вольное обращение" к фольклорным сюжетам дает основание предполагать, что А.С.Пушкин нередко использовал не один фольклорный источник, а несколько, причем разных народов. Мы предполагаем, что образ "Лебеди" близок к образу "Золотой птицы" из преданий среднеазиатских народов. Так как А.С.Пушкин свободно обращался с фольклорными сюжетами разных народов, невозможно категорично заявлять об их источниках. Но сходство "Лебеди" и "Золотой птицы" трудно отрицать. Оно принадлежит, по классификации В.М.Жирмунского, к историко-генетическим видам сходств, генетически родственным явлениям,
В таком же плане могут быть рассмотрены сказки А.С.Пушкина "О рыбаке и рыбке" и " Золотом петушке".
Наряду с выявлением восточных мотивов, идентичности сюжетов, образов и совпадений в развитии событий внимание диссертанта обращено и на национальные особенности, отразившиеся в сказках, благодаря которым они носят исконно русский характер. В этой связи отдается должное художественному мастерству А.С.Пушкина, благодаря чему его сказки получили более глубокое звучание. В них автор осуждает такие пороки людей, как стремление к наживе, коварство, безмерное честолюбие и другие, что заложено в основу восточных первоисточников.
Переводы играют важную роль в каждой национальной культуре. Многие литературы ведут начало от переводных памятников словесности. Переводы расширяют горизонты национальных литератур, обогащают их новым содержанием, новыми темами, новыми формами, приемами. Некоторые переводные памятники входят в их плоть и кровь, становятся их родным достоянием. Знакомство с творчеством других народов оплодотворяет национальную литературу.
В своих переводах, подражаниях и вольных переложениях А.С. Пушкина заботился прежде всего о воспроизведении национально – исторического своеобразия подлинника, не стремясь к его буквальной передаче. Он считал: « Подстрочный перевод никогда не может быть верен. Каждый язык имеет свои обороты, свои уловления риторические фигуры, свои усвоения выражения, которые не могут быть переведены на другой язык соответствующими словами»[1-5:123].
Незавершенная статья Пушкина «О Мильтоне и Шатобриановом» переводе «Потерянного рая» (1836), опубликованная посмертно, сыграла важную роль в развитии теории художественного перевода в России.