Курсовая работа doc docx

3. Эволюция жанра очерка в творчестве Н.С. Лескова

Н.С. Лесков хорошо знал жизнь и столицы, и провинции России. Прослужив несколько лет писцом в суде, он ясно понял бюрократическую сторону судебной системы России и уязвимость простого человека перед современным законом.

Такую историю он описывает в рассказе "Старый гений", например.
Старушка с больной дочерью и маленькой внучкой заложила свой дом, чтобы помочь деньгами молодому человеку. Тот был светским франтом, "принадлежал к одной из лучших фамилий, имел перед собой блестящую карьеру и получал хорошие доходы с имений и хорошее жалованье по службе". Ему легко было отдать долг - "лишь бы только доехать до Петербурга". Старушка была знакома с его матерью и поверила, что молодой человек сразу же отдаст долг, но он и думать о ней забыл в Петербурге. На ее письма он не отвечал, а срок закладной приходил к концу, и "страшная перспектива холода и голода" открылась перед семьей бедной женщины. [10]
На этом примере показывается огромная пропасть между уровнем жизни высшего света и простых людей. Для старушки домик - все ее последнее достояние, для светского франта - это такой пустяк, что он об этом и думать не желает. Но не только это показывает автор в своем рассказе.
Где искать защиты обманутому человеку? В суде? Старушка приезжает "хлопотать" в Петербург о взыскании с должника занятой суммы, и происходит удивительное: по закону она права, но все инстанции отказываются ей помочь. Никто не хочет связываться с человеком, который никому не платит, да еще может сделать неприятность. Старушка наивно хочет, чтобы всем было хорошо, чтобы все законы исполнялись. Но оказывается, для высших закон не писан, платить они не привыкли, и "у кого "много", тем никогда много не бывает, а им всегда недостаточно". Никто даже не решается вручить ему бумагу под расписку, боясь преследования со стороны этого должника. Он живет дома - но по закону это дом его жены, ходит каждый день по улицам - но его нельзя задержать. Когда старушка со слезами пыталась его остановить, то ее же и привлекли к ответственности за нарушение порядка. Правда восторжествовала благодаря выдумке мелкого чиновника, сумевшего найти за небольшие деньги добровольца учинить дебош и заставить должника объявить полиции свое имя. Чтобы уехать без препятствий за границу, тот сразу расплатился.
Это частный случай, но в нем, как в капле воды, отразились и бюрократизм судебных инстанций, и необязательность закона для высших чинов, и бессилие перед этой системой простого человека.
Образ главного героя имеет огромное значение в очерке как жанре. Он должен быть органически насыщенным и в полной мере отображать состояние эпохи, обобщать жизнь общества. Лесков начал писать в 60-е годы, когда перед писателями-реалистами, в связи с ростом национального самосознания в стране и широким размахом освободительного движения, остро встал вопрос о положительном типе.
Один из виднейших представителей критического реализма, современник Лескова, Салтыков-Щедрин в статье "Напрасные опасения" (1868) писал, что условия существования новой русской литературы - уяснение положительных типов русских людей и что "весь вопрос в том, где искать этих деятельных и положительных типов". [11]
Как и все крупные писатели того времени, Лесков ставил и решал в своем творчестве вопрос о положительном типе. Но искал он положительных героев в стороне от "столбовой дороги" русской общественной жизни и литературы. Придавая огромное значение нравственному началу в человеке, он дал разнообразную по характерам галерею положительных персонажей из различных слоев русского общества, наделяя их чертами большой нравственной стойкости, честности, самоотверженности и вместе с тем чертами смирения, пассивности, религиозности.
В условиях развития капиталистических отношений в России второй половины XIX века, господства буржуазно-эгоистической морали, писатель в облике "праведников" воплощал людей эпохи, или, говоря словами Ленина, "наивный демократизм, умевший чувствовать буржуазность, но не умевший понять ее", и религиозно окрашенный гуманизм, лишенный чувства классовой ненависти.
В идеале женщины, например, представленном в творчестве Лескова, отражаются национальные черты, национальный тип характера. Лесков не раз обращал внимание на то, что простая русская женщина не скажет о милом ее сердцу: я его люблю, но скажет: я его жалею. Здесь разгадка одной из сторон национального характера: в основе любви русской женщины, воплощающей характер, лежат сочувствие, соболезнование, сожаление, а не страсть-болезнь. Этому соответствует идеал русской женщины, высказанный устами героя рассказа "Запечатленный ангел".
В "Тупейном художнике" рассказывается о трагической любви крепостного парикмахера-"тупейщика" Аркадия - "чувствительного; и смелого молодого человека" и крепостной актрисы Любови Онисимовны, которую владелец крепостного театра граф Каменский захотел сделать своей наложницей. Молодые люди в отчаянии бегут, их ловят и после жестокого наказания актрису по приказанию графа ссылают на скотный двор, а парикмахера отдают в солдаты.
Крепостной театр графа Каменского в Орле существовал с 1815 по 1835 год, его постановки отличались роскошью, при театре существовала школа, в которой опытные преподаватели обучали крепостных актрис и актеров, Каменский приглашал для участия в спектаклях вольных актеров, у него играл великий русский актер М.С. Щепкин. Вместе с тем это был настоящий крепостной театр, со всеми его ужасами: с бесправными рабами-актерами, которых владелец, самодур и тиран, не считал за людей и унижал на каждом шагу.
Еще до рассказа Лескова порядки, царившие в крепостном театре графа Каменского, и историю о том, как была погублена графом талантливая крепостная актриса, описал А.И. Герцен в повести "Сорока воровка". Герцен в своем повествовании строго следовал действительным фактам, изменив только имена действующих лиц. Его повесть была написана во времена крепостного права и обличала его, она была злободневным политическим документом.
Перед Лесковым, когда он писал "Тупейного художника", стояла другая задача. Уже двенадцать лет как отменено крепостное право, давно умерли все участники разыгравшейся в крепостном театре графа Каменского трагедии, но, тем не менее, эпоха крепостного права все еще довлела над Россией, остатки крепостничества еще сохранились в социальных отношениях, в государственных учреждениях, а главное - они цепко держались в сознании и психологии как бывших крепостных, так и бывших владельцев крепостных душ. [12]
"Тупейный художник" написан в форме рассказа бывшей крепостной актрисы Любови Онисимовны. Рассказ не от автора, а от лица какого-нибудь литературного героя - любимый художественный прием Лескова, которым он владел в совершенстве.
В "Тупейном художнике" Лесков следует художественным законам народного рассказа, который, сохраняя главную историческую суть явления, свободно обращается со всем остальным: нарушает хронологию, переиначивает детали, подчиняя их главному замыслу. Так создается художественный образ, который, не являясь точным изображением одного какого-либо факта или явления действительности, выражает собой сущность всего ряда аналогичных фактов и явлений, то есть выражает эпоху. Лесков описывает не просто один из эпизодов прошлого, не просто судьбу определенных людей - он изображает эпоху, эпоху крепостного права. Его рассказ закономерно приобретает черты очерка.
Так, скажем, в "Железной воле" (1876) резкому сатирическому осмеянию подвергаются реакционные черты пруссачества: его колонизаторские тенденции, его убогая "мораль господ", его шовинистическое ничтожество. Но даже и здесь, в произведении, быть может, наиболее резко демонстрирующем сатирические возможности дарования Лескова, в центре повествования - то, чем оборачивается пруссачество для самого его носителя как личности. Чем больше жизнь бьет по тупым, деревянным принципам Пекторалиса, тем более упрямо и ожесточенно он отстаивает эти принципы. В конце концов обнаруживается полная душенная пустота героя: он не человек, а марионетка на привязи бессмысленных принципов.
Если не особенно вдумываться в смысл сатирического задания Лескова в "Мелочах архиерейской жизни" (1878), то эти очерковые зарисовки на первый взгляд могут показаться совсем безобидными. Может даже показаться странным то обстоятельство, что книга эта так взволновала высшую духовную иерархию и по распоряжению духовной цензуры была задержана выпуском и сожжена. Между тем, задание Лескова здесь крайне ядовитое и действительно по-лесковски сатирическое. С самым невинным видом автор повествует о том, как архиереи заболевают несварением желудка, как они угощают отборными винами видных чиновников, при этом чуть ли не пускаясь в пляс, как они занимаются моционом для борьбы с ожирением, как они благодетельствуют только потому, что проситель сумел найти уязвимое место в их симпатиях и антипатиях, как они мелко и смешно враждуют и соревнуются со светскими властями и т.д. Подбор мелких, на первый взгляд, бытовых деталей, искусно воссоздающий бытовое существование духовных чиновников, подчинен единому заданию. Лесков как бы последовательно разоблачает тот маскарад внешних форм, которым церковь искусственно отделяет себя от обычной обывательской русской жизни. Обнаруживаются вполне обычные мещане, которые решительно ничем не отличаются от пасомых имя духовных детей. Бесцветность, пустота, банальность обычного мещанского быта, отсутствие сколько-нибудь яркой личной жизни - вот тема, пронизывающая невинные на первый взгляд бытовые зарисовки. Вполне наглядно обнажена причина маскарада - особых форм одежды, языка и т.д. Нужен этот маскарад потому, что по существу обычный архиерей решительно ничем не отличается от обычного мещанина или обычного чиновника. В нем нет и проблеска того основного, что официально представляет архиерей, - духовной жизни. Духовное начало уподоблено здесь рясе - под рясой скрыт заурядный чиновник с несварением желудка или геморроем. Если же среди лесковских архиереев попадаются люди с человечески чистой душой и горячим сердцем, то это относится исключительно к их личным качествам и никак не связано с их служебно-профессиональными функциями и официальным общественным положением. В целом Н. Лесков, рисуя заурядные образы архиереев, производит разоблачение бытового ритуала церковности, во многом близкое к тому "срыванию масок", которое так ярко и остро осуществлял позднее Лев Толстой.
Cравним героев трех произведений Николая Лескова: Левшу, Ивана Северьяновича Флягина и Катерину Измайлову. Все эти три персонажа - сильные личности, и каждый по-своему талантлив. Но вся энергия Катерины Измайловой направлена на устройство личного счастья любыми путями. В достижении своих целей она идет на преступление. И поэтому такой тип характеров отвергается Лесковым. Сочувствует он ей лишь тогда, когда она оказывается жестоко преданной своим возлюбленным.
Левша - талантливый человек из народа, заботящийся о своей родине больше, чем царь и придворные. Но его губит порок, так хорошо знакомый русским людям, - пьянство и нежелание государства помогать своим подданным. Без этой помощи он мог бы обойтись, если бы был сильным человеком. Но сильным человеком не может быть пьющий человек. Поэтому для Лескова и это не тот герой, которому нужно отдать предпочтение, но, однако, верно отображающий людей эпохи.
Исследования трёх последних десятилетий существенно изменили устойчивые представления не только о природе лесковского очерка, но и о специфике социального критицизма писателя. Трансформация Лесковым устоявшихся жанровых моделей проявляется уже на уровне авторских подзаголовков, часто имеющих именно жанроуточняющий характер. Один из ранних "очерков" "Воительница" уже не укладывается в "прокрустово" ложе социальных "физиологий"; эксплуатируя укоренившиеся в читательском сознании жанровые стереотипы, Лесков исподволь начинает реконструировать их. Как бы оставляя в неприкосновенности фактографическую основу сюжета, автор на самом деле "выделывает" художество под "факт", меняя все привычные причинно-следственные связи в фабульном содержании и иерархическое положение повествователя по отношению к "низовому" герою.
Умаление роли повествователя в сюжете, отказ от "последнего" слова и монопольного владения истиной в пользу той правды, которой обладает, как выясняется в лесковском тексте, "нелепая мценская баба", например, оборачивается расширением метапространства текста "Воительницы". "Зона авторского избытка" (термин М. Бахтина) возникает в связи с той знаковостью, которую обретают в повествовании "игра слов", язык пространственно-временных характеристик (выяснение отношений между столицей - Петербургом и провинцией - Мценском), который становится элементом системы косвенного воплощения авторской оценочности.
Жанровая основа традиционного "физиологического очерка" послужила Лескову лишь "каркасом" для художественного построения особого типа. Здесь уже нет необходимой "биографической" истории героини с обязательным фактографическим описанием окружающей среды. Всё это заменяет ряд анекдотических случаев, имеющих не только прямое, но и косвенное отношение к жизни персонажа. Движущей силой повествования становится здесь принципиально иное, чем в "натуральной школе", отношение к "чужому" слову, когда не прямая оценочная мысль повествующего, а живые, импровизационные повороты спора между повествователем и "воительницей" в совокупности проявляют глубину авторской художественной концепции.
Именно поэтому объективные факты в рассказе "Александрит" не растворяются в наивной "мистической" интерпретации героя, не становятся материалом для аллегорий у повествователя - в неожиданном освещении они обнаруживают свои возможные подспудные свойства. Оппозиция "истина" - "заблуждение" здесь представлена как гипотетическое допущение природного и жизненного дуализма.
Проблемно-эстетический анализ одного из поздних произведений Н.С. Лескова "Александрит" показал "расширение" жанровой природы лесковского рассказа за счёт синтеза жанрообразующих признаков рассказа, новеллы, очерка и ограничение сказовых приёмов. Виртуозная комбинаторика всех элементов "малой формы", использование их образного языка, демонстрируемая на материале одного из "рассказов кстати", свидетельствует о неисчерпаемых возможностях Лескова - художника, об универсальности и гибкости поэтики этого писателя и взаимосвязи всех жанров в его творчестве.
Можно констатировать, что жанрология "малых форм" в творчестве "волшебника слова" тяготеет к структурам очерка (установка на "слово-факт" и невыдуманное происшествие), новелле (с непредсказуемостью её сюжета, пуантом, "фрагментарной" организацией повествования, случайным характером событийного стечения обстоятельств), анекдоту (с парадоксальным совмещением несовместимого), рассказу (с рассказчиком из чуждой повествователю среды) - т.е. к видовым формам, присутствие которых можно наблюдать и в лесковских повестях (таких, как "Очарованный странник", "Смех и горе", "Заячий ремиз" и др.). Близко соприкасаясь с лесковской повестью, "малые жанры", однако, имеют свою специфику. Она - в сгущении сюжета, в тематической локализации, в "умалении" персоналий, в стремительности сюжетного движения. В то же время в "малых" жанровых формах Лесков рассматривает "мелочи жизни" как бы сквозь увеличительное стекло, укрупняя их значимость, придавая им глубокий сущностный смысл.
Размышления о специфике объекта исследования приводит, таким образом, к выводам, свидетельствующим о целостности и единстве пути Лескова-художника, о чрезвычайной свободе и гибкости его повествовательной манеры, о своеобразном синкретизме стилистики, где в "снятом" виде наличествуют все традиционные видовые признаки, но их комбинаторика в каждом отдельном тексте непредсказуема и неповторима.
Малые" жанровые формы в творчестве писателя были своеобразным "полигоном" для апробации художественных идей Лескова, стремящегося в каждом проявлении бытового, будничного, мелкого увидеть отсвет бытийного, складывающего из мозаики разнородных "случаев" картинку народной жизни
Исследуемые художественные тексты выявляют основные тенденции творческих целей писателя, находящих своё эстетическое воплощение в разных элементах художественного целого, отмеченных общностью индивидуального почерка этого художника, позволяя более объёмно представить этапность художественных исканий Лескова и определить их значимость в истории русской прозы второй половины XIX века.
жанр очерк персонаж лесков